- А на фига?
- Заручишься моей дружбой.
- И чего твоя дружба стоит?
Он забарабанил пяткой по полу еще быстрее.
- Дорогого моя дружба стоит. У тебя идет чистый сбыт. На магнитофон записано, как ты с ментенком торговался. Меньше семи лет не получишь. Как оно?
- Ну?
- А так напишешь чистосердечное признание и пойдешь за хранение наркотиков... если сдашь нам поставщиков. Получишь года два. Отсидишь год мамаша выкупит.
- И чего?
- Будешь снова торговать героином. Мы тебя снова посадим. Круговорот веществ в природе... Но это потом будет. Нам нужно знать, откуда героин порченый идет.
- Все равно не скажу.
- Устал от свободы? Думаешь, раньше семи лет по дому не соскучишься?
- Мне плевать! Я тебя ненавижу!
- А почему именно меня?
- Ты - гестаповец... Я подыхаю, понимаешь?! Подыхаю! Все! Нет разговора! Я вздохнул и произнес:
- Ну так какие проблемы? Дадим. Говори. Я вытащил "чек" с героином, показал ему издалека. Эх, где наша не пропадала! Повторялась история с Вороной. Его глаза впились в пакетик. Он без дозы ничего не скажет. Все эти статьи УК, сбыт, хранение, сроки - его не колышат. Его колышит только пакетик с героином.
Наркоманы - люди без ощущения будущего. Будущее для них - это сегодняшняя или завтрашняя доза. Дальше им заглядывать грешно. Они рабы "чека". От дозы героина зависит их жизнь. Нет ничего такого, чего бы не совершил наркоман в ломку. Сбросить ядерную бомбу на свой город, прирезать родителей - это для них вопрос не принципа, а того, насколько сильна ломка.
- Мне Тютя тот героин впарил, - Кукиш облизнул губы, не отводя взгляда от героина.
- Утютин, что ли? Который у кафе "Волна" точки держит?
- Он.
- Ты чего, у него затовариваешься?
- Нет. У таджиков. Но тут он сказал, что есть дешевый героин. И сдал мне несколько грамм.
- А ты их Бацилле сплавил?
- Да.
Все, круг замкнулся. Опять Тютя. Барыга, которого мы упустили.
- А он у кого взял? - спросил я.
- Наверное, тоже у таджиков. Кто еще героин по дешевке толкает партиями?.. Давай... Ну, это, давай, - он дрожащим пальцем указал на пакетик.
- Погоди, разговор еще не закончен.
- Ничего не скажу, пока... - он не договорил, жадно сглотнул слюну.
- А что ты еще можешь сказать?
- Тютя от ментовки хоронится.
- Это я знаю, - усмехнулся я.
- А где хоронится - знаешь?
- Нет. Но хотел бы знать.
- Скажу... Давай...
Он взял пакетик, развернул его, взял кусок газеты, разложил на нем порошок и втянул "белый" ноздрей. Глаза блаженно закатились. Вопреки распространенному мнению, героин не только колют, но и нюхают. Правда, кайф не совсем полный, да и расход вещества поболе. Но все-таки действует.
- Так где Тютя хоронится? - спросил я.
- На Конноармейской улице, - Кукиш прислонился спиной к стене и закатил глаза. - Дом девяносто. Квартира шестнадцать. Или семнадцать, - он начал уплывать.
- Точнее, - гаркнул я фельдфебельским голосом.
- Ну, семнадцать.
* * *
- Помнишь, там взяли Аскерова, - Арнольд ткнул пальцем в направлении проплывающего слева универмага.
- Это который в детской коляске героин возил? - спросил Асеев.
- Он самый.
- Тут же Тюленину брали, - сказал я, включая поворот и обгоняя "БМВ", тащащийся, как больной "Запорожец".
- Мать-одиночка, - кивнул Арнольд.
Да, действительно была такая стерва с крашеными белыми волосами мать-одиночка. Давала своей дочурке трех лет от роду героин для клиентов, отдав дозу, дочурка забирала деньги. А вторая дочь двенадцати лет стояла на стреме. Было Тюлениной лет тридцать пять, сама не наркоманка, нашла наилучший способ зарабатывать деньги. Помню, изъяли у нее три пейджера, два мобильника...
Да, еще одно место для экскурсий по местам сражений нашего ОБНОНа с наркоманией.
- Ох, пожалеет Тютя, что на свет родился, - мечтательно улыбнулся Арнольд, хлопнув кулаком о ладонь.
- Его еще найти надо, - сказал я.