Сказать, что мы обалдели, это значит ничего не сказать. Юлия, конечно, женщина была мало приятная, молчаливая, необщительная и к тому же насквозь фальшивая. Эти ее болячки, безумная любовь — все оказалось сплошным враньем, но чтоб сразу вот так с ходу мочить и в воду? Обычно бывает наоборот.
Видно было, что у Магды накипело. Она уже больше суток скрывала правду, известную только Мажене, которая с энтузиазмом ее поддержала:
— Говори! — нетерпеливо крикнула она. — Пусть все знают! Всю правду, без уверток!
У Алиции эти выкрики вызвали вдруг живейший интерес
— Всю правду, без уверток? Это надо отметить, — она махнула в сторону своего заветного шкафчика. — Мажена, доставай все, что там есть, пить не обязательно, но хоть стол украсить! Хочу всю правду услышать!
Господин Мульдгорд и Олаф, удивительно в этот момент похожие друг на друга, с огромным интересом наблюдали за представлением.
Мажена бурей носилась между кухней и салоном. На столе оказались даже сладкая вишневка и какой-то запыленный коньяк и ко всему этому соответствующая посуда. Не иначе как вид этих раритетов произвел на меня такое сильное впечатление, что я сломалась и, не дав Магде закончить, полезла поперед паровоза со своей сенсацией:
— Ну, так я тоже всю правду скажу! Эльжбета... Ты была права!
Пожалуй, у меня вышло громче, чем я планировала, так как все замолчали и с некоторым беспокойством уставились на меня.
—Ты говорила, что она симулирует?
— Подтверждаю, — согласилась Эльжбета.
— Я своими глазами видела! Мне бы такую форму в ее возрасте иметь, сейчас уже все равно поздно! Она больная и так скорбит о своем панголине, как епископ Кентерберийский, королева Изабелла Испанская и Чарли Чаплин!
— Одного епископа вполне достаточно, — одернула меня Алиция.
Господин Мульдгорд оправился от потрясения и отважно вступил на поле боя, начав с конца:
— Пани Иоанна, вы сотворить открытие? Во что оно заключено? И способ каков?
— Случайно открыла. Правда, Мариан немного помог, — призналась я столь же честно, сколь и неохотно, а затем описала все, чему стала свидетелем в разгар своих компостных работ. Эльжбета даже соизволила во время моего рассказа в нужных местах утвердительно качать головой, на что все обратили внимание, так как это было явным отступлением от ее привычки изображать каменную статую. А если принять во внимание, что я сопровождала свои открытия демонстрацией некоторых описываемых гимнастических упражнений, разумеется, без колеса и стойки на руках, то даже Олаф следил за моим рассказом с огромным интересом.
Магда с трудом дождалась своей очереди, ведь ее откровения были похлеще моих гимнастических экзерсисов.
— Мне теперь точно известно, что все пакости придумывал не этот дебильный баран Вацлав, а именно Юлия! Он был всего лишь исполнителем ее замыслов, да и то растяпистым. Проваливал все, что только можно провалить, а она на стенку лезла от его дурости! Как же, он ведь у нас гений, ему блистать надо было, мегаломану недоделанному, вот он ее гениальные инструкции и правил на свой лад, после чего все заваливалось к такой-то фене! Но ума у него хватало за нее держаться зубами и когтями, ведь это она зарабатывала больше него раз в десять! И не он не хотел жениться, а она, боялась, что придется за косяки этого жлоба отвечать! Я вам представлю целый список людей, которых она до нитки обобрала, подставила, жизнь им испоганила, и если бы не этот дегенерат и эротоман, которому надо было нон-стоп выпендриваться, им бы еще хуже было! Вы же сами видели, что этот недоумок только клювом умел щелкать!
Видели, это точно...
— А я свидетельница того, как он мою тетю «разводил»! Она женщина немолодая, писать начала еще до войны, а он собрался сейчас из нее дойную корову сделать, в литагенты набивался. Менеджеры, дармовые загранпоездки ему снились! А все эти его слащавые поцелуи да объятия на людях! А разлюбезную Юлию тоже надул, навешал ей лапши, что тетя совсем из ума выжила, можно из нее веревки вить, она ему советы давала, а тут вдруг облом! Дойная корова сделала ручкой!
— А ямы он рыл ближним своим, кому только мог, по собственной инициативе? — заинтересовался Стефан. — Без нее? Ведь, честно говоря, вреда-то от него особого не было, слишком глуп. Все эти его, прости господи, интриги, подсиживание... Мифомания ему мешала. Кто поумнее, быстро соображал, что к чему, и принимал меры. Ну а легковерные дурачки позволяли себя потеснить и выжать, как лимон. В этом она вряд ли участвовала?
— Я бы не была так уверена. Они друг друга стоили. Только без нее он, конечно, с любого места бы вылетал в два счета. Ведь даже партбюрократы такого не потерпят, не все там сплошные дураки... А скупердяй Гарпагон по сравнению с ним просто транжира и мот. У меня есть доказательства. Список нужен?
Список мы пока проигнорировали.
— И Мариан говорил, что жмот, — поморщилась Алиция.
Стефан предпочитал всегда и во всем придерживаться фактов:
— Но в катастрофу-то она попала?
— Попала. Только последствия наверняка преувеличила. Я-то думала сначала, что она настоящая жена, а оказалось, что сообщница...
— Зарабатывать стала меньше?
— Да ничего подобного! Ходили слухи, но только все вранье. У нее же не голова пострадала, а позвоночник. Умная, гадина! У нее настоящий талант использовать чужие ошибки и промахи, даже самые мелкие. Но после ДТП она была обездвижена на какое-то время, и ей пришлось всю информацию от этого болтуна Вацлава получать, вот и вышел облом Она, конечно, делала поправку на глупость, но этого, видно, недостаточно оказалось...
Что герр Мульдгорд из всего этого понял, один господь ведает, но слушал он чрезвычайно внимательно и, как оказалось, очень даже понял.
— Список оный иметь? — обратился он к Магде, которая, выпустив пар, выбирала напиток из стоявших на столе.
— Имею.
— Могу аз обресть?
— Без проблем. Но комментарии по-польски.
— Аз уметь читать. Каково время обретения?
— Прямо сейчас. Пожалуйста.
Она отставила бокал с вином, порылась в своей сумочке и вручила господину Мульдгорду два сложенных листка бумаги. Остальные участники слета на Лысой горе продолжали увлекательное обсуждение.
— Не мешало бы хорошенько поразмыслить, кто же, в конце концов, его укокошил, — предложила Алиция, ужасно недовольная тем, что поляка Арнольда оставили в числе подозреваемых. — Эта ваша собака не могла бы еще чего пронюхать?
Господин Мульдгорд печально покачал головой:
— Собака уж нет. Юноши вельми поздно обретены, место преступно зело много визиты топтать. Инаковых злокозненные персон довлеет искати.
— А другой ухажер веселой девицы? Тот норвежец?
— Не уверен такожде. Такожде гневен, бдел, отроки и отроковицы зело подвижны, пред битва то суть, то нет. Сие проблем.
Алиции очень понравилась сама возможность переложения ответственности сразу на двух подозреваемых. Заигрывания с девушками могли норвежца взбесить не меньше, и у него были все возможности врезать наглому Водолею, после чего налетел с разбегу и на соперника. Одно от другого буквально минуты отделяли, а кто там из них в такой ситуации на часы смотрел? Вот только откуда у норвежца социалистическое орудие убийства, эта пресловутая сетка для камней? Впрочем, мог позаимствовать у любого нашего соотечественника...
Обсуждение, что такого могут молодые туристы таскать с собой по Европам в сетках: картошку, банки с тушенкой, грязные носки, а может, и спортивное снаряжение — заняло у нас некоторое время. Герр Мульдгорд, наморщив лоб, изучил комментарии и, оказалось, прекрасно справился с пониманием нюансов польской речи. Хотя суть происходящего немало его озадачила, чему трудно удивляться.
Ну какой западный европеец с ходу разберется, почему при нашем замечательном социалистическом строе такую ценность представляют талон на холодильник, отпуск на Золотых Песках или, предел мечтаний, «фиат 126р», а изменой Родине считается раскрытие сроков поставки партии югославских сапог? И ради чего-то подобного стоит идти на подлость?
— Многих смыслов здесь не можно зрети, — сделал вывод господин Мульдгорд, читая с видом явного осуждения листочки Магды. — Ужели единственно интриги?
— Точно, — сердито поддакнул Стефан. — Ерунда сплошная, и впрямь одни интриги, мышиная возня за жалкие гроши. Стыдно признаться, но это даже болотом не назовешь, а так, просто грязная лужа.
Поразмыслив, полицейский сочувственно вздохнул и покачал головой:
— Тут зрю, однако, боле солидны...