Дике пожал плечами:
– Не помню. Пако, Пабло. Как-то так.
– Какая у него машина?
– Хорошая. «Вольво амазон». Белая.
– А у того мужчины, что смеялся?
– Этого я не знаю. Он приезжал только с испанцем. Был как будто пьяный. Но он не сидел за рулем.
– Он тоже испанец?
– Не думаю. Наверное, швед.
– Когда он был здесь в последний раз?
– Три недели назад. А может, две. Я хорошо не помню.
– Испанца ты после того еще видел? Пако, или как там его?
– Нет. Он, наверное, уехал в Испанию. Ему нужны были деньги, поэтому он и продавал детали. Во всяком случае, так мне говорил.
Нурдину было над чем подумать.
– По-твоему, тот мужчина, который смеялся, был пьяный? А может, наркоман?
Швейцарец пожал плечами.
– Не знаю. Я думал, что он пьяный. Хотя, может, и наркоман. Почему бы и нет? Здесь почти все такие. Если не пьют, то употребляют наркотики. Разве нет?
– И ты не можешь вспомнить, как его называл тот испанец?
– Нет. Хотя… однажды с ними приезжала девушка. Такая высокая, с русыми волосами.
– А ее как зовут?
– Ее называют Белокурая Малин. Я ее видел раньше.
– Где?
– В ресторане на Тегнергатан, недалеко от Свеавеген. Туда ходят иностранцы. Она шведка.
Нурдину не приходил на ум больше ни один вопрос. Он посмотрел на зеленую машину и сказал:
– Надеюсь, что ты счастливо доберешься домой.
Дике усмехнулся.
– Да, наверное, доберусь.
– А когда назад?
– Никогда. Швеция – плохая страна. Стокгольм – плохой город. Только лишь насилие, наркотики, воры, алкоголь.
Нурдин ничего не сказал. С этой оценкой он, в общем, был согласен.
– Паскудство, – подытожил швейцарец. – Только и всего, что иностранец может здесь заработать деньги. А остальное не стоит доброго слова. Я живу в комнате еще с тремя рабочими. Плачу по четыреста крон в месяц. Настоящая эксплуатация. Свинство. И это потому, что нет квартир. Только богачи и преступники могут позволить себе ходить в ресторан. Я сберег денег. Вернусь домой, открою маленькую мастерскую, женюсь.
– А здесь ты не познакомился ни с одной девушкой?
– Девушка-шведка не для нас. Разве только студент или еще кто-то там может встретиться с порядочными девушками. А рабочий – только с девушками определенного сорта. С такими, как Белокурая Малин.
Нурдин покачал головой.
– Ты видел только Стокгольм, Хорст. А жаль.
– Разве где-то лучше?
Нурдин мягко улыбнулся ему и вышел из гаража. Под ближайшим фонарем он остановился и вынул блокнот.
– Белокурая Малин, – молвил он про себя. – Трупы, наркотики. Ну и выбрал я себе профессию!
По тротуару к нему приближался какой-то человек. Нурдин поднял над головой шляпу и сказал:
– Извините, вы бы мне… Человек подозрительно посмотрел на него, втянул голову в плечи и прибавил ходу.
– …Не сказали, в какую сторону идти к станции метро? – тихо и несмело бросил Нурдин свой вопрос в густую пургу.
Потом покачал головой и записал на открытой страничке несколько слов: «Пабло или Пако. Белый «амазон». Чудно смеялся. Белокурая Малин».
Потом убрал ручку и блокнот, вздохнул и вышел из круга света, падавшего от фонаря.
Колльберг стоял перед дверью квартиры Осы Турелль на втором этаже дома на Черховсгатан. Чувствовал он себя очень неловко.
Звонок не работал, и Колльберг, как обычно в таких случаях, забарабанил в дверь кулаком. Оса Турелль сразу открыла, уставилась на него и сказала:
– Да, да, я здесь. Не надо ломать дверь.
– Извини, – молвил Колльберг.
В квартире было темно. Он снял пальто и зажег свет в коридоре. На полке, как и в первый раз, лежала фуражка Стенстрёма. Провод к звонку был оторван и болтался над дверью.
Оса Турелль проследила за взглядом Колльберга и буркнула:
– Сюда звонила масса всяких идиотов. Журналисты, фотографы и еще бог знает кто. Непрерывно.