— А если нам пропустить по одному дринку?
— Вот-вот любовники из Вероны вернутся!
— Надо же выпить за встречу со Стефаном! — поддержала Алицию Мажена.
— Вот именно! И Мажена пострадает.
Это меня окончательно убедило.
— Ладно, тяпнем по одной за прошедший выходной. Мажена, где рюмки? Давай те, что побольше! Что открываем?
— «Выборовую» конечно. Стефан, займись...
В жутком темпе, но дружно и весело мы совершили неблаговидный поступок. Виски я спрятала в заветный шкафчик Алиции, а початую бутылку «Выборовой» Мажена умудрилась втиснуть в холодильник. У нас получилось весьма оригинальное кавеоти, но всем понравилось. Алиция указала на меня вилкой:
— Это она невесту тебе выдумала, чтобы избавиться от балласта..
— Это по ассоциации с Магдой. — Я изобразила легкое раскаяние. — Люблю приврать на реальной основе.
— Не знаю такую, — огорчился Стефан. — А должен знать? Кто это?
— Племянница Марии Рохач! — выпалила Мажена с триумфом — И подруга Эльжбеты! Еще со школы!
— А-а-а! — с облегчением прохрипел Стефан. — Теперь я въехал, все ясно. После того как здесь назвали фамилию некоего Адама Холодчика, я сразу догадался! А то, что тут сидело, это, случайно, не тот самый балласт и источник вдохновения насчет невесты?
— Как? — изумилась я, осуждающе глядя на Алицию. — Она что, никогда не рассказывала тебе о Мариане?
— Сама говоришь, что каждый свои ошибки скрывает, — упрекнула меня подруга. — Представь себе, не говорила. Не имела такой возможности. Три года тому назад я о Мариане слыхом не слыхивала. Он здесь в прошлом году объявился.
— Уже два года слоняется, — поправила ее Мажена. — Вопьется, как клещ, и никакой силой не оторвешь, а сожрать может весь Биркерёд, весь Копенгаген и всю Европу...
— Дай ему на добавку и остальные части света, не стесняйся. Просто у него хороший обмен веществ. У молодых это бывает, можно только позавидовать...
— Не преувеличивайте, — осудила нас Алиция с не свойственной ей мягкостью. — Он хотя бы старается...
— Еще как старается! Все со стола метет подчистую!
— Ну-ну, ты его заслуг не умаляй, а чудо с букашками разве не на его совести?
Кто знает, не напала ли на Мариана икота в результате столь интенсивного спора о его достоинствах и недостатках, если бы не вернулись Эльжбета с Олафом. Интенсивный обмен веществ у молодежи и особые заслуги Мариана тут же были забыты.
Олафу плеснули экзотического кавеоти, после чего принялись обсуждать вещи серьезные и всех нас волнующие. Стефан, как оказалось, был в теме, никаких разъяснений не требовал и сглаживать острые углы не собирался:
— Не знаю, в какой последовательности до вас доходила информация, но, поскольку времени, как я уловил, совсем мало, скажу по пунктам. Может, даже и до конца успею. Адам Холодчик — это журналист-фольклорист, пишет про всякие народные ансамбли, наши и иностранные, все подряд, пишет неплохо, но без особого блеска, зато дело свое знает. Сейчас мода на фольклор и народное искусство, он этим уже сто лет занимается. Мужик он безвредный, вот его по соцстранам и посылают, много ему не надо, претензий никаких, без сопровождающих тоже обходится, разве что кто-нибудь из руководства навяжет. Буцкий на ушах стоит, чтобы Холодчика спихнуть и самому занять его место, пока, правда, без успеха. А этот недотепа Адам ни о чем даже не догадывается.
— Но консул-то панголина пригласил?
— Консул пан... Что?
— Панголина. Буцкого. Не бери в голову, позже объясним, сейчас время дорого. Пригласил?
— Как меня Христофор Колумб.
— А наша собака глистов пригласила пожить у нее, — рыкнула я. — А многие солитера приглашают.
Стефану сравнение понравилось:
— Метафора далеко идущая, но верная. Опять же, насколько мне известно, здесь сидят люди с каким-никаким образованием.
И все-таки Эльжбета здорово изменилась за прошедшие пять лет. Раньше бы она промолчала, дожидаясь, что кто-нибудь ее выручит, теперь же выступила сама.
— Мария Рохач, — произнесла она тоном вроде бы спокойным, но приснись такое ночью, сработало бы не хуже кошмара.
Стефан производил впечатление человека сдержанного, но и он чем-то скрипнул — похоже зубами.
— Редкое свинство, но от того не менее противное. Вацлав тут же на нее нацелился. Дама уже немолода, на что и был расчет. Собирался присосаться к ней, что твой жиголо, в переносном смысле, хотя, кто знает, пожелай она...
Эльжбета опять заговорила почти ласково, но слова ее резко контрастировали с тоном:
— Будь добр, постарайся не оказаться в ближайшем будущем моим пациентом...
Олаф хмыкнул, видно, Эльжбетины интонации он освоил гораздо успешнее ее кошмарного славянского наречия.
— Немедленно беру свои слова обратно. Я конечно его натуру имел в виду.
— Вот и нечего болтать чепуху.
— Начал он с посредничества, импресарио ему захотелось стать. Придумал ей поездку в Швецию, а вышло ой как некрасиво! Мария разнервничалась, будто ее милостыню вынудили просить. А, теперь понял, кто такая Магда. Это ее племянница, я о ней слышал, просто сразу не связал. Да уж, факт, Магда Буцкого так любит, что готова голыми руками задушить, и моральная поддержка у нее большая, все ее поколение Марию Рохач читает. Слушайте, у меня совсем в горле пересохло, можно подумать, я здесь на пресс-конференции...
Нас опять охватили противоречивые чувства: налить ему еще или пусть лучше говорит, пока есть возможность. А если налить, то что лучше в этой ситуации, вода или пиво? От водки он скорее охрипнет...
— Водка! — распорядился Олаф, разобрав знакомое ему слово. — Вода! Лёда!
— Правильно, — похвалила его Алиция. — Водки с водой и со льдом. И с лимоном.
Принимая во внимание, что за дело взялись четыре взрослые женщины, Стефан был обслужен в полминуты. А опять же, принимая во внимание, что в дело пошла чистая «Выборова», а супруги Буцкие могли явиться в любой момент, вся компания перебралась на террасу.
Стефан старался вовсю:
— Я думал излагать по пунктам, но не выходит. Он — литературный и театральный критик. В своей области разбирается, этого у него не отнять, но лезет, как сумасшедший, на всякие, прости господи, важные должности. Председатель, директор, главный редактор, без разницы, лишь бы звучало солидно, опять же почет...
— Для кого? — не удержалась я.
— Для жлобов... И материальная выгода, всякое там распределение благ, на чем социализм и держится...
— А машина-то у него подержанная?