Вечером, когда он поужинал холодной уткой, творогом и сидром, вошла девушка.
- Извините, сэр, тетя спрашивает, не попробуете ли вы кусочек нашего пирога?
- Если мне позволят пойти на кухню.
- О, конечно! Но вам будет скучно без вашего друга.
- Мне? Ну нет! А никто не будет возражать?
- Кто же? Мы будем очень рады.
Эшерст вскочил слишком поспешно, забыв о больной ноге, споткнулся и упал. Девушка ахнула и протянула к нему обе руки. Эшерст схватил их маленькие, грубые, загорелые - и, с трудом подавив желание поднести их к губам, позволил ей помочь ему встать. Она поддержала его, подставила ему плечо. Опершись на него, Эшерст пошел к двери. Он испытывал ни с чем не сравнимое удовольствие от этой живой опоры. Но он вовремя сообразил, что лучше взять по дороге свою палку и снять руку с плеча девушки перед тем, как войти в кухню.
В эту ночь он спал как убитый, и, когда проснулся, опухоль на колене почти прошла. Снова он провел все утро на лужайке, в кресле, записывая обрывки стихов. После полудня он уже мог пойти побродить с мальчиками Ником и Риком. Была суббота, они рано вернулись из школы. Темноглазые, черноволосые маленькие шалуны - одному было семь, другому шесть - скоро перестали дичиться Эшерста и болтали без умолку, - он умел разговаривать с детьми. Часа в четыре дня он уже был знаком со всеми способами, какими они уничтожали всякую живность; только ловить форелей они не научились. Подвернув штанишки, они лежали на животах у ручья, пытаясь поймать их руками, как настоящие рыболовы. Конечно, они ничего не поймали, потому что их визг и хохот распугал всех форелей. Эшерст сидел на большом камне у берега, смотрел на детей и слушал кукушку. Старший, Ник, более смелый, подошел к нему и встал рядом.
- А на этом камне всегда сидит страшный цыган,
- Какой страшный цыган?
- Не знаю. Никогда не видел. Мигэн говорит, что он тут сидит, старый Джим его видел своими глазами. Он сидел тут в ту ночь, когда лошадь разбила отцу голову. Он играет на скрипке.
- А что он играет?
- Не знаю!
- А какой он?
- Весь черный. Старый Джим говорил - он весь волосатый! Страшный-престрашный. Ходит по ночам. - Темные раскосые глаза мальчугана испуганно забегали. - А он меня может забрать? Мигэн его боится.
- А она его видела?
- Нет! Зато вас-то она не боится.
- Конечно, не боится. Чего ж ей меня бояться?
- Она вечерами за вас молится!
- Откуда ты знаешь, плут ты этакий?
- Когда я засыпал, она сказала: "Боже, благослови нас всех и мистера Эшеса!" Сам слышал, как она шептала.
- Ты маленький предатель, зачем рассказывать то, что ты подслушал!
Мальчуган замолк, потом вдруг вызывающе сказал:
- А я умею обдирать кроликов. Мигэн вот не может видеть, как их обдирают. А я люблю кровь,
- Ах ты маленькое чудовище!
- Что это такое?
- Чудовище - это существо, которое любит делать другим больно.
Мальчик обиделся:
- Да ведь мы-то едим только мертвых кроликов!
- Ты прав, Ник, прошу прощения.
- А я и лягушек умею обдирать.
Но Эшерст уже не слушал. "Боже, благослови нас всех и мистера Эшеса!" Ник, удивленный его молчанием, побежал назад к ручью, оттуда снова послышались визг и плеск.
Когда Мигэн принесла чай, Эшерст спросил:
- Что это за страшный цыган, Мигэн?
Она испуганно взглянула на него:
- Он приносит несчастье.
- Но ведь вы не верите в привидения?
- Дай бог мне его никогда не видеть!
- Не бойтесь, не увидите. Никаких привидений нет. Старый Джим, наверно, видел просто лошадь.
- О нет! В горах бродят привидения - тени людей, тех, что жили здесь в давние времена.
- Но жили-то здесь не цыгане. Те люди умерли гораздо раньше, чем появились цыгане.
- Все цыгане злые, - коротко ответила девушка.
- Почему? Даже там, где они еще есть, это просто дикие существа, вроде кроликов. В природе много дикого - цветы, например, дикий шиповник, их никто не сажал, Они выросли сами по себе, а ведь вы не скажете, что они дурные, злые. Вот погодите, я сегодня ночью пойду подкараулю вашего страшного цыгана и поговорю с ним.
- Ой, нет, не надо!
- Нет, пойду и непременно сяду на его камень.
Она умоляюще сложила руки.
- Ну, пожалуйста, не надо!
- Почему? А потом, не все ли вам равно, если даже со мной что-нибудь случится?
Она не ответила, и он вдруг бросил как будто невзначай: