- Наш капитан говорит, они сейчас там на вес золота. И винтовок у нас тоже порядочно, а боеприпасов полным-полно. Он и меня взял в долю. Все лучше, чем служить в пароходной компании да играть на палубе в крикет с пассажирами. Я уже решил, как повстречался с капитаном: все это побоку и куплю сахарную плантацию. Душа-человек, наш капитан! Пойду доложу ему. Всю ночь его не было; вернулся на борт, когда уже четыре склянки пробили; теперь прилег вздремнуть, но ради вас разбужу, не заругает.
Он вышел. Я гадал, что в Зэхери Пирсе могло привлечь такого вот юнца? Какой-нибудь сынок, один из двенадцати детей сельского пастора, не иначе, горит желанием застрелить нескольких негров, вечно ребячливый и простодушный.
Вернулся он с целой грудой бутылок.
- Что вы будете пить? Капитан выйдет через минуту. А мне надо наверх. Дел по горло.
Минут через пять Зэхери Пирс действительно вышел. Он даже не протянул нам руки, за что я проникся к нему уважением. Лицо у него было утомленное и еще более вызывающее, чем обычно.
- Слушаю вас, господа, - сказал он.
- Мы пришли спросить вас, как вы намерены дальше поступить? - сказал Дэн.
- Не понимаю, - ответил Пирс, - какое вам до этого дело?
Маленькие глазки Дэна сделались совсем злыми, как у кабана.
- Вы получили от меня пятьсот фунтов, - произнес он. - Как вы думаете, почему я их дал вам?
Зэхери хрустнул пальцами.
- Это меня не интересует, - сказал он. - Я отплываю в среду. Ваши деньги в сохранности.
- Знаете, что я думаю о вас? - сказал Дэн.
- Нет, и знать не хочу! - Потом он улыбнулся со свойственной ему удивительной способностью вдруг преображаться. - А впрочем, как вам будет угодно.
Дэн вконец помрачнел.
- Ответьте мне честно, - проговорил он, - какие у вас намерения по отношению к ней?
Зэхери глянул на него из-под насупленных бровей.
- Никаких.
- И у вас хватит низости отрицать, что вы сделали ее своей женой?
Зэхери спокойно посмотрел на него.
- Нет, отнюдь нет, - ответил он.
- Ради всего святого, зачем вы это сделали?
- А что, вы думаете, только у вас есть право стать ее мужем, мистер Треффри?
- Так поступить с совсем еще девочкой! Где ваше мужское великодушие? Красться потихоньку ночью и для чего? О, господи! Неужели вы не понимаете, что поступили по-скотски?
Зэхери весь потемнел и сжал кулаки. Но он как будто сумел подавить в себе гнев.
- А вы бы хотели, чтоб я оставил ее вам? - усмехнулся он. - Я обещал ей, что возьму ее с собой туда, и мы бы потихоньку уехали в среду, если б не явились вы с вашей проклятой собакой и не вынюхали все. А теперь все провалилось! Нет смысла брать ее с собой. Я вернусь к ней богатым человеком или вообще не вернусь.
- А до тех пор? - вмешался я.
Он с видимым облегчением повернулся ко мне.
- Я бы взял ее, чтобы избежать шума, непременно бы взял, вина не моя, что все открылось. Дело у меня рискованное. Если б она была со мной, это могло бы погубить все предприятие; я бы все время нервничал. И для нее небезопасно.
- Ну, а в каком же положении будет она, пока вас нет? - спросил я. - Вы уверены, что она стала бы вашей женой, если бы знала, что вы собираетесь ее вот так оставить? Вам бы следовало отказаться от вашего предприятия. Вы овладели ею. Ее жизнь в ваших руках: ведь она еще дитя!
По его лицу пробежала дрожь; было видно, что он страдает.
- Откажитесь! - настаивал я,
- Но в нем все мое достояние, - со вздохом отвечал он. - От этого зависит будущее.
Он с сомнением и мольбой взглянул на меня, словно впервые вынужден был думать о последствиях, что так несвойственно его характеру. Я решил было, что он готов уступить. Вдруг, к моему ужасу, Дэн буркнул:
- Будьте мужчиной!
Пирс повернул к нему голову.
- В ваших советах я во всяком случае не нуждаюсь, - отрезал он. - Я не позволю мне указывать.
- До последнего вашего дня, - произнес Дэн, - будете вы передо мной в ответе за то, что так обошлись с ней.
Зэхери улыбнулся.
- Видите эту муху? - спросил он. - Так вот, до вас мне такое же дело, как до нее. - И он смахнул муху со своих белых брюк. - Всего наилучшего!
Благородные моряки, составлявшие экипаж нашей лодки, налегли на весла, но не успели они отвалить от борта, как проливной дождь обрушился на тендер, и его как не бывало; в памяти у меня остался лишь помощник капитана, который, перегнувшись через борт и обратив к нам свое загорелое молодое лицо, махал фуражкой, улыбающийся, полный энергии и дружеских чувств.
...До берега мы добрались насквозь промокшие, недовольные собой и друг другом; я угрюмо поехал домой.
Когда я проезжал мимо сада, расшатанная бурей яблоня с грохотом повалилась на землю.
Яблоки зреют - вот упадут,
О! Хэй-хоу! вот упадут...
Я твердо решил собрать вещи и уехать отсюда. Однако есть во всем этом что-то странное, какая-то непреоборимая прелесть. Для вас, не знающего этих людей, это может показаться лишь чем-то жалким и глупым. Но в жизни нас манит к себе не только хорошее, ясное и полезное, но и странное, непостижимое, таинственное - к худу ли это, иль к добру.
Когда я подъехал к ферме, снова выглянуло солнце; желтая тростниковая крыша просвечивала сквозь деревья - можно было подумать, что под ней таятся радость и добрые вести. Дверь мне открыл сам Джон Форд.
Он начал с извинений, и от этого я еще более почувствовал себя незваным гостем; потом он сказал:
- Я пока не говорил с моей внучкой - ждал Дэна Треффри.