Алексей решил расширить свой бизнес, занял несколько тысяч долларов, чтобы открыть свой магазинчик, приобрел товар, но…. Наступил роковой августовский кризис 1998 года, и вся его жизнь пошла кувырком. Личные сбережения замуровали в банке СБС, а доллар стал поистине золотым. Кредиторы начали требовать свои денежки. О невозвращении долга не могло и быть речи — слишком солидная крыша курировала заемщиков.
Весь год Рудаков работал на долг, он висел над ним как Дамоклов меч, не давая Лёше ни свободно вздохнуть, не распрямить спину.
Теща истерично орала:
— Нас всех убьют из-за твоих долгов! Заберут квартиру, гараж, машину! Зачем ты втерся в нашу семью? Обманул мою дочку, вел в заблуждение нас. Ну и жил бы в своей вонючей Сибири! Не можешь обеспечить жену с ребенком — разводись! Она еще молодая — найдет еще! Нормального, работящего парня. С головой на плечах и с деньгами!..
Тесть «дружелюбно молчал», время от времени скрипел зубами и изрекал избитые фразы.
— Понаехали тут всякие. Лимита. Все на халяву норовят пролезть. Москва не резиновая…
Жена ежедневно попрекала Лешу, называя его неудачником. Потом, не выдержав периода безденежья и морального прессинга родителей, подала на развод.
Развод морально опустошил Рудакова. Пошёл по своей специальности в Центр дополнительного образования «Родник». Но зарплаты лишь хватало на скромную комнатушку у метро «Бабушкинская», сносное питание и на недорогие подарки дочери. Гардероб его сильно поизносился, туфли от старости потрескались. Тень задолжности по алиментам витала над ним. Нищета цепкими руками вцепилась в его горло.
В свои неполные тридцать пять лет, Алексей считал свою жизнь завершенной. Смысла существовать дальше он не видел. Он не знал, что ему дальше делать и к чему следует стремиться. Исчезла жизненная сила, испарилась в воздухе его вера в себя, улетучились куда-то его амбиции и цели. Рудаков горько сожалел о бесцельно прожитых годах и занимался каждодневным самобичеванием. Стрессы, депрессии. Бытие его походило на затянувшийся сон, готовый вот-вот перейти в вечный. Типичный личностный крах.
Все чаще и чаще он прикладывался к спиртному. То с юристом на работе, то один. Любил он посещать забегаловку около Шинного завода: там давали на разлив суррогатную водку по демпинговым ценам. Хлоп палёной водочки — и жизнь прекрасна! Хлоп ещё — и появляются какие-то великие цели, фантастические планы. Но утром целеустремленность и воля стремительно таяли в парах винного перегара и возвращались лишь после принятия на грудь очередной порции спиртного.
В довершении ко всем бедам недавно пришло ужасное и трагическое известие из родного города — его младшая сестра, считавшаяся три года без вести пропавшая, нашлась. Вернее, нашлись её останки. Их обнаружил бульдозерист, когда расчищал в карьере новое место. Мать опознала её по фрагментам халатной ткани и тапочкам, а также по зубам. Видимо, она была зверски убита: кости в некоторых местах были сломлены или разрублены топором. В последнее время, после развода мужа, она сильно пила, оставила двухлетнего сына на вокзале в Омске, которого в последствии усыновили какие-то бизнесмены, а потом связалась с наркоманами.
Рудаков взял отпуск за свой счет и завтра он отправиться в Минусинск помянуть сестру и навестить мать (отец давно развелся и жил с другой женщиной в Братске), а также повидаться с родственниками и одноклассниками. Все-таки пять лет он уже не был на Родине. Читал он в письмах матери, что его одноклассники стали отчаянными жиганами, а Миша Никонов и вовсе какой-то у них бандитская шишка, авторитет! Во, дает!
Впрочем, он всегда был бандюганом. Алексей по сей день вспоминает одну криминальную историю, что произошла в восьмом классе. Героями этой истории был Никонов, Лёша и его знакомый Костя.
Этот Костя мечтал о кассетном магнитофоне. Миша прознав об этом от Лёши, пригласил Леху с Костиком к одному своему знакомому, у которого якобы имелся вожделенный магнитофон. Обрадованный Костик извлек из пластмассового деда Мороза честно заработанные в трудовом лагере деньги и, взяв для поддержки Лешу, припёрся к Мишиному корефану. Кроме Мишиного кента, коренастого подростка с недружелюбной рожей, в квартире присутствовал и сам Никонов. Под каким-то предлогом продавцы заманили наивных покупателей в подвал. Неожиданно Миша схватился руками за балку и, подтянувшись, ударил двумя ногами Лешу в грудь. Подскочив к опешившему от удара однокласснику, он ухватил того за ворот куртки и прошептал заговорщицки на ухо:
— Не дрейф, я тебя не трону.
Подручный Миши схватил лом и стал угрожать Косте:
— Гони бабки, козёл, а то тут ляжешь!
Никонов пару раз ударил покупателя.
— Убью, сука! Где башли?!
Костя от страха чуть не описался. Театральный эффекты с ломом, мрачным подвалом и угрозами смерти, сильно повлиял на Костика — он сразу отдал начинающим вымогателям 80 рублей, неслыханную по тем временам сумму!
Когда потерпевшие вышли из подвала, у них тряслись поджилки от страха, и противно ныло в животе. Костя, опасаясь расправы со стороны Миши и его «банды», благоразумно не стал заявлять в милицию…
«Не берет пиво», — окончательно убедился Рудаков и направился к павильону с водкой.
Водка наконец-то его взяла. Дальше он ничего не помнил. Помнил лишь то, что стоял у Грибоедовского дворца бракосочетаний и плакал, разрывая душу острой жалостью к себе, родимому, и к своему прошлому. Когда-то, в этом здании для него и бывшей супруги торжественно звучал свадебный марш Мендельсона. Казалась, впереди долгая и счастливая семейная жизнь. А она вон как повернулась…
Потом Алексей очутился на Крымском мосту, хотел броситься вниз, но какой-то сердобольный гражданин оттащил его от перил.
— Ты что, парень, сдурел?! Жить надоело!?
— Надоело! Пусти! Я — неудачник, я не хочу больше жить! Не хочу!
— Не сходи с ума, парень! Пойдем со мной, я провожу тебя до метро.
— Пусти!
…Рудаков пришел домой на автопилоте и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Сознание его моментально выключилось. Словно кто- то неведомый щелкнул мышкой по компьютерной команде «Shut doun».
Спокойной ночи, неудачник! До следующего дня!
Крылатая фраза, что Сибирь — тюрьма, а две фуфайки как одна майка, известна многим. Но не всем известно, что шутливый намек на суровый сибирский климат уже не актуален. Причина тому — всемирное глобальное потепление. Канули в лету сорокоградусные жгучие морозы! Нет традиционных лютых зим, протяженностью в пять месяцев. Енисей в зимний период уже не замерзает, а школьникам не запрещают из-за высоко низкой температуры пропускать занятия. Так иногда прихватит тридцатиградусный мороз, постоит пару дней и отпустит. А в январе наступит оттепель и покапает мелкий дождик. Что и говорить, «потеплел» суровый край.
А вот первая часть фразы до сих пор верна. В Сибири — сплошные зоны.
Щедро утыканы «строгачами» и «особняками» бескрайные сибирские просторы. Куда не глянь — следственные изоляторы, колонии-поселения, тюрьмы, пересылки… Небо в клеточку, жизнь в полосочку. Опоясан таежный край колючей проволокой, запрещающими табличками да вышками. Окружен он по периметру «вэвэшниками» с автоматами да свирепыми псами. Гремят тюремными засовами «вертухаи» и «дубаки». Замышляют козни против зэков хитрые «кумовья» и оперчасть. Когда «шмон» провести, как «наседку» внедрить, как завербовать слабых духом арестантов… Ждет своего часа и спецназ УИНа. Вдруг взбунтуются зэки или возьмут кого-нибудь из тюремной администрации в заложники.
Точно, Сибирь — тюрьма. Место, «где конец всем надеждам и всей жизни тупик»…
В Сибирь-матушку всегда охотно ссылали — казнокрадов, мазуриков, разбойников, беглых крестьян и прочих государственных мятежников. В 17 веке, на территории нынешнего Красноярского края возникла «Енисейская ссылка». Первыми ласточками пенитенциарного филиала стали участники восстания Пугачева.
Городу Минусинску, южному отделению филиала, тоже выпала почетная миссия принимать у себя каторжан. Первые «крутые» государевы преступники появились здесь после известных событий 1825 года. Высокообразованные декабристы просвещали местных жителей, писали мемуары, торговали и занимались селекцией злаковых. Посадили вдоль енисейской протоки саженцы тополей, которые через двести лет вымахали в мощные деревья в три обхвата. Местная элита и простой народ очень уважали декабристов, держали их за людей авторитетных.
Зэков-декабристов сменили не менее крутые зэки-демократы. Возглавлял их большевистский авторитет по кличке Ленин. В банду входили: его боевая подруга Крупская, Ванеев по прозвищу Минин, Кржижановский (кличка Суслик) и целый ряд других авторитетных «бригадиров». Большевистская братва любила собираться в Минусинске. Однажды даже справляла там Новый год (в доме мещанина Брагина). Зеки-демократы зажигали под веселые аккорды гитары и пили горячий глинтвейн. В 1913 г. Енисейский филиал посетил налетчик на царских банки, грузин Джугашвили по прозвищу Коба и Яков Свердлов.
Во время гражданской бойни «смотрящим» по югу Енисейской губернии ульяновская мафия назначила Аркадия Голикова. «Погремуха» среди ленинской группировки — Гайдар. Он гонялся по дремучей тайге и бескрайним хакасским степям за атаманом Соловьевым и все без толку: авторитет знал хорошо здешние края, да и местные жители упорно не хотели сдавать его красным оккупантам. Тогда Гайдар пошел на хитрость. Гарантировав атаману жизнь, большевик вызвал того на стрелку, где Соловьева и грохнули.
Потом в Сибирь погнали кулаков-мироедов, врагов Сталина, а то и целые народности: крымских татар, поволжских немцев, чеченцев и представителей других национальностей…
В эпоху развитого социализма «Енисейская ссылка» продолжала функционировать. В Красноярский край отправляли девиц легкого поведения, преступников, тунеядцев и торгашей — всех тех, кто мешал строить советскому народу развитой коммунизм. Хотя именно зэки и «химики» являлись негласными героями совковских пятилеток. Они возводили города, прокладывали рельсы, строили гидроэлектростанции и заводы. Их лица не красовались на досках почета, о них не рассказывали взахлеб репортеры на страницах газет, об их трудовых подвигах свидетельствовали лишь безымянные братские могилы да березовые кресты.
Некоторые города края неофициально считались городами зэков и «химиков». В один только Ачинск перед Олимпиадой-80 в Москве привезли три тысячи химиков и проституток. Своих девать некуда, а тут еще питерские и московские «смежники» прибыли! Поэтому и неудивительно, что в городе, буквально кишевший преступными элементами, местные мальчишки и девчонки попадали пол влияние блатных фиксатых фраеров и развязных марух.
Сибирский народ — особая порода людей. Потомки вольнолюбивых казаков, беглых крестьян и каторжников — всех тех, кто шел против государства, всегда с пониманием и сочувствием относились к бунтарям типа Разина, Пугачева, Соловьева, восхищались ими. У них в крови иммунитет против власти, они ценят свободу, не любят, когда их прогибают. И покорят их всегда надо! Как атаман-разбойник Ермак. Огнем и мечом! А мирно — нате, выкусите! И партизанить сибиряки жуть как любят! Недаром самая большая партизанская группировка под предводительством Щетинкина, что трепала нервы Колчаку и внесла свой вклад в его разгром, находилась в Сибири, на юге Енисейской губернии.
А залихватский народный фольклор? « Если что возьму обрез, грохну кого надо и — в тайгу! Тайга большая — хрен меня поймают!» или «Закон — тайга, прокурор — медведь». За фразеологизмами чувствуется несгибаемый, независимый и свободолюбивый дух сибиряков!
Поэтому, когда в постперестроечное время в крае появились разбойники новой формации, новые криминальные «революционеры», типа Тимофеева, Никонова и других, местные жители относились к ним терпимо. Считалось, что при Тимофее порядок в крае был. Бандитских междоусобиц уже не было. Не было и переделов собственности. Чужаков он в родной регион не пускал, а лучше атаман доморощенный, чем пришлый. Он же свой, сибиряк.
В социальном плане город Минусинск загнивал, как впрочем, и вся постперестроечная провинция: массовая безработица, многомесячные задержки зарплаты, беспробудное пьянство, повальная наркомания, преступность. Предприятия (а их в городе раз-два и обчелся) платили скудную зарплату, хотя их директора имели супердорогие коттеджи, крутые иномарки, даже личные самолеты.
Например, один местный директор, потратив на краевые выборы полмиллиона рублей и проиграв их, отправил в неоплачиваемые отпуска всех служащих предприятия на два месяца и сократив до минимума отделы. Он уволил своего главного бухгалтера лишь за то, что она осмелилась заикнуться о повышении зарплаты работникам предприятия. Прибыли нет, заявляет он и… приглашает на профессиональный праздник знаменитую группу за 10 тысяч долларов, а трудящиеся пусть последний х… без соли доедают — им не привыкать. Прибыли нет, а на содержании любовницы в Москве в месяц уходить из заводской кассы 80 тысяч рублей, когда средняя зарплата рабочего 2 тысячи «деревянных».
И куда крестьянину податься? Напиться? Наглотаться «колес»? Уколоться? Или удариться в религию? Стать членом общины бывшего мента Торопова, а ныне мессии Виссариона и жить в «городе Солнца»? Или быть прихожанином протестантской церкви Веры Евангельской? Спонсировать пастора на покупку дорогого коттеджа и иномарки? Нет, лучше пойти в бандиты. Пусть опасно, но денежно и престижно. Зато не надо вкалывать до седьмого пота в вонючем рыбном цеху за копейки, не торговать на рынке и не воровать картошку на чужих дачах. Но не понимают, что они — «мясо», что их могут замочить свои, конкуренты, что в любой момент «поставят на размен», «кинуть на кичу». Как мотыльки летят замордованные жизнью молодые пацаны на заманчивое, но губительное пламя бандитской романтики. Пусть на миг, но вскачь. А тут еще и киношная реклама про мафиозный образ жизни — «Бригада», «Крот», «…По имени Барон». Знают парни: уважаемая и почетная профессия — бандит…
И именно, в этот славный городишко и приехал Алексей Рудаков, чтобы погостить, отдохнуть, мать проведать да сестру на кладбище помянуть…
Ресторан «Тагарский» был набит клиентами под завязку. Пьяный гомон, сигаретный дым, музыка, веселье. Алексей пил водку и предавался приятным воспоминаниям. Когда-то он здесь оттягивался по полной программе: алкоголь, девочки, драки…