Водила первым заметил вдали нечто похожее на охотничий домик. Его крыша, если это действительно был домик — тогда мы еще не знали, так ли это, — отражала солнечные лучи и была похожа на зеркало. Но разглядеть, крыша это или что-то другое, было невозможно. Водила же клялся и божился, что так может отблескивать только черная толь или черная полиэтиленовая пленка.
— Шифером будки не покрывают. Это крыша, клянусь! — вопил он как идиот и, волоча за собой подполковника, рвался вперед. Но служивый не поспевал за ним и, как мог, сдерживал водилу, не отпуская ручку сумки. Однако какая-то надежда на то, что это в самом деле жилье, уже появилась, уже зашевелилась в наших сердцах. Еще немного, еще чуть-чуть, и мы наконец разглядим, что же это блестит. Ясно, не лужа и не озеро — «зеркало» было слишком высоко от земли, факт. Тогда что? Расстояние до объекта медленно, но неуклонно сокращалось. Ну вот и долгожданный миг, миг, когда мы все поняли, что это и впрямь домик, будка, шалаш, крыша которого начиналась прямо от земли. Домик в форме высокого треугольника с двумя стенами, передней и задней. Вот почему издалека одна из боковых «стенок» была похожа на большое зеркало. И крыша действительно была покрыта черной прочной пленкой, водила не ошибся. Но есть ли там люди и куда мы пришли? Бурелом еще не кончился, просто будка стояла на маленькой, не тронутой поваленным лесом полянке. Как она уцелела — неизвестно, но построить ее в таком месте уже после того, как прошел смерч (смерч ли?), вряд ли могли. Кто рискнул бы тащить сюда доски и сколько человек для этого понадобилось бы? Нет, домик был выстроен раньше, но как и почему он уцелел? Хотя… Его могли просто подправить, отремонтировать после. Достаточно иметь пилу и топор, немного гвоздей.
Подойдя к домику на сравнительно близкое расстояние, мы остановились и замерли. И без нашей с Графом подсказки «носильщики» и Нина знали, что мы не рискнем идти напролом, не убедившись как следует, что в нем никого нет. Они молча смотрели на нас, мы — на домик.
— Пошли, — махнул мне Граф и, обогнав водилу и подполковника, попер вперед.
— Не спеши, — придержал я его. — Сейчас спешить некуда. Пусть первой войдет она, так оно надежней. — Я смотрел на Нину.
— Ты что же думаешь, что здесь кто-то есть? Да их ломом сюда не загонишь, ментов! А охотник нам не страшен… — Граф остановился.
— Не будь самоуверенным, Граф. Пусть войдет она, а мы понаблюдаем в пяти метрах от будки. Что изменится от этого? Куда тебя несет, не пойму?
— Ну хорошо, хорошо, пусть входит. Иди, — повернулся Борька к Нине и указал рукой на домик. — Будут насиловать, кричи! — пошутил он.
— Я боюсь. — Девка затопталась на месте, не решаясь идти первой.
— Чего?! Ты еще будешь ломаться, как целка! — Я вспылил. — Иди, сказали, иди.
Мне уже не терпелось, я жаждал поскорее обследовать домик и, сделав выводы, сориентироваться в обстановке. Что-то она нам «скажет», эта будка, о чем-то поведает. Скелеты просто так в лесу не валяются. Конечно, я не думал, что там кто-то есть, но тем не менее решил подстраховаться и послать туда Нину. Мы присели на корточки, а она пошла, точнее, полезла по деревьям, как козочка, и вскоре очутилась на полянке. Остановилась в метре от входа и нерешительно затопталась на месте, посмотрела в нашу сторону.
«Да входи, входи!» — махнул я ей рукой, подталкивая к действиям. И Нина вошла. Медленно потянула скрипучую дверь на себя, осторожно заглянула внутрь и сделала шаг вперед. Дверь закрылась сама по себе. Мы затаили дыхание, а потом сообразили: конечно же там никого нет! Она бы ни за что не вошла внутрь, если бы кого-то увидела. Хотя стоп, перебор. Как говорится, если бы знать, что в «прикупе» лежит! Девка — не наша подельщица, а мы рассуждаем так, словно она «шпилит» с нами на одну руку. От нее можно ждать чего угодно, бабы — они и в Африке бабы. Нина задерживалась непонятно почему, а мы напряженно ждали ее появления.
— Что-то долговато она там крутится, — недовольно промычал Граф, не понимая, что можно рассматривать так долго.
— Дура уже забыла о нас. Зашла и забыла. Пошли, — сказал я, расшифровав ее задержку по-своему. Мы встали и направились к будке. Как раз в это самое время девка нарисовалась на пороге и махнула нам рукой.
— Все в порядке. Идите, — крикнула она и снова скрылась за дверью. Я даже не успел спросить ее, что она там делала целых десять минут, причем в темноте. Окон в будке я не приметил, а дверь закрылась за ней сама собой. Но противоположную стену домика мы не видели, возможно маленькое окошко все же было. Мы находились уже в считаных метрах от домика, как дверь резко распахнулась от удара ногой и из него выскочила наша «пленница».
— Стоять! — заорала она как сумасшедшая и направила на нас охотничье ружье-двустволку. Водила и подполковник замерли на месте и ошалело смотрели на Нину, мы, словно по инерции, продолжали двигаться еще некоторое время вперед.
— В сторону! — Она резко повернула ружье, давая понять тем двоим, чтобы они открыли нас. Открыли для стрельбы. Те с ходу бросили сумку и отскочили от нее в разные стороны, будто ошпаренные.
— Стоять! — еще раз крикнула стерва и, взметнув стволы, прицелилась.
Пригнуться или рвануть в сторону у нас уже не было времени. «Конец!» — пронеслось в моем мозгу; тело и нервы напряглись до невероятия, ожидая страшной боли и смерти, смерти от заряда дроби. «В упор, — все же успел подумать я, глядя прямо на девку, — в упор!»
Но выстрела не последовало. Жизнь еще теплилась в моем сознании, а надежда пронзила даже пятки и позвоночник, дошла до самого копчика и ударила в голову: «Жив!» Ни о Графе, ни о других в тот момент я не думал, их как бы не существовало, я находился в другом измерении и думал только о себе. Но вот, убедившись в том, что мы стоим не шевелясь и не предпринимаем никаких ответных действий, девка малость расслабилась и перевела дух. Она велела нам закинуть руки за голову и повернуться к ней спиной. Медленно и без каких бы то ни было резких движений. Это предупреждение она произнесла четко и по слогам, ни на секунду не спуская с нас глаз. Мы молча выполнили ее требование, стараясь не поворачивать голов и не смотреть друг на друга раньше времени. Сейчас это было более чем опасно, мы оба хорошо понимали ситуацию, прочухались. Стояли и ждали следующего приказа. Но понимала ситуацию и она: не давая нам как следует прийти в себя, девка с ходу велела водиле отобрать у нас оружие.
— Встань сбоку от них и осторожно отбери автоматы и все что есть! — не поворачивая головы, крикнула она Гене. — Живее! Ну же!
Тот бросился к нам и без всяких извинений во взгляде стал изымать у нас стволы. Нож и гранату не забыл тоже. Скотина!
— Отшвырни все мне, а сам как следует прощупай их еще раз, — приказала ему Нина.
Он аккуратно исполнил ее требования: прошмонал нас еще раз и вытряхнул оставшиеся в карманах обоймы.
— Все! — довольным тоном произнес водила, радуясь неожиданному освобождению. Но его радость была преждевременной и слишком скорой, цевка распорядилась иначе — подобрав «стволы» и обоймы, она забросила их за будку, затем приказала водиле и полковнику встать рядом с нами, на шаг от нас. Те в недоумении разинули рты: мол, что это значит?
— Да ты что, Нина?! — изумился Гена, явно не понимая, зачем ей это нужно.
— Я сказала, сойдитесь и встаньте рядом с этими ублюдками! — заорала она, добавив к сказанному несколько крепких словечек из лексикона «сопливых». Да, что ни говори, а «стволы», вообще власть над другими, буквально преображают человека — овца в мгновение ока превратилась в тигрицу, чувствующую свою силу. Она еще не насытилась этой властью, но уже предвкушала дальнейшую ее сладость, которая будет возрастать и возрастать по мере того, как быстро и четко будут выполняться ее приказы, исполняться мечты. Но что она задумала и почему поставила бывших пленников, бывших своих товарищей по несчастью рядом с нами? Откуда взялось это долбаное ружье? В будке никого нет, факт. Был бы там хотя бы один человек, он бы непременно вышел к нам. Такое впечатление, будто все это мне привиделось. Мы стояли рядом друг с другом, но одни стояли лицом к этой стерве, другим она смотрела в спину. Признаться честно, я даже порадовался в душе, что вышло именно так. Не мог простить «лояльному» к нам Генаше его радостного взора. Если бы она не поставила их рядом, он бы сейчас командовал и торжествовал, вовсю изливая на нас скрытую злость. На мента и на Нинку я не злился, они были такими с самого начала, но от Гены не ожидал. Вот шакал!
— Долго ты будешь нас так держать? — спросил я у Нинки, желая знать, чего она добивается.
— Сколько захочу. Вы же меня не спрашивали, когда тащили в этот проклятый лес. Стойте и не рыпайтесь, мне надо подумать, — ответила гадюка, но уже спокойнее. Она действительно над чем-то думала, размышляла. Подполковник и водила молчали, словно воды в рот набрали. Я было подумал, что она что-то «пишет» им знаками, но ошибся. Тогда что это за комедия и над чем она ломает голову? Ведь может расстрелять нас в любое время, и никто не помешает ей сделать это. Все оружие теперь у нее, она — хозяйка положения.
Граф незаметно подвинул свою ногу и легонько коснулся ботинком моего ботинка. Я чуть скосил глаза вправо, но не расшифровал его гримасы. Да нет, рыпаться не было резона. Уж лучше стоять и ждать развязки, которая вот-вот наступит. Убить человека в спокойном состоянии она не сможет, духу не хватит. Навредить себе можем только мы, мы сами… Пусть думает сколько угодно, плевать, что бы она ни придумала, безвыходных положений нет. Придумаем что-нибудь и мы. Постояв еще несколько минут в полном молчании, мы услышали следующее: «Вы все стойте на месте, а вы, товарищ военный, свяжите им крепко руки. Гене не нужно, им», — уточнила она. Я не рискнул повернуться к ней лицом, хотя мне очень хотелось сделать это. Решила опутать! Вот тварь! Полковник между тем не спешил выполнять ее приказание: то ли не хотел, то ли просто считал ниже своего достоинства вязать кому-то руки.
— Чего вы ждете?! — нервно вскрикнула сучка, заметив его медлительность.
Подполковник ничего не ответил, стоял и молчал.
— Я-ясно, — процедила Нина сквозь зубы, явно расстроенно и обиженно. — Ясно…
Что ей стало ясно, я так и не понял, ибо и сам до конца не понимал логики подполковника. Странный тип, вроде бы не дурак, но все же…
— А ты? Ты тоже будешь валять ваньку, как этот? — Она уже обращалась к Гене, и тон ее был иным, потаенно-решительным и нечто обещающим: не хотите, мол, как хотите. Примерно таким. Как бы потом пожалеть не пришлось.
Гена живо откликнулся на ее вопрос, но сказал совсем не то, что я ожидал от него услышать.
— Валяем ваньку не мы, а ты, — сказал он. — Что это за фокусы, Нина? Почему ты держишь нас под прицелом, будто мы бандиты?
Он сделал шаг вперед, я услышал:
— На место! Не подходи! Делай, что я велела, или… — Она не договорила.
— Что «или»? Договаривай! — Водила встал на свое место. — Пристрелишь, да? Тогда вяжи им руки сама. Тоже мне де-я-тельница выискалась! — Он смачно выругался и зло сплюнул на землю.
Я не удержался и таки подколол его:
— Не у Кати за столом, Гена. Еще неизвестно, кто из нас хуже, мы или она. Так-то, браток.
— Заткнись! — взвизгнула сука. — Мудак недобитый!
— Да пошла ты, коза! — Я осмелел. — Что ты без нас будешь делать и куда пойдешь? Здесь ведь ни единого человека на сотни километров! Сдохнешь по дороге, заплутаешь как миленькая. А если наткнешься сдуру на беглых, не поможет и твое долбаное ружье, отдерут во все щели и повесят на дереве. Ты этого хочешь? Патроны хоть есть или так, на понт берешь? — поинтересовался я и таки повернулся к ней вполоборота.
— На тебя хватит, не волнуйся. Повернись, больше говорить не буду, — предупредила меня девка.
— Ну-ну, гони коней дальше, — буркнул я и повернулся. Граф снова толкнул меня бедром. «Молчи». Но я не хотел молчать, просто не мог, меня распирало от злости на эту сопливую суку, надумавшую неизвестно что. Тем, кого хотят пристрелить, не связывают рук, ясно как день. Чего же тогда бояться? До «кипения» я ее не доведу, а сломить морально можно попробовать. Я рассуждал именно так, и, мне казалось, рассуждал правильно. Пауза меж тем затягивалась, возможно на нее подействовали мои слова. Но что заставило ее отгородиться от водилы и подполковника? Невероятно! Так может поступить только свихнувшийся или тот, кто твердо знает, что он делает. Зачем? Разгадка наверняка кроется в будке, до порога которой мы так и не дошли. Что она там увидела? Слава богу, что эти два штемпа обиделись и не стали выполнять ее требование, — руки пока еще свободны, а это кое-что. И тут девка опомнилась, точнее, что-то для себя решила. Она стала медленно отходить от нас — я понял это по хрусту веток под ее ногами, и, когда отдалилась на некоторое расстояние, неожиданно окликнула меня: «Повернись, Михей!» — услышал я. Она стояла теперь гораздо дальше от будки и чуть в стороне от нее. «Стволы» по-прежнему смотрели на нас.
— Подойди поближе ко мне, — позвала Нина, и я медленно пошел к ней, поняв, что она хочет что-то сказать, поговорить со мной. — Войди внутрь и посмотри. Раз эти придурки такие умные, — она специально говорила громко, чтобы ее слышали все, — будем говорить с тобой. Входи, — кивнула она на дверь. — Не бойся, там никого нет.
Я взялся за ручку, оглянулся на стоящих поодаль Гену и мента — они во все глаза таращились в нашу сторону, а у Графа «заходила буграми» спина — и потянул дверь на себя. Она снова заскрипела. Сделав шаг через порог, я очутился в будке. Конечно, она была пуста. Первое, что мне бросилось в глаза, так это паутина. Я не заметил никаких пауков, но паутины было столько, что в ней мог бы запутаться и медведь. И это после пребывания здесь Нины, которая, как я понял, уже смахнула часть «ткани», прокладывая себе путь в центр, к столу! Людей здесь не было, почитай, лет пять, факт. Я почти не дышал, стоял и рассматривал сказочную избушку как зачарованный. Пыль, стол, лавки, печь, деревянный сундук, настил от стены к стене под самой крышей, похожий на деревянные «сталинские» нары, оставшиеся еще на старых уральских пересылках и «кичах». Небольшой шкаф в одном из углов со странной резьбой на дверцах. Его уже открывали, она. Я повел головой и вдруг увидел что-то блестящее. Свет от окошка — оно было совсем крохотным, там, где я и предполагал, — едва пробивался сквозь завесу паутины, и потому в будке было довольно темно. Дверь за мной закрылась, мне пришлось присматриваться и здорово напрягать глаза. Подойдя поближе к одной из стен, туда, где блестело, я протянул руку и коснулся чего-то холодного, металлического, висевшего на стене. «Ба! Да это же крест», — догадался я, обследовав пальцами вещицу. И крест внушительный, сантиметров под тридцать — тридцать пять! Я рванул его на себя, и он подался, отделился от стенки в два счета. И как только он очутился в моих руках, я понял, что держу в руках золото. Дьявол не убедил бы меня в том, что это бронза или медь. Черта с два! Самое настоящее золото! Я рванулся назад и резко толкнул ногой дверь. Не выходя из будки, глянул на крест. Факт! Этот крест стоил целую кучу денег. Что на нем было написано, я не разобрал. Дверь подалась назад, но я не дал ей закрыться, подобрав какую-то ветку у порога, подсунул ее к косяку. Осталась щель, так-то оно лучше, теперь можно что-то рассмотреть. Вспомнив о шкафе, я подскочил к нему. Секунда — и две его дверцы распахнулись настежь. Книги, железные цепи, несколько резных шкатулок, высушенная трава. Ни посуды, ни белья, ни фотографий, словно здесь когда-то обитали аскеты. На одной из полок лежали пачки с патронами, что-то еще. Несколько запыленных тетрадей и карандаши. К шкатулкам уже прикасались, пыль сдута. Я взял одну и чуть не выронил ее из рук. Почти до самого верха она была набита монетами царской чеканки. Я даже попробовал одну на зуб, не так для проверки металла, как ради собственного удовольствия, на память. «Так вот что увидела здесь девка!» — мелькнуло в моем мозгу, прежде чем я услышал ее голос. Эта зараза уже звала меня назад, не дав как следует обшарить будку. А ведь есть еще сундук, закутки, вторая шкатулка, настил! Честно говоря, мне не хотелось выходить из этого «золотопыльного логова», но делать было нечего. Я вышел и пошел прямо на нее, прикидывая в уме, на сколько тысяч зеленых потянет все виденное мной добро. Странно, что нет икон. А ведь должны были быть, должны. А может, здесь обитали какие-то староверы? Точнее, их отпрыски. Но откуда патроны и ружье? Впрочем, сейчас ничего не разгадать, рано. Лучше подумать о другом: как вырваться из плена без несчастья? Вот это проблема, все остальное — зола.
— Видел? — очень тихо спросила Нина, когда я остановился в трех метрах от нее.
— Крест и одну из шкатулок видел, — ответил я ей.
— А сундук? В сундук не заглядывал? — зашипела она.
— Ты ж позвала, не успел. А что там? Могу посмотреть.
— Там — тряпки и разный хлам, а под ним!.. — Стерва округлила глаза и раздула ноздри, словно кобыла. — Кусочками с ноготь, много. Самородки или как их… Кусочки.
— Золото?!
— Да. — Она быстро перевела взгляд с меня на стоящих под прицелом, желая убедиться, что они ничего не услышали. Но они стояли далековато и вряд ли могли что-то слышать. Во всяком случае, ее шепот не слышали точно. В этом я был уверен.
— Что ты хочешь? Только говори без этих блядских выкрутасов и понтов, я не сегодняшний, — опередил я ее своим вопросом, зная, что она уже думает, что сказать, точнее, как преподнести мне то, что уже созрело в ее башке. Подыгрывая стерве в ее спектакле и не желая нарушать сценарий раньше времени, я тоже говорил тихо, как она.
Но девка молчала и упорно сверлила меня взглядом, словно я был неким философским камнем, в котором крылись все тайны мира. От этого напряженного, что-то взвешивающего взгляда мне стало не по себе. «Как бы она не сорвалась с поводка сдуру», — подумал я. От золота «крыша» едет влет, не о чем и базарить. Возомнит, что она королева, отхватившая полцарства, и — каюк. Перешмаляет всех за здорово живешь! У нее она и так едет, поехала, видно как на ладони.
Я вспомнил об автоматах и «глушаке», лежавших за будкой. Был шанс, был! Выходя из будки, я мог резко рвануться в сторону и, в принципе, успеть подхватить с земли хоть что-то. Риск, и немалый, но шанс был. Хотя она могла достать меня раньше. Реакция у нее, как я заметил, хорошая. Возможно, не убила бы насмерть, но нейтрализовала бы точно. Калибр солидный, заметил. Конечно, я прекрасно сознавал, что «куш» здесь ломится весьма и весьма солидный — врать о сундуке ей не было смысла, но все дело в том, что я не особо думал о деньгах — не тот момент.
— Так что там? Я жду, — еще раз обратился я к Нине, которая по-прежнему молчала. И говорил я не пискляво, не заискивающе, а как положено по жизни — уверенно и с достоинством. Как в зоне, когда ты говоришь пусть и с авторитетом, козырным, но явно бесом и фраером по закваске. Одуванчиком, волею судьбы очутившимся на гребне волны. Его плачевное будущее — как на ладони, но ему мнится другое. Ему кажется, что он все время будет расти, в то время как он уже давно падает. Многие из настоящей братвы видят такую «дичь» за километр.
— Такой случай выпадает один раз в жизни. Мне выпал, и я его не упущу, — сказала девка. Начала издалека, молодец. Сама серьезность и деловьё, нечего сказать! — Но нас слишком много, — продолжила Нина. — Дело даже не в дележе, а в том, что про избушку и золото станет известно властям. Ты понимаешь, что я имею в виду? — спросила сучка.
— Еще бы. Что имею, то и введу, — пошутил я. — Въезжаю малость.
— Не паясничай, давай говорить серьезно, если хочешь говорить, — приструнила меня шельма.
— Я не паясничаю, шучу. Слушаю тебя внимательно, говори.
— Я и говорю — нас слишком много…
— И?
— Нужно решить этот вопрос. Деликатный вопрос… — протянула она, покачивая головой.
— И решить его должен я, не так ли? Я правильно тебя понял, Нинок?
— Твои проблемы, я тебе сказала, — отрезала девка. — Ты же убийца, какая тебе разница? Тебе не привыкать… Извини, но сама я никого не убивала, — как бы оговорилась она. — Оружия ты не получишь, но солидную долю я тебе обещаю. Ты пойдешь на Свердловск, как хотел, я вернусь назад. И все умерло между нами. Подумай, я тебя не тороплю. — Она снова замолчала.
Ее слова не явились для меня неожиданностью: банальная ситуация, банальное предложение. При виде золота так поступают девяносто девять процентов людей. Потому-то золото и остается до сих пор золотом. Я мог не опасаться за свою жизнь, видел, что она меня действительно отпустит, если я сделаю то, что она хочет. Даст не много, но отпустит на все четыре стороны, не захочет мараться кровью. А если не сделаю? Что ей остается и как она поступит? Неужели предложит сделать то же самое Графу? Было бы интересно посмотреть, да. И ее шок после отказа. Гена и подполковник не в счет, на них она не поставит ни в жизнь. Но что она планировала прежде? Сказала же сначала, чтобы подполковник вязал только нас, сказала же. А потом, с ними? Я прямо спросил ее об этом, и она тут же пояснила, что сначала действовала спонтанно, безо всякого плана. Спешила обезвредить нас, а те — дело третье, уж как-нибудь. Верилось, скорее всего она говорила правду.
— Ну а сейчас? Ты что же, хочешь, чтобы я порешил всех голыми руками? Как ты себе это представляешь, интересно?
— Сперва свяжи их, свяжи, — зашипела гадюка. — Потом все обсудим и решим. Чего ты? Я тебя не обману, мне хватит, — убеждала она меня.
— Хватит, факт. Не допрешь даже. Тебя заклинило, понимаю, но подумай о том, как ты будешь выбираться отсюда. Мне действительно все равно и плевать, как ты изволила заметить, однако есть и нюансы…
— Какие?! — запальчиво воскликнула Нина. — Говори, быстро, они уже начинают нервничать, что-то заподозрили. Могут и побежать.
— А тебе трудно следить и за ними, и за мной. Боишься промахнуться?
— Не промахнусь, не поле. Но и тянуть нечего. Не хочешь, так и скажи. Другой бы на твоем месте не раздумывал и секунды, а ты…
— Я не другой, дорогуша. Кстати, почему ты выбрала именно меня?
— А кого? Кого я еще могла здесь выбрать? Не задавай глупых вопросов, ты же умный мужик. Мог застрелить меня, а не застрелил. Когда я побежала, там… Думаешь, я дура, ничего не поняла?
— Спасибо и на этом. Мог, — согласился я.
— Тогда действуй. Ты пудришь мне мозги и тянешь время. И я вовсе не овца, как твой приятель-дебил думает. Козел! Ну не тяни. Говори: да или нет?
— Что ты станешь делать, если я скажу «нет»? — задал я ей прямой вопрос.
— Все, иди к ним! Валяй! — взмахнула она ружьем. — Вали, я сказала!
Я понял, что ее терпение кончилось, — значит, переборщил малость. Ничего, сейчас все поправим, я ей нужен. Выбирать, в натуре, было не из кого, Графу она не верит. Я молча повернулся и пошел по направлению к остальным. Сделав несколько шагов, остановился и как бы задумался.
— Хер с тобой! — махнул я рукой. — Девка ты крутая, как вижу, и поступаешь правильно. Скорее всего, я бы поступил так же, чего уж там. Золото есть золото.
— Тише! Тише, дурак! Ты всполошишь их раньше времени. Иди и свяжи всех ремнями. Скажи, я так велела, и ничего не объясняй. Понял?
— Понял. Десять минут всего делов-то, успокойся. Никуда они не побегут, кругом бурелом, не щекотись так, не щекотись.
Я пошел к остальным, обдумывая на ходу, что сказать Графу и как в двух словах «жевануть» ему суть. Услышат и остальные, вот в чем дело. К тому же девка тоже не дура, специально подойдет ближе, прислушается. Граф не усомнится во мне и без пояснений, но тем не менее. И не идти я не мог, от этого могло быть только хуже. С другой стороны, связывая им руки, причем всем, даже Графу, я рисковал не меньше, чем в случае отказа. Кто знает, как она поступит через минуту и что ей взбредет в голову? Нет, Графа я связывать не буду, ни в коем разе. А если заставит, настоит?.. Что ж, сделаю, как скажет он, он, а не она. Так будет честно и по жизни, без претензий. Если нам суждено подохнуть в этом лесу, ум не поможет. Но смогу ли я посмотреть смерти в лицо, когда есть шанс остаться в живых? Смогу ли?..
Я быстро оглянулся назад и увидел, что Нина идет за мной, понемногу приближается к стоящим, как я и ожидал. Гена и подполковник напряженно ждали, когда я подойду к ним. Очевидно, они хотели спросить, о чем мы толковали. Граф по-прежнему стоял спиной к нам, но, заслышав мои шаги, негромко кашлянул.
— Без вопросов, Боря. Пока так, — сразу сказал ему я и попросил отойти чуть в сторону от мента и водилы. Он послушался, отошел. — Теперь вы, — обратился я к другим. — Если хотите жить, делайте, что велю. Гена, сними свой ремень и подставь руки. Начнете артачиться, пострадаем все… Ну!
Водила прикусил губу и перевел взгляд на Нину, затем снова уставился на меня.
— Да делай, делай! Ничего, кроме пули, ты там не высмотришь. В эту игру два раза не играют, дуб! — Я специально заорал на него. Через две минуты я уже стягивал кожаным ремнем его сильные руки. Подполковник тоже послушно сдрючил свой ремешок, не задав ни единого вопроса.
— Годится или нет? — спросил я у Нины.
— Нормально. Не забудь про своего подельничка, — напомнила она о Графе.
— А вот о нем мы сейчас потолкуем, дорогая…
— То есть? — Она прищурилась и насторожилась.
— Отойдем на пару шагов, — предложил я.
— Нет, говори здесь, сейчас. Ты что-то надумал? Не советую, я предупреждала тебя.
— Ты еще не знаешь что. Отойдем. Эти уже не побегут, а он будет стоять на месте, пока я рядом. — И мы отошли.
— Ну? Почему ты не связал его? — хмуро спросила она.
— Я исполню все, что ты требуешь, но избавь меня от этой унизительной процедуры. Он — мой друг, брат. Если ты оставляешь в живых меня, то почему бы тебе не оставить в живых и его? Мы же вместе, оба, идем на Свердловск, ты знаешь.
— Нет! Для тебя я сделала исключение. Если ты не закопаешь всех… не останется никого. Ни-ко-го, — повторила она по слогам, и я понял, что подписываю сейчас собственный приговор. Подпишу или не подпишу? И вдруг шальная мысль мелькнула в моем мозгу: «А не проверяет ли меня эта хитрая бестия на вшивость? Не экспериментирует ли часом неизвестно для чего и зачем?»
— У тебя что, вообще ума нет? Сдурел или прикидываешься?! — Она просто негодовала из-за моей глупой просьбы. Девка все рассчитала и сделала «льготу» мне одному. Лишние свидетели ей не нужны. Четко, как в компьютере, мать ее в так! Не пробьешь и не убедишь — напрасный труд. Другая бы давно уложила всех подряд и грузила рыжьё в сумку, а эта еще базарит. — Начнешь с него, — не дала она мне расслабиться и подумать. — Сейчас я подам тебе ваш же нож, а сама понаблюдаю. Мужик ты хороший, но и ножик — ничего… Вдруг да швырнешь в меня. Друг же… Вот с него и начнешь, чтоб сомнений не осталось. Тебе же не привыкать… Сейчас, минутку. — Она бросилась за будку и подобрала с земли наш нож. — Держи! — Нинка швырнула его мне, а сама подалась назад.
Меня начало колотить; на лбу моментально выступил холодный пот, а во рту стало сухо, как в Сахаре. В такой переделке я еще не бывал. И главное, не с кем посоветоваться, некому сказать. Момент истины почти наступил. И Гена, и подполковник видели, как она швырнула мне нож, их нервозность и напряжение передались и Графу. Борька резко повернулся к нам лицом и попытался сориентироваться, сообразить, что происходит, пока девка не начала базарить. Но она промолчала, не стала требовать, чтобы он стал как раньше, спиной.
— Иди, — шепнула она мне, да так зловеще и убийственно холодно, что мне захотелось сойти с ума. Ноги меня не слушались, а страх, вселившийся в самое сердце, парализовал всякую волю. Я не имел сил убить друга, не имел сил и отказаться. Жизнь, жажда жизни заплескалась во мне как обезумевшая, и я понял, какой ужас испытывали те, кто, подобно мне, ждал своей смерти пять, десять, пятнадцать минут.
Катастрофа, падение со скалы, внезапная пуля и даже кровоизлияние в мозг — ничто в сравнении с этим нечеловеческим, сверхжутким ожиданием. Ты не просто медленно умираешь, ты чувствуешь, как в тебе умирает все, каждая клетка и каждый сустав.
— Дай мне еще три минуты, — превозмогая себя, произнес я, почти не слыша собственных слов. — Только три!
— Что происходит, Михей? — не выдержал и крикнул мне Граф.
Нинка бегло глянула в его сторону, как смотрят на обреченных.
Терять мне было нечего, через три минуты я умру. И я ответил ему, прокричал то, что хотел.
— В будке — куча рыжья, монеты… Она хочет, чтобы я вас завалил. В обмен на это дарует мне жизнь! Прощай, Граф! Встретимся в аду.
Я повернулся к ней, приставил острие ножа к своей груди на уровне левого соска и сказал последние слова: «Сукой не был. Стрелять все-таки придется тебе. Живи долго, если сумеешь». Я упал на колени, взялся второй рукой за рукоятку и вдохнул побольше воздуха в легкие. Помню, что я смотрел на землю прямо перед собой и почему-то думал о романтичности моей гибели. Как в старые добрые времена на «сходняках»: дал маху, умей умереть. Я не дал никакого маху, но умереть был обязан. Так уж случилось. И мне не хотелось смотреть ни на небо, ни на людей, наоборот, я был рад, если бы мои глаза вообще ничего не видели. До сих пор не знаю, что меня спасло, то ли рывок Графа — он бросился ко мне, не обращая внимания на ее ствол, то ли провидение, то ли ее дрогнувшее сердце. Я не играл и на йоту, я был почти уже мертв, возможно это меня и спасло. Как только Борька рванулся ко мне, Нина мгновенно отреагировала и наставила ствол на него.
— Ложись! — заорала она как недорезанная, но не выстрелила, а только резко взмахнула ружьем.
Граф не остановился и через мгновение был в метре от меня. Выстрел наверняка скосил бы нас обоих, продырявил как решето. Я плохо соображал, что происходит, смотрел, как контуженый, на «кадры» и ничего не хотел. Он вырвал из моих рук нож и, свирепо выругавшись, швырнул его низом к ней, наотмашь. Не долетев до нее, он упал на землю плашмя.
— Ты что, охренел?! Жить надоело?! — Граф тормошил меня за плечо, а я по-прежнему стоял на коленях и медленно-медленно возвращался к жизни. Говорить я еще не мог и при желании. Очевидно, он не понимал толком, почему я хотел себя зарезать, вместо того чтобы броситься на нее и погибнуть от заряда дроби. Да, я мог поступить и так, но мне не хотелось подохнуть от ее руки, это было бы менее достойно, да и вообще… Шансов же на то, что я успею добежать до этой суки, прежде чем она выстрелит, практически не было.
Девка, видно, уже поняла, что ее «рейтинг» резко упал — она никого не подстрелила, хотя должна была, — и лихорадочно соображала, как ей быть дальше. Граф вел себя так, словно ему ничего не грозило, и даже не смотрел в ее сторону. Меня это поразило, я не поверил, что он ни грамма не боится и не думает о смерти. Сколько хладнокровия и выдержки! Как он рисковал, бросаясь ко мне! Что толку? Мы все равно — под смертью, живем вроде как в рассрочку. Эта тварь подарила нам несколько мгновений, но она вот-вот опомнится. Пути назад для нее уже нет. Да и вряд ли она захочет искать иной путь, вряд ли. Проклятое золото, проклятая будка! Видно, сам дьявол завел нас в это в полном смысле слова гиблое место, откуда выход всегда один — смерть. Я посмотрел на Нинку и увидел, что она что-то достает прямо из лифчика. Патроны! Шельма не имела карманов и поэтому сунула прихваченные в будке патроны за пазуху. Несколько штук. Я быстро толкнул Графа и кивнул на девку. Но та не ждала: два выстрела, прогремевшие один за другим, оглушили нас и швырнули на землю водилу и подполковника. Один из них застонал, но тут же затих. Бедолаги, они ушли в вечность, не успев ничего понять. Пахло порохом, дым от выстрелов медленно растекался по пространству и уже приближался к нам. Стерва спешила и, отбежав подальше, на ходу перезаряжала ружье. Успела. Остановилась, немного отдышалась и снова вернулась назад. Теперь она стала такой же, как и мы, — преступницей и убийцей. Разница между нами была небольшой, ну разве что по половым признакам, а так никакой. Даже не посчиталась с детьми водилы! Во зверюга! Впрочем, кто теперь с кем считается? На словах только. Мир катится в бездну.
Мы стояли на коленях, не шевелясь, не зная, что будет дальше. Но то, что она убила их, а не нас, убила первыми, говорило о многом. Кроме того, в таких случаях обычно не ждут и делают дело одним махом, чтобы не передумать и не допустить промашки. Раз — и все кончено. Она так не поступила. Нас стало меньше, и это уже чувствовалось. Двое — одно, трое — другое, а пятеро — третье. Количество людей в компании всегда диктует и предопределяет их отношения и поведение. А когда рядом лежат мертвые, знай, что ты скоро покинешь это место. Если ты, конечно, не свихнулся и не спишь рядом с покойником за здорово живешь, как некая столетняя бабуля, которой скучно быть одной. Бывает и такое.
Не знаю, забавлял ли ее наш вид, упивалась ли она властью над нами в тот момент, но мы чувствовали себя так, как, наверное, чувствует себя всякий беспомощный человек, волею рока ставший игрушкой в руках другого. Меня тошнило, от сильнейшего перенапряжения разболелась голова. По сути дела, я был сломлен, да, но не был сломлен Граф. Скала, а не человек.
— Чего ты ждешь, тварь? — обратился он к ней ледяным тоном, видимо специально подчеркивая, кто она есть в его глазах. — Стреляй, мразь! Молить не будем, не дождешься. Стреляй! — Он сделал шаг вперед и как бы заслонил меня собой. Дуэль глазами. Но куда ей до него! Боря был в состоянии переглядеть десяток таких, как она, даже не мигая. Быть может, он поступал глупо — дразнил волчицу, но надеяться было не на кого, и, скорее всего, он был почти уверен, что она его застрелит. Собственно говоря, так думал и я, имел основания думать. Однако моя совесть была чиста, что ни говори, и мужество во мне нашлось. Я не убил друга ради спасения собственной шкуры. Не убил.