Я решительно направилась в гостиницу и, войдя, обратилась к портье:
— Добрый день! Скажите, в каком номере остановился пан Трофимчук?
— В восьмом, пани, на втором этаже.
— Благодарю.
Поднявшись на второй этаж, я подошла к двери с цифрой восемь и осторожно постучала.
Он открыл дверь, и, казалось, ничуть не удивился моему приходу.
— Заходи! — он кивком пригласил меня в номер.
Я вошла, оглядываясь.
Номер, в отличие от нашего люкса, да и того, где жила «мадам Брошкина», был шикарным: лепнина на потолке, люстра чешского стекла, гнутые стулья, круглый ковер на полу. В воздухе витал густой запах сигаретного дыма, а под столом с мраморной столешницей валялись пустые бутылки. В правом углу номера стоял симпатичный диванчик с наваленными верхними вещами. Между диваном и стенкой виднелась часть распахнутой дорожной сумки, красной с белым, с надписью «Кока-…» — видимо, постоялец собирал вещи, а я его оторвала от этого занятия.
— Выпить хочешь? — предложил он мне.
— Нет, спасибо, не хочу. Я просто хотела задать вам пару вопросов.
— Без проблем, — согласился он. — Спрашивай!
— Скажите, вы кого-нибудь видели на прогулке. Ну… Я имею в виду кого-нибудь из чужих? То есть тех, которые не были на собрании? — я совсем запуталась.
— Нет, не видел. Мы с Крыськой — с подружкой моей, Кристинкой, пришли к этим старым пердунам, а там такая муть, я чуть челюсть не свихнул от скуки.
— А зачем вам туда надо было?
Василий уселся передо мной на гнутый стул и закинул босые ноги на другой так, что его мощные ступни, оказались в нескольких сантиметрах от меня. Я отметила заскорузлые пятки и кривой горбом ноготь на большом пальце левой ноги, который к тому же был черно-синего цвета. Меня замутило, и сама не знаю как, я брякнула:
— Вы ушибли палец?
— Нет, натоптал в узкой обуви. Теперь приходится в сандалиях бегать, хорошо, что лето скоро.
— У нас в Израиле в сандалиях ходят круглый год.
Он пожал плечами:
— Хорошо вам, я у вас не был, а то бы приехал специально, чтобы по солнышку побродить — терпеть не могу нашу зиму.
— Простите, что я задаю вам такой интимный вопрос. Василий, вы еврей?
Он прищурился и после паузы ответил:
— Не знаю.
— Как это?
— Потому я и здесь. У моей бабки нашлись ветхие документы на каком-то непонятном языке. Я поспрашивал в Минске, может, ценность какая-нибудь — продать выгодно или еще что. И мне посоветовали обратиться в израильское посольство — там обязательно найдется человек, который прочитает. Я тут же поехал туда и, действительно, мне перевели, что бабка моя из рода раввина бен-Бецалеля. А потом уже я списался с Прагой, послал копии документов и получил приглашение. Все просто, — он обаятельно улыбнулся.
— Понятно, — кивнула я. — Кстати, Василий, вы не слышали сейчас грохота? Недалеко отсюда взорвалась машина. Говорят, что взорвали владельца.
— Не знаю. Я вещи собирал, у меня билет на завтра.
— Но ведь не выпускают! У вас разве нет подписки о невыезде?
— Есть, ну и что? Я тут до завтрашнего полудня заплатил, больше денег нет. Поищу что-нибудь поскромней.
— А кто эта девушка, что была с вами. Кажется, ее звали Кристина?
— Крыська? Да путана она с Украины. Здесь подрабатывает. Вот я ее и прихватил с собой, знал, что скучно будет.
— Ну, скажем прямо, невесело, — я поднялась с диванчика. — Большое спасибо, Василий. Я надеюсь, что виновников трагедии найдут и нас, наконец-то отсюда выпустят. Не хочется любоваться красотами Златы Праги, если тут удерживают по велению закона.
— Вы правы, Лерочка. Ну, куда вы торопитесь? Останься, — он потянул меня за руку, но я высвободилась и быстрым шагом прошла к двери. Не хватало еще флирта с этим «первым парнем на деревне». Пусть Крыську обхаживает.
Выйдя из отеля «На золотом кресте» я пошла по улице, машинально бормоча: «На золотом кресте висели царь, царевич, король, королевич…». Ноги сами меня принесли в казино. Оно было закрыто, на асфальте чернело огромное угольное пятно. Останки машины уже убрали. Немногочисленные зеваки обменивались мнениями. У входа в казино стоял полицейский.
Поняв, что внутрь меня никто не пустит, я решила обойти здание по периметру и вошла в близлежащий пассаж. В нем нашли приют парикмахерская, театр теней и музей со странной экспозицией — музей пыток. Во дворике перед входом на узкий пьедестал была водружена чугунная голова с веревкой, обмотанной вокруг шеи. Лицо искажала мучительная гримаса. Голова служила рекламой музею.
Около входа сидел пожилой человек и читал газету. Я подошла поближе.
— Добрый день, пан! — поздоровалась я.
Он свернул газету и улыбнулся:
— Прошу вас, пани, семьдесят пять крон, и вы увидите самый богатый пыточный арсенал, которым не располагала даже сама святейшая инквизиция. У нас есть даже «нюрнбергская дева» в натуральную величину.
Старичок был столь забавен, что я решила немного с ним поболтать, авось узнаю что-нибудь полезное.
— А что это такое? — спросила я.
— Зайдете — сами увидите, пани…
— Валерия.
— Пани Валерия, — кивнул он. — «Нюрнбергская дева» — это такой саркофаг с шипами внутри. Но, упаси боже, никаких жизненно важных органов шипы не задевали. Так, пустить кровь, чтобы получить признание. Много чего у меня есть: «трон ведьм», «скрипка бесчестья», «дочь дворника», — заходите, не пожалеете.
— Безмерно вам благодарна, уважаемый пан, но я ищу не инструменты воздействия на супруга, а всего лишь запасной вход в казино, — я решила не кривить душой перед человеком, в непосредственной близости от которого находится такое разнообразие пыточных инструментов. Поможет — хорошо, а не поможет, тут огнем и мечом не добьешься.
— Понятно, — кивнул он. — Пока что муж меру знает, проигрывает помаленьку, но вас это уже беспокоит, пани. А когда начнет из дома последнее тащить, вот тогда вы ко мне придете за испанским сапогом или гаротой, умоляя продать. А у меня экспонаты уникальные, частенько в единственном экземпляре, как, например, мужской пояс верности.
— Нет, мне не нужно, спасибо, мне бы в казино заглянуть.
— Ну да, конечно, — он пожевал губами. — Сначала я вас пущу, а потом вы взорвете этого еврея. Вы антисемитка?