- Антон Сергеевич уже обо всем позаботился. Послезавтра, на Северном кладбище.
- А гроб мне хороший заказал? – сварливо спросила я. – Или пожмотился?
- Дура плюшевая! – обласкал меня Антон. – Неужели бы я стал на твоих похоронах экономить! Мне для любимой женщины ничего не жалко! – мамины глаза при этих его словах умильно увлажнились. – И гроб, и венки – все по высшему разрядку. Так что у твоей соседки будут вполне пристойные похороны, раз уж она по твоей милости пострадала.
- Не смешно! – отрезала я.
- Да, не смешно, - согласился Ракитский. – Особенно несмешно будет потом, когда придется играть обратно и доказывать, что ты – это ты, а труп, захороненный под твоим именем, - твоя соседка. Нет, боюсь Стоцкий этого не одобрит. Так что позвоню я ему лучше после похорон. Потому что с мамой твоей полностью согласен – сиди и не высовывайся.
- А на работу позвонили?
- А как же! – кивнула мама. – Мне разрешили взять твою записную книжку на время, и мы с Антоном Сергеевичем…
- Зовите меня просто Антоном, - мило предложил Ракитский.
«Ах, ах, зовите меня просто – Царь», - передразнила я про себя.
- Да, хорошо, - согласилась мама. – Так вот, мы с Антоном с утра всех обзвонили. Книжку вот только надо будет вернуть.
- Да, а что милиция? – спохватилась я.
- Как только они узнали, что ты под следствием, - хмыкнул Антон, - бурно обрадовались. Раз уж ты по Василеостровскому РУВД и прокуратуре числишься, им с тобой и возиться. Ладно, у меня сейчас суд, так что я пошел. А ты сиди здесь и никуда не выходи.
Слава Богу, он больше не выступал на тему моей дурацкой детективной деятельности. Все-таки хватило ума понять, что если бы не это, киллер вряд ли ошибся бы.
Мама не отходила от меня ни на шаг. Она то и дело дотрагивалась до меня, словно хотела еще и еще раз убедиться, что все это правда, что жуткий труп с дырой вместо лица, предъявленный ей в морге, на самом деле не я, а я – вот она, сижу рядом. Антон терпел, но, уходя, вытащил меня на площадку, прикрыл дверь и сгреб в охапку, да так, что я только пискнула. Он целовал меня, как сумасшедший, говорил что-то непонятное, а мне хотелось плакать. Слезы эти текли где-то внутри меня, не показываясь на глазах, и словно растворяли и смывали ту корку, которая наросла на моем сердце много лет назад.
Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Антон, вздохнув тяжело, пошел к лифту. Я постояла, переводя дух, и вернулась в квартиру.
- Приятный молодой человек, - дипломатично заметила мама, когда я вошла на кухню.
- Какой он тебе молодой человек! – фыркнула я. – Ему зимой сорок стукнет.
- Ну и что? – возразила она. – Я тут в одной книжке прочитала, что сорок лет – это старость молодости.
- Чего? Старость молодости? А пятьдесят тогда что?
- Пятьдесят – молодость старости. А шестьдесят – зрелость. Скажи, он… женат?
- Нет, - обрадовала я маму. – Хуже.
- Что значит хуже?
- Он хочет жениться на мне.
- Правда?! – похоже, мама моментально забыла, что еще час назад готовилась меня хоронить. – Ну наконец-то! Конечно, рожать первого ребенка в твоем возрасте поздновато, но ничего, сейчас и в сорок рожают. Только обязательно надо будет сделать хромосомный анализ, а то после тридцати пяти часто получаются даунята.
- Мама, да подожди ты! – скривилась я. – Это он хочет на мне жениться, а я еще не решила, хочу ли выйти за него. А ты уже сразу про анализы и даунят.
Мамины глаза тут же начали наливаться слезами. Ну вот, словно игрушку у ребенка отобрала. Я подошла и обняла ее.
- Ну, перестань! Пожалуйста. Если ты так хочешь, рожу и отдам тебе на воспитание.
- Типун тебе на язык! – рассердилась мама. – А впрочем… Давай. Рожай и отдавай. Будем с внучкой вдвоем на даче жить. Свежий воздух, овощи с огорода. У Зинаиды Ивановны коза есть молочная.
Я закатила глаза к потолку.
- Давай-ка лучше подумаем, куда мне деться на время похорон. Поминки здесь наметили?
- Да-а, - испуганно протянула мама.
- Ладно, у меня есть где пересидеть. Хотя, конечно, заманчиво посмотреть на собственные похороны. Послушать, кто что говорить будет. Слушай, а что, если сказать, будто я твоя племянница из Саратова? Приехала на похороны двоюродной сестры. Попрошу Антона купить черный парик. Темные очки, косынка. Он ведь меня не узнал, так? Ну и другие не узнают.
- Не знаю, не знаю, - покачала головой мама. – Я-то ведь узнала.
- Ну, ты – мама, ты должна была узнать.
- А вдруг все-таки кто-нибудь еще узнает?
- Ну кто узнает, подумай сама! Вот она я, в гробу лежу. Кому в голову придет? К тому же двоюродные сестры часто так похожи бывают, больше, чем родные. Вон Ирка и Светка Черновы, - я напомнила про наших дачных соседок. – Их все за близняшек принимают.
- Так у них отцы – близнецы, - не сдавалась мама. – Давай-ка лучше Антона спросим.
Вот так. Понятно, кто у нас нынче авторитет?
- А ты куда идти-то собралась? – я перевела разговор на другу тему. – Ну, когда я… появилась.
- А… В церковь, - засмущалась мама. – Сорокоуст заказать. И отпевание.
- Временно отменяется.
- Все равно пойду, - решила мама. – Свечку поставлю Николаю-угоднику. Да и за Настю надо… Бедная девушка. Вот ведь не повезло!
Упоминание о церкви натолкнуло меняна мысль о Левке. Я дождалась, пока мама уйдет, и набрала его номер.
- Да? – сразу откликнулся Левка.
- Привет. Это я.
- Все в порядке?
- Да. Я сейчас в другом месте. Буду рядом – занесу ключи. Хорошо?
- Не торопись. Вдруг еще пригодятся.
Я заколебалась. Стоит ли говорить? Не думаю, что Левка смотрит по телевизору криминальные новости. Но мало ли.