- Вас волнует, кто убил Чарлза Гамильтона? Он слегка тряхнул головой:
- Что?
- Я спросил: волнует ли вас то, что Чарлз Гамильтон убит? Интересует ли вас, кто его убил?
- Это дело полиции - разобраться в том, кто его убил, - возмущенно сказал он. - О чем, черт подери, вы толкуете?
- Человек был жив. Теперь он мертв. Вы воспользовались фактом его смерти, чтобы создать для Уолтера и меня неприятности, но значит ли для вас его смерть что-нибудь еще? Волнует ли вас то, что он мертв?
Он снова взмахнул руками и ответил:
- Но я даже не знаю этого человека.
- Вас должно это волновать. Кому-то это должно же быть небезразлично.
- Ну, я полагаю, его жене небезразлично. И его детям, если они у него есть.
- У него их нет, - отрезала Сондра. Тон, которым она это сказала, был беспристрастен.
- Я не понимаю, чего вы от меня хотите, - признался Флейш.
- Помните Донна: "Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе; каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и, если Волной снесет в Море береговой Утес, меньше станет Европа, и так же, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол, он звонит по Тебе".
- О да, - поспешно сказал он. - Хемингуэй это использовал в своем произведении.
- И весь смысл для вас только в этом? Комнатная игра. Отгадай, кто использовал эту известную цитату. Затем попытайся угадать, кто использовал Песнь песней Соломона:
Лилиан Хеллман, Питер де Врайс, Джон ван Друтен...
- Мне кажется, с меня достаточно, - сказал он. Он уже не был таким добродушным, как вначале.
- Да, - сказал я, - полагаю, с нас всех достаточно.
Я вышел к своему "форду" с ощущением полной опустошенности. Я был в логове своего главного врага и выступал там против него, но никто из нас этого не заметил.
Я вернулся в мотель и прежде всего направился в офис, чтобы заказать номера для мистера Флетчера и его команды, и только потом - в свой номер.
До приезда мистера Флетчера мне нечего было делать, совсем нечего. Я тоскливо послонялся по номеру, а затем достал книжку, которую читал Уолтер. Это был детектив про частного сыщика, и, начав читать его, я понял, что описанный в этой книге мир - точно такой же, в котором я внезапно оказался. Разница была лишь в том, что частный сыщик в этой книжке знал, в каком мире он живет, знал, с чем он может столкнуться и как на это реагировать. Как только раздавался стук в дверь, он хватался за свой надежный сорок пятый калибр, а не за ручку двери, потому что в его мире это всегда был не посыльный от Фуллер Браш, не сосед, а только Неприятность.
Но это был чужой мир. В моем мире, когда кто-то стучался в дверь, я открывал ее, и этот кто-то спрашивал, что на завтра задали по французскому, или предлагал подписаться на иллюстрированный журнал, или принес шесть бутылок пива для спокойной вечерней мужской беседы.
Я читал около двадцати минут, как вдруг раздался стук в дверь. Я вздрогнул и уронил книгу. Но тут же почувствовал себя идиотом, слишком глубоко ушедшим в воображаемый мир книги, и к тому же чрезмерно драматизирующим происходящее в этом скорее убогом, чем опасном городке. Я встал с кровати и открыл дверь.
В комнату вошел Джерри, оттолкнув меня в сторону. За ним вошел Бен и еще один тип, тот, который участвовал в первом полицейском рейде. Они закрыли за собой дверь, и Джерри, глядя на меня с насмешливой печалью, сказал:
- Знаешь что, Пол? Я никогда не встречал такого тупого ученика, как ты. Сначала ты отделался от нас с Беном, а потом поехал беспокоить мистер Флейша. Ну когда, наконец, до тебя начнет доходить?
- Это что, еще один визит к капитану Уиллику?
- О нет. Ни в коем случае. Ты уже получил свое последнее предупреждение.
Пока Джерри говорил, третий тип обошел меня слева, внезапно навалился на меня и, схватив за руки, заломил их назад. А Джерри продолжал:
- Ты знаешь, где мы сейчас находимся, Пол? В подвале полицейского участка, играем в покер.
Затем он отступил в сторону, и Бен начал избивать меня.
Глава 12
Мне на лицо упала холодная мокрая тряпка. Я извивался, чтобы избавиться от нее, махал в воздухе руками, а твердый конопляный узел поворачивался в моем животе, больно царапая стенки желудка. Я перестал вертеться, окаменев в нелепом полуобороте, мои согнутые руки застыли в воздухе, перестав двигаться из-за боли. Хриплый голос произнес:
- Спокойнее, мистер.
Первое, что я увидел, когда открыл глаза, было лицо незнакомого мне человека, а над ним потолок. Лицо склонилось так низко надо мной, что я мог отчетливо разглядеть каждый волосок в его седой бороде. Его сморщенные щеки были неподвижны и возвышались надо мной подобно пирамиде в пустыне и отбрасывали на меня тень. Я разглядел нос, бугристый и изогнутый, как дубинка, с огромными овальными ноздрями, заросшими черными волосами. Тоже огромные карие глаза слезились, как у старого пса, и, хотя очков на лице не было, я явственно видел следы от них на переносице. Лоб был весь исчерчен морщинами, как мысок изношенного башмака, и был высоким и широким, с выдающимися височными костями и редким венчиком седых волос, обрамлявших его. Потом я увидел уши, похожие на ручки кувшина, из середины которых тоже торчали волосы. Большой рот с сухими потрескавшимися губами, растянутый в ободряющей улыбке, демонстрировал неровные желтоватые верхние зубы и слишком ровные и белые нижние.
Я всматривался в это лицо и почему-то подумал, что это лицо одинокого человека, который прожил в одиночестве дольше, чем я существую на свете. Затем я подумал, что это лицо старое, потом - что это дружеское лицо и, наконец, что это - восхитительно некрасивое лицо.
Губы зашевелились, верхние зубы сомкнулись с нижними, и хриплый голос произнес:
- Вам нельзя шевелиться, мистер. Просто лежите спокойно.
Осторожно, стараясь не потревожить узел в моем животе, я снова откинулся на спину. Я лежал на полу в моей комнате в мотеле, возле ножек кровати. Я вспомнил Бена, его сосредоточенное, ничего не выражающее лицо, его кулаки, молотящие по моему животу, левой, правой, левой, правой, и то, как он проворно отклонялся, чтобы моя рвота не попала на него. После этого он измолотил кулаками мне лицо. Работал размеренно, чтобы я как можно дольше не терял сознание. А когда он решил, что мне пора потерять сознание, он стал бить меня, не жалея сил, и в поле моего зрения, красном от крови, его кулаки становились все больше и больше, превратившись в товарный вагон, который проехал по мне и раздавил меня, так что от меня ничего не осталось.
Потом грубая ткань мокрой тряпки коснулась моего лица. И в поле зрения снова попала тряпка, которую держал в руке старик. Это было белое полотенце, на котором кое-где виднелись красно-коричневые пятна.
- Я постараюсь не делать вам больно, - сказал он, и полотенце снова коснулось моего лица. Сильно щипало, как и раньше, но я сдержался и не отвернул голову.
Через некоторое время он вышел, чтобы прополоскать полотенце, и я тихо лежал не дыша, потому что, когда я вздыхал слишком глубоко, узел в животе оживал и начинал сильно скоблить меня изнутри. Он вернулся, немного потер мне лицо полотенцем, а затем сказал:
- Вы сможете подняться и лечь в постель?
- Не знаю. - Глотка у меня болела тоже, как будто я невероятно долго дышал ртом, поэтому мне удалось выдавить из себя только хриплый шепот.
- Я помогу вам, - сказал он и обошел вокруг меня, чтобы взять меня под мышки. Он оказался намного сильнее, чем я мог предположить. Принять сидячее положение мне было сложно из-за пенькового узла, но после того, как я сел, стало легче. Он не пытался поставить меня на ноги; я подполз на коленях к краю кровати, а он, поддерживая меня под мышки и потихоньку подтягивая, поднял и закатил меня на кровать. Наконец я перекатился на спину, задыхаясь и заливаясь солеными слезами из-за болей в животе, а он стоял и одобрительно кивал.
- Очень хорошо. Думаю, это молодчики Флейша так вас отделали.
- Полиция, - прохрипел я, - Бен, Джерри и еще один. Он покачал головой.
- Не имею дело с полицией, - сказал он. - Мне на нее плевать. У меня брат когда-то служил в полиции. Его убили бутлеггеры из Канады. А теперь там совсем другие люди, другая разновидность людей. Где болит?
- Живот.
- Извини мою навязчивость. - Старик улыбнулся, произнося неприятное слово, и принялся расстегивать мне рубашку и "молнию" на брюках, чтобы добраться до живота. Его полные губы сжались, и он покачал головой. - Все в синяках, сказал он. Он дотрагивался до меня, и я сжимался от мучительной боли. - Болит, - констатировал он. Он сильнее сжал губы и начал их покусывать, глядя на меня. - Думаю, будет лучше, если мы найдем врача, - решил он наконец. Он огляделся вокруг:
- Нет телефона? Нет. Ладно, никуда не уходите. - Он кивнул мне, улыбнулся своей ободряющей улыбкой и исчез из поля моего зрения. Я слышал, как открылась и закрылась дверь, потом я закрыл глаза и решил, что снова потеряю сознание. Я слишком долго боролся, чтобы не заснуть.