— Что с тобой, сынок, — видя его состояние, спрашивала мать.
— Все ниш…, все в порядке, мама, — успокаивал ее Алексей.
Но время лечит. Переживал, переживал Алексей свое горе какое-то время, а потом заключил с совестью мировую и успокоился.
Он еще раз убедился в одной старой истине: «Все пройдет!»
Как интересно устроена жизнь. Когда-то, Рудаков уже начинал карьеру преступника. Было тяжелое время. Развод его родителей, уход из института. Личностный кризис. В это непростое время он пересекся с Доновым. У того тоже был душевный надлом: смерть отца, алкоголизм матери, уход из большого спорта…
Братья по несчастью забирались на крышу Серегиной пятиэтажки, пили водку, изливали друг другу душу, и раззадоренные спиртным, ехали в Абакан искать приключения на свою задницу. Сначала просто задирались на прохожих, а потом стали их грабить.
… В этот декабрьский день они снова пошли на дело. С ними был еще один парень по кличке Буратино. Приметили в магазине мужика с бутылкой вина. Догнали его в парке. Потенциальной жертве поступило предложение, от которого было трудно отказаться, а именно: отдать просителям на совершенно безвозмездной основе бутылку и «гордо» уйти в «прекрасное далеко». Иначе его будут бить, «и возможно ногами». И возможно сильно. Тот категорически не согласился с вымогателями. За это он был жестоко избит и ограблен. Добыча в виде бутылки вина и рубля мелочью перекочевало из кармана потерпевшего в кармане демисезонного пальто Рудакова.
Неожиданно его подельники побежали. Рудаков тоже. Где-то выла милицейская сирена. Алексей заметно отстал от Сергея и Буратино. Он видел, что друзья перемахнули через парапет, окружавший парк, пересекли дорогу и углубились в гаражи. Вдруг кто-то задел по его ноге. Рудаков обернулся и обмер — перед ним стоял сержант милиции, запыхавшийся и без шапки. Он видимо бежал за Алексеем и пытался сбить его подсечкой, но не получилось. Рудаков сунул руку в карман и ухватился за горлышко — сержант отпрянул, думая, что у грабителя нож. Алексей швырнул бутылку в сторону милиционера и перемахнул через препятствие. Скрылся он в том же направлении что и его кореша. Сержант без помощи сослуживцев (они в это время, в «синеглазке», застряли на перекрестке: поток машин на главной дороге отрезал им путь) не решился преследовать троих грабителей.
Если бы тогда сержант оказался половчее и сумел задержать Рудакова, то парень бы сел в тюрьму года на четыре. И никогда бы Алексей, после того как порвал с Доновым, не восстановился в институте, а потом бы не перевелся в Москву. Но чуть-чуть не считается. Правда, все возвращается на круги своя. И снова появляется шанс сесть, но теперь уже по более серьезной статье, чем тогда, в юности. По новому уголовному кодексу Российской Федерации это статья сто пятая — «убийство». Если, конечно, это дело раскопают и докажут его вину.
А пока гуляй, Художник! Не пойман — не вор! А что впереди? Никто не знает. Может только господь Бог? И то Он, наверно, не придумал еще в своем небесном сценарии, что Леше Рудакову дальше делать.
Поживем — увидим.
В ресторан «Тагарский» радостно влетели омоновцы. С нарочитым шумом, с истошными криками и угрозами… Пакуев, умудренный жизненным опытом, упал сразу на пол, Рудаков замешкался. А зря! Кто-то из блюстителей порядка, не задумываясь, въехал ему в лицо прикладом…
Это пусть в цивилизованной Японии тамошние полицейские постигают секреты молодого единоборства — айкидо и с помощью его, стараясь не причинять тяжких телесных повреждений (в избежания уголовной ответственности), задерживают своих узкоглазых преступников. А у наших ментов все надежно и просто, по рабочее — крестьянки. Бей пока не посинеет, а потом — пока не побелеет. Главное, чтобы задерживаемый не успел достать ствол или рыпнуться. У нас, в отличие от японской якудзы, мафия отмороженная по самую голову — могут с кулаками броситься на стражей порядка, могут и пику под ребро засунуть, а могут и пальнуть. Что и говорить — нелюди!
В глазах Алексея вспыхнуло яркое созвездие, то ли Ориона, то ли Большой Медведицы, и он, с грохотом опрокидывая стулья, упал на ковровую дорожку. Навзничь. Губы и нос были разбиты. Сломаны и передние зубы. Рот вмиг наполнился соленой кровью и осколками зубов. Ручьи алого цвета щедро хлынули на подбородок и шею, проникая за воротник рубашки.
— На пол, суки! Лежать и не двигаться! Ноги раздвинуть. Руки за голову!
Рудакова рывком перевернули на живот. Дюжий омоновец придавил коленом голову Художнику, а другой спецназовец, не менее сильный, навалился на Алексея и заломил ему больно руки. Третий мент плотно приставил ствол автомата к голове Алексея. Раздался щелчок — холодный металл надежно пленил запястья. Рудаков чтобы не захлебнутся кровью, сплюнул вязкую солоноватую жидкость на пол.
— Че плюешься, сука! — тяжелый ботинок спецназовца «поцеловался» с ребрами бывшего психолога.
Резкая боль ударила в бок — Алексей замычал.
— Глохни, падаль!..
Появился старший оперуполномоченный ОУРа — капитан Царев. Кряжистый, приземистый, лупоглазый. Важный как индюк.
Кого-то из посетителей пригласили быть понятыми. Рудакова и Северянина подняли на ноги и обыскали. На столе появились документы, бумажники, мобильники, презервативы, деньги, ключи, зубочистки, носовые платки… Другой опер — старший лейтенант Иванов старательно фиксировал в протоколе название предметов. Слава богу, что работники из криминальной сферы сразу, по приходу в ресторан, сдали пистолеты своему человеку — гардеробщику. А тот их спрятал, как и положено, в тайник, в гардеробной. А не сделай братки этого, то дюже возрадовались бы найденному оружию бравые мусора и огорчили бы до невозможности лихих хлопцев-бандюганов.
Итак, ничего запрещенного не нашли. Сняли наручники. Заставили братков стоять, широко раздвинув ноги и упершись руками в стол. Стволы короткоствольных «калашей» держали их под неусыпным прицелом.
— Смотри, чтобы наркоту или пушку тебе не подбросили, — учил его бригадир. — Они мастера на подлянки…
— Молчать! — Северянина ударили автоматом.
— Утрись, — Царев кинул презрительно платок Алексею. С интересом повертел в руках паспорт Северянина. — Так-так, Пакуев Юрий Викторович, собственной персоной. А Вы, гражданин, или как сейчас модно называть, господин Пакуев, случайно не знакомы с Супрун Андреем Львовичем по кличке Болт?
— Понятия не имею, в первый раз слышу.
— Но ведь Болт входит, или входил, в вашу шайку, товарищ Пакуев.
— Я - бизнесмен, товарищ капитан, а не уголовник. (Пакуев в насмешку повысил в звании Царева) И ни в какой шайке я не состою. А с такой перхотью как Болт, Шмолт, Гайка, Гвоздь, я не общаюсь.
— Ясненько. А где Вы были 17 августа вечером?
— С подругой на даче. Она подтвердит.
— Подруга — лицо заинтересованное. А вот соседи Супруна утверждают, что к его дому подъезжала красная иномарка. Японского производства. У Вас же красная «Мазда», Пакуев?
— Ну и что. Мало ли красных иномарок в крае. Их хоть пруд пруди. А перекрасить любую тачку в красный цвет — проще пареной репы. Было бы желание. Так что, товарищ капитан, это не аргумент. Любите вы нашего брата по любому поводу хватать, тем более, если он уже раньше привлекался. А я давно встал на честную дорожку…
Царев поморщился.
— Знаем мы эту песню. Вы задерживаетесь на трое суток по подозрению в исчезновении Супруна, а возможно и его убийстве. Распишитесь здесь. И Вы тоже, — кивнул в сторону москвича Царев.
Никоновцы внимательно прочитали протокол и поставили свои росписи.
Пакуева снова «окольцевали». Он улыбнулся.
— Валяйте, только ничего у вас не получится, гражданин начальник, я здесь ни при чем.
— Посмотрим.
Бригадир посмотрел на Рудакова. У того вся рубашка в крови. Засмеялся.
— Привыкай, брат. Издержки профессии, — и наклоняясь к столу, уже шепотом. — Срочно возьми пацанов и этих соседей — за жабры, пусть в отказ идут.
Рудаков кивнул, а «бугра» увели омоновцы.
… Пацаны все сделали правильно, малость припугнули свидетелей, семейную пару лет пятидесяти. Достаточно было супругам увидеть крутые тачки и стокилограммовых громил с бритыми головами. От их «вежливых» улыбок сквозило угрозой и могильным холодом. А лаконичная спартанская фраза: «если что — спалим», брошенная Хакасом, возымела действие на перепуганных стариков. Ведь дом — это самое ценное, что было у них, и лишаться крова на старости лет им никак не хотелось. Они дружно отказались от первоначальных показаний. Мол, обознатушки, ребятушки. И машина приезжала к Супруну не красная, а зеленая. И не иномарка вовсе, а отечественный драндулет. А за рулем сидел не коротко стриженый бугай, а рыжий, рыжий, конопатый, бородатый и горбатый…
Дело застопорилось. У сыщиков не было самого главного — бездыханного тела Болта. А если нет трупа — значит, нет и дела. А подозрения, дедуктивные и индуктивные размышления, к делу не пришьешь. Ни белыми нитками, ни красными.
И вскоре Северянина отпустили на все четыре стороны, а заявление матери Супруна об исчезновении сына пополнило и без того огромный розыскной список без вести пропавших.
…У Рудакова болезненно заживала губа. В память о ментовском захвате над верхней губой остался малозаметный беленький шрам. А в душе потерпевшего поселилась жгучая и устойчивая ненависть к правоохранительным органам (особенно — к ОМОНу).
Когда Художник невзначай вспомнил о ресторанном инциденте в болтовне с Северянином и посетовал о том, что омоновец тогда перестарался, «бугор» жестко бросил:
— А ты как хотел? На войне как на войне. Попадись он к тебе в лапы, еще неизвестно чтобы ты с ним сотворил. Может, оголенные провода ему в уши засунул, а может быть, забил бы до смерти! Мы — их враги, они — наши, и этим все сказано. Они в нас будут стрелять, а мы в них. Спасибо, что сейчас не осень и не зима, и что мы не на улице. А то поваляли бы нас в грязи или в снегу конкретно. Могли и по асфальту рожей прокатить, как по наждачке. Кровью бы тогда умылись. Нам еще повезло, что ребра и почки целы, мы только пылью измазались. А пыль — это херня. Взял и отряхнулся. Вот так то, брат.
Столица Хакасии — Абакан от Минусинска всего в двадцати пяти километрах. Пятнадцать минут езды на машине — и Донов с Рудаковым в Абакане. Там недавно открылся торговый центр «Сибирь». Ник распорядился взять «свеженькое» коммерческое предприятие под свой контроль.
…Из Центра Художник и Хакас вышли воодушевленными. Директор оказался человеком понятливым и сообразительным. Он не стал долго ломаться и кокетничать и «попросил защиты» у никоновцев. Просто «умолял» взять его под опеку. Все-таки имя Ника гарантировала коммерсантам надежную крышу от беспредельщиков и всяких отморозков. И попробуй, не согласись — проблем потом не оберешься!