— Один молодой... — хором начали мы с Маженой, а потом каждая продолжила по-своему, и дебил столкнулся с кретином.
Я уступила право голоса Мажене.
— Ты бы видела, как он жрет! Недотепа, но только не насчет жратвы. Я конечно все понимаю, человек он молодой, лет двадцати, организм растущий, но он любой откормочной свиноферме сто очков вперед даст. Здесь у него сестра и зять, зять — датчанин, сестра тоже не дура, гонит его паршивой метлой, чтобы нашел работу. Только он и работа — понятия несовместимые. К Алиции пристал, чтобы нашла ему занятие, где денег побольше и можно не напрягаться. Просто тошно делается!
— Неужели составит конкуренцию нашему знатоку вин?
Смотрите-ка, что с Эльжбетой сделалось! Раньше бы поленилась комментировать профессиональные экзерсисы пана Вацлава в качестве сомелье, а теперь? Наверное, это Олаф на нее хорошо влияет.
Мажена, несмотря ни на что, сохранила здравую хозяйственную сметку.
— Кстати о Мариане, тьфу на него. Раз уж мы здесь, не купить ли чего из еды?
Чтобы вернуть себе душевное равновесие, мы подробно обсудили проблему продуктов и пришли к выводу, что Алиции придется открыть морозилку в ателье. А если окажется, что там одна-единственная баранья нога, о которой мне не раз случалось слышать, но видеть не доводилось и которая энтузиазма у меня не вызывала, что поделаешь, придется еще раз смотаться в магазин. Теперь же, без составленного лично хозяйкой списка, я рискнула купить только картошку и фрикадельки. А пан Буцкий будет лопать деликатесы только через мой труп!
Домой мы вернулись в крайне расстроенном состоянии, перед глазами у меня маячил мой собственный труп.
— Явились не запылились! — приветствовала нас Алиция. — За смертью вас посылать.
По исключительной радушности встречи стало ясно, что хозяйка нами недовольна, но не так чтобы очень, и надобности маскировать свои чувства саблезубой улыбкой у нее пока не возникло. Причина же недовольства тоже легко угадывалась: мы бросили ее с Олафом и парой из Вероны, что исключало нормальный образ жизни. А она собиралась исследовать морозилку в ателье и никак не могла решить, что делать с этими козлом, капустой и волком? Здорово у меня здесь получилось, даже нетрудно догадаться, кто есть кто! Что ей оставалось делать? Призвать на помощь Олафа, а эту парочку оставить наедине? Взять с собой пана Вацлава, а Юлию бросить Олафу на растерзание? Так ведь пан Вацлав тут же примется восхищаться всем увиденным в ателье, а посмотреть там было на что...
С нашим возвращением проблема решилась сама собой. Алиция забрала с собой самую тупую в языковом отношении личность, то есть меня, и я впервые в жизни порадовалась, что не владею иностранными языками, о чем раньше всегда жалела. Восторгов с моей стороны хозяйка могла не опасаться, так как расставленную на большом столе керамику я частично уже видела, а свое мнение на предмет эстетических достоинств этих изделий держала при себе. Меня другое занимало.
Мы приступили к разбору завалов в морозилке.
— Ты мне вот что скажи, — напустилась я на подругу, принимая от нее таинственные, насмерть замороженные кусищи неизвестно чего в разных упаковках, — что ты делала, когда вы искали под юккой метки от ручек? Визжала и подпрыгивала?
— Сдурела? Зубами скрипела.
— Громко?
— У тебя, похоже, совсем с головой плохо. Я свои зубы берегу, они у меня почти все свои, кроме одного, но и к нему я очень привязана.
— И не слушала, что он говорил?
— Кто?
— Да этот Ромео, он же водолей, говорун, панголин, пустобрех...
— Губошлеп и дармоед... — подхватила Алиция. — Ты гляди! — язвительно продолжала она. — А я и не заметила, что побывала в такой большой компании! Положи это куда-нибудь, а то еще упустишь.
— А что ты ищешь-то?
— У меня где-то был замечательный кусок свинины, хочу запечь. А вы что купили?
— Фрикадельки.
— Замороженные?
— Нет, готовые, только разогреть. А еще хлеб, картошку и самый плохой сыр.
— Отлично. Фрокост [4] у нас есть...
— Да, и рыбу. Мы можем ее слопать на пару с Олафом.
— Вот и замечательно. А что они говорили?
— Кто?
— Ну, та компания...
— Я так и думала, что ты все мимо ушей пропустила. Ладно, проехали.
— А ты ему и поверила.
— Еще чего! Чтоб ты визжала и скакала? Вот настоящую истерику я у тебя видела, правда, всего только раз...
— Да ты что? — искренне изумилась подруга. — Когда?
— Когда ты думала, что Торстен сгорел вместе с твоей машиной.
— Точно, было такое. И как тебе зрелище?
— Впечатлило. Интересно, как ты эту свинину узнаешь?
— По упаковке. Она с розовой ленточкой. О, нашла!
Алиция с трудом разогнулась, потерла свою поясницу, затем снова нырнула в морозилку и извлекла очередную керамическую окаменелость с пришпандоренными остатками розового бантика.
Давно пора. В руках у меня накопилось полтонны ледышек, а задом я удерживала от падения еще столько же глубоко замороженных продуктов, сваленных как попало на стеллаж, и жалела, что отказалась от помощи пана Вацлава. В этом случае именно он рисковал бы отморозить филейные части тела, а не я. Подруга понемногу начала освобождать меня от тяжелой ноши.
— Эльжбета рассказала жуткие вещи, — сообщила я ей шепотом. — И велела тебе все повторить.
— А чего ты шепчешь? — удивилась Алиция.
— Чтобы не подслушали. Я не знаю, кто у тебя там наверху.
Алиция машинально попятилась на три шага и заглянула на лестницу.
— Не морочь мне голову. Оттуда ничего не слышно, а в салоне, я почти уверена, наш болтун распинается. Но там две разумные девушки, наверняка сообразят, что ты воспользуешься случаем?
— Ладно, только давай прячь свои стратегические запасы, а то у меня весь зад обледенел А кричать я все равно не буду, ты и шепот разберешь, у тебя слух, как у летучей мыши.
— Не у летучей мыши, а у змеи. Змея ни фига не видит, зато слышит и ощущает. Движение, к примеру.
— Температуру и тепло. Правильно?