- Нет. Разумеется, нет.
- Ты не принимаешь нас за дураков, которые рассчитывали на победу?
- Но...
- Репрессий мы не ждем. Белградское правительство далеко не глупое. Мы даже кое-что приобретем. Возможно, нашей автономии передадут дополнительные права, из Македонии уедут наиболее одиозные министры-сербы. Это один плюс. А другой состоит в том, что люди поднялись с оружием в руках, чтобы сражаться и умереть за родину. Наше движение питается кровью. Без крови оно хиреет и может сойти на нет. То была ночь нашего триумфа, брат. Мы храбро боролись, и ты стоял с нами плечом к плечу. В Болгарии ты в безопасности?
- Да.
- Ты знаешь страну?
- Дорогу я найду.
- Хорошо. Ты уверен, что не хочешь взять с собой "Стен"?
- Если меня арестуют, едва ли я смогу объяснить, как он ко мне попал.
- Это так. Но если тебя загонят в угол, он придется весьма кстати. Бой был жаркий, и мы вышли из него с честью.
- Это точно.
* * *
И я зашагал на восток, навстречу поднимающемуся солнцу. Ночь выдалась холодной, но лучи солнца быстро прогрели воздух, чистый и свежий. Вокруг зеленели холмы и поля, совсем как в Ирландии. Я не торопился и не опасался брошенных на меня взглядов. Одеждой я ничем не отличался от крестьян, работающих на полях или, как и я, шагающих вдоль дороги. Я знал, что в Югославии меня объявили в розыск. В последние минуты в Тетово, когда Анналия и я прятались в бомбоубежище, ожидая машины, которая вывезла бы нас из города, армейские громкоговорители требовали от местных жителей выдать американского шпиона. Югославы очень хотели арестовать меня, скорее всего, предполагали, что я бежал в Болгарию, но я сомневался, что они вышли на мой след. А попусту волноваться в такое прекрасное утро не хотелось.
Мне уже с трудом верилось, что революция действительно имела место и я принимал в ней непосредственное участие. За прошедшие годы я всякий раз жадно вчитывался в сообщения о восстаниях и переворотах, баррикадах, стрельбах снайперов с крыш, самодельных бомбах, жестокости и героизме, улицах, залитых кровью. Я читал показания очевидцев. Я понимал те ощущения, которые они хотели передать словами. Но чтение - оно всего лишь чтение.
Одна моя знакомая женщина как-то поехала в Калифорнию и по пути завернула к Большому каньону. Потом она рассказывала мне: "Господи, Ивен, ты в это не поверишь, я словно смотрела кино". Возможно, именно так мы воспринимаем окружающий нас мир. Жизнь становится особенно зримой, когда имитирует искусство. Восстание в Тетово напоминало роман или фильм, и у меня уже складывалось впечатление, что я где-то читал о нем или видел на экране. До этой ночи я стрелял только в тире на Таймс-сквер. А тут - в людей и видел, как они умирали. Но от охватившего меня изумления не осталось и следа. И едва верилось, что такое произошло со мной наяву.
Атакующий кулак правительственных войск пробил нашу оборону. Тодор и еще несколько десятков человек погибли. Какой-то период времени вылетел у меня из памяти. Мы отступали, стреляли, снова отступали. Желания бежать у меня не возникало. Я считал себя обязанным бороться до последнего вздоха. Но Анналия решила, что я должен бежать, и буквально вытащила меня из боя. Сначала упрятала меня и мой кожаный рюкзак в подвале-бомбоубежище, потом вывезла меня из Тетово.
- Ты хотела, чтобы твой брат погиб, - заметил я. - Так почему тебе нужно, чтобы я спасся?
- По той же причине.
- Не понял.
- Тодор должен умереть в бою. А ты должен спастись. Мы не хотим, чтобы ты попал в плен к врагу. Ты - наш американец, загадочный, романтичный. Правительственные войска, зная, что ты с нами, не сумеют тебя схватить. И наши люди будут жить надеждой, что придет день, когда ты вернешься и вновь поведешь их за собой. Тебя надо спасти!
Она сопровождала меня до фермы к юго-востоку от Тетово, но отказалась ехать со мной в Болгарию. Заявила, что ей ничего не грозит и она не может оставить свой народ. Ее место, мол, здесь. На ферме, когда остальные пили на кухне горький кофе, она попросила меня подняться с ней наверх, где пожелала отдаться мне. Настояла на том, чтобы я овладел ею.
Пожалуй, в нашем совокуплении не было ни любви, ни животной страсти. И еще меня удивил крик, сорвавшийся с ее губ в тот момент, когда она, по моему разумению, должна была испытывать наивысшее наслаждение: "Сына! Дай мне сына для Македонии!"
Надеюсь, я не подкачал.
* * *
Мне потребовалось время, чтобы добраться до Софии, но там я нашел и кров, и хлеб. Меня приютил священник Греческой ортодоксальной церкви, который жил на улице Кожевников, что меня в немалой степени позабавило*. На это совпадение я указывать ему не стал, потому что не представлялся. Меня направил к нему член ВРО, который также состоял и в Обществе левой руки. Я и раньше слышал об этой организации, но практически ничего о ней не знал. Как выяснилось, возникло оно несколько столетий тому назад, чтобы сохранить христианство в Оттоманской империи. В конце девятнадцатого столетия Общество не брезговало и террористическими актами, если они приносили прибыль. Я где-то прочитал, что Общество давно распалось, но подобная информация часто оказывается ложной. Как и некролог Марка Твена, слухи о кончине экстремистских организаций частенько оказываются сильно преувеличенными.
______________
* На английском название улицы и фамилия главного героя совпадают (tanner - кожевник).
Однако тот факт, что я мало чего знал об Обществе левой руки, значительно затруднял нам общение. Политические взгляды отца Грегора оставались для меня загадкой, поэтому я предпочел не делиться с ним и своими. Мой приятель из ВРО предупредил, что я пробуду у священника восемь часов, после чего другой его друг отвезет меня на юг, к турецкой границе.
Первые часы прошли достаточно легко и быстро.
Домоправительница отца Грегора поджарила отличный шашлык, из подвала появилась бутылка "токая". Потом мы сидели в гостиной отца Грегора и играли в шахматы. Силы оказались неравными, и после трех моих поражений игру мы закончили. Действительно, я не мог оказать ни малейшего сопротивления.
Уложив фигуры в коробку, отец Грегор спросил, говорю ли я по-английски.
- Я бы с удовольствием поговорил по-английски. В разговорном языке практика необходима, а в Софии мне говорить на английском не с кем.
- Я знаю английский, отец Грегор, и буду рад говорить с вами на этом языке.
- Вот и хорошо. Еще вина? - он наполнил наши бокалы. - Через час у меня будет праздник. Наверное, мне следовало сказать, что через час вы разделите со мной мой ежедневный праздник, если будет на то ваше желание. В девять часов начинается передача радиостанции "Свободная Европа". Вы часто ее слушаете?
- Нет.
- А я вот никогда не пропускаю. А по завершении этой программы начинается передача "Радио Москвы", специально для Болгарии. Я ее постоянный слушатель. А "Радио Москвы" вы слушаете?
- Нечасто.
- Ага. Тогда, думаю, вам понравится. Так интересно сравнивать эти две радиопрограммы. Из одного мира словно переносишься в другой, и ни один из этих миров не имеет практически ничего общего с тем образом мира, каким он видится из Софии. Вы здесь впервые?
- Да.
- Жаль, что вы не можете задержаться. В городе есть своя прелесть, знаете ли. Почему-то Болгарию воспринимают страной грубых крестьян, которые доят коз, едят йогурт и живут по сотне, а то и больше лет. Никто не обращает внимание на удивительную архитектуру Софии и на кипящую в городе деловую жизнь. Я родился на ферме в десяти милях от Софии и прожил здесь почти всю жизнь. Но немного попутешествовал. Во время войны. Человек должен повидать другие края. Расширить кругозор. Вы понимаете мой английский?
- Да. Вы очень хорошо говорите.
- Какое-то время я пробыл в Лондоне. А также в Париже и Антверпене. А потом вернулся в Софию. Многих моих друзей мое решение удивило. Они не понимали, что заставляет меня вернуться в этот, по их мнению, скучный захолустный город. Наверное, вы тоже задаетесь этим вопросом?
Я пробормотал что-то невразумительное.
- С возрастом понимаешь, что один город не так уж и отличается от любого другого. А тут мой дом, тут похоронены мои предки, так что куда мне еще возвращаться, как не сюда? Как я понимаю, ваш путь лежит в Турцию?
- Да.
- В какое-то определенное место?
- В Анкару.
- О да. Я побывал там много лет тому назад, но ничего не помню об этом городе. Собственно, я оказался там в таком же положении, что и вы - здесь. В город я приехал, а осмотреть достопримечательности не успел. Грустно, знаете ли. Побывать в городе и ничего там не увидеть. А туристы, с другой стороны, могут осмотреть достопримечательности, но отстраненно, поскольку достопримечательности эти не имеют никакого отношения к их обыденной жизни. Вы согласны?
Я согласился. И вспомнил о своем путешествии по Андорре, в телеге под соломой.