Я застыл на месте, и она не двигалась со своим пистолетом, нацеленным на меня. Рука ее вздрагивала, но не сильно.
Пистолет был не такой, каким целятся в сыщиков в кино – большой, похожий на пушку, с отверстием в дуле, как жерло. Он был маленький, как раз по ее руке. Только сейчас я заметил, какая красивая у нее рука, а ногти – точно такого же цвета, как блузка и губная помада. Пистолет, разумеется, был черный – плоский черный автоматический пистолет с коротким, не больше двух дюймов, стволом. В этой особе все было черное или красное. Наверняка ее любимые птицы – краснокрылый черный дрозд и алая танагра, а любимый писатель – Стендаль.
Зазвонил телефон. Она кинула на него быстрый взгляд и снова уставилась на меня.
– Мне лучше ответить, – сказал я.
– Только двинешься – стреляю.
– Может быть, это что-нибудь срочное. Что, если крупный выигрыш в телефонной лотерее?
Она прижала палец к спусковому курку, или мне это показалось, не знаю. Телефон продолжал звонить. Она больше не смотрела на аппарат, а я не мог отвести взгляд от пистолета.
Не люблю пистолеты! Пистолет – это небольшое хитроумное устройство, придуманное для того, чтобы убивать людей, а я принципиально против убийства. От пистолетов я нервничаю, стараюсь держаться от них подальше, и потому мало что смыслю в огнестрельном оружии. Мне, правда, известно, что у револьверов есть поворачивающиеся барабаны, чем они и удобны для «русской рулетки» и что автоматические пистолеты снабжены предохранительным механизмом, который в рабочем положении не дает нажать на курок и произвести выстрел. Наверное, мне был виден этот самый предохранитель в задней части ствола. Из книг я знал, что люди, привыкшие обращаться с оружием, часто забывают поставить его на взвод. Если бы я мог разглядеть, как он стоит, предохранитель, тогда, может быть...
– Он заряжен. Смотри, если чего задумал!
– Ничего я не задумал.
– Нет задумал, – сказала она, потом тихо охнула и щелкнула предохранителем. – Ну вот, теперь не рыпайся, понял?
– Понял. Не могли бы вы наставить эту штуку... куда-нибудь еще?
– Мне это ни к чему. Мне в тебя нужно стрелять.
– Зачем вы это говорите? – Телефон перестал звонить. – Вы меня не знаете, и я вас не знаю. Даже как вас зовут, не знаю.
– Это не имеет значения!
– Я просто подумал...
– Зовут Мэрилин.
– Очень приятно! – Я постарался изобразить самую обезоруживающую улыбку. – А я Берни.
– Я знаю, кто ты, а кто я, ты не знаешь.
– Вы Мэрилин.
– Мэрилин Маргейт.
– Вы не актриса?
– Какая актриса?
Я пожал плечами.
– Вы так сказали, будто я должен знать ваше имя. К сожалению, в первый раз слышу. Кстати, вы не допускаете, что вам нужен другой Бернард Роденбарр? Я знаю, фамилия у меня не совсем обычная, это правда, но вряд ли я единственный Роденбарр. Бернард Граймс Роденбарр – вот мое полное имя. Граймс – это девичья фамилия моей мамы, как, например, Бувье Фландерс, поэтому...
– Сукин ты сын!
– Я сказал что-нибудь не то?
– Хватит заливать – Бувье, Фландерс!.. Это ты пришил Ванду?
Это не было игрой моего воображения. Палец незнакомки определенно давил на спусковой курок. И эта проклятая штукенция в ее руке теперь и вправду напоминала пушку.
– Постойте, – взмолился я, – вы совершаете чудовищную ошибку! Я в жизни никого не убивал! Мне на таракана наступить страшно. Вам известно, что я самого Ганди учил ненасилию? По сравнению со мной Альберт Швейцер был маньяком-убийцей. Я...
– Заткнись!
Я заткнулся.
– Значит, ты не знаешь меня, да? Я думала, что моя фамилия что-то тебе скажет: Кролик Маргейт – мой брат.
– Кролик Маргейт?
– Ну!..
– Не знаю такого.
– Джордж Эдвард Маргейт, но все зовут его Кроликом. Его сегодня арестовали по обвинению в ограблении и убийстве. Говорят, что он убил Ванду. Это во вторник было. Но он никого не убивал.
– И я никого не убивал. Послушайте...
– Заткнись! Ты либо сам убил, либо знаешь, кто это сделал. Ты еще за это заплатишь! Думаешь, я дам, чтобы моему брату ни за что шили дело? Не на такую напал. Признавайся, сукин ты сын, а то башку прострелю!..
Телефон снова зазвонил. Она и бровью не повела. Мне тоже было не до телефонных разговоров. Однако я невольно подумал, кто бы это мог быть. Тот, кто звонил несколько минут назад? Или тот, на чей звонок я не ответил, когда уходил поесть? Может быть, тот, кто позвонил и повесил трубку? Или тот, кто хочет купить мой никель? Вполне вероятно, что это одно и то же лицо. С такой же вероятностью это мог быть кто угодно помимо этих четверых.
Какая разница, подумал я, и телефон тут же замолк.
– Джордж Эдвард Маргейт по прозвищу Кролик Маргейт. А вы, значит, сестра Кролика, Мэрилин?
– Значит, ты его все-таки знаешь?
– Не-а. Первый раз это имя слышу. Зато теперь я знаю, что он из себя представляет. Это он забрался во вторник к Колкэннонам и не выключил приемник.
– Ага, выходит, ты там был! Признаешься?
– И Кролик был, верно?
Она замялась.
– Какое ты имеешь право задавать вопросы? Ты не «фараон».
– Да, не «фараон». Но и не убийца. И я никого во вторник не убивал. Ваш брат тоже никого не убивал.
– Ну вот, сам говоришь, что он ничего такого не сделал!
– Да, не сделал. Просто обчистил дом, верно? Проломил стеклянную крышу и влез в спальню. Он был один?
– Нет... Эй, ты опять спрашиваешь! Я не обязана тебе вообще говорить, что он был там и один он там был или нет.
– Вы не обязаны ничего говорить. Не волнуйтесь, Мэрилин, Кролик никого не убивал. – Я перевел дух, чувствуя, что настал момент искренностью расположить ее в свою пользу. – Да, я там был. Был после Кролика и его дружков. Когда они обчищали дом, Колкэннонов не было. И когда я пришел, их тоже там не было. Они еще не вернулись.
– Как ты это докажешь?
– Кто докажет, что я там был? А я могу доказать, что Колкэннон меня никогда не видел. На другое утро в Управлении устроили опознание через одностороннее зеркало, и Герберт Колкэннон сказал, что я не тот, кого ищут.
Она кивнула.
– Да, они так и сказали, что был еще один подозреваемый, по фамилии Роденбарр, но Колкэннон не признал его. Но зачем Колкэннон показал на Кролика? Ведь он его тоже в глаза не видел! Я это точно знаю. Вот я и подумала, что это какая-то ошибка, что ты дал на лапу или еще чего-нибудь. Ну, я даже не знаю, о чем я подумала. Я одно знаю, что брата загребли ни за что, и если я не найду того, кто это сделал...
– Я этого не делал, Мэрилин.
– Но тогда кто же, кто?..
– Не знаю.
– И я не знаю, и... – Она внезапно умолкла и поглядела на пистолет, словно бы удивляясь, как он попал к ней в руки. – Он заряженный.
– Я так и понял.
– Чуть было не застрелила тебя. Для этого и шла. Как будто это бы что-нибудь решило для Кролика.
– Для Кролика ничего бы не решило, зато для меня – все. Только не в том смысле.
– Угу. Слушай, ты... это самое... не...
В дверь вдруг забарабанили. Было ясно, что кто-то ломился ко мне. Я предостерегающе приложил палец к губам, потом, шагнув к Мэрилин, приблизил эти самые губы к ее надушенному ушку с клипсой.
– Полиция, – шепнул я и показал на дверь ванной.
Она не стала терять времени на глупые вопросы и шмыгнула туда с пистолетом в руке. Едва щелкнул запор, как уже второй за сегодняшний день незваный гость забарабанил снова.
Я спросил, кто там.
– Тот, о ком ты подумал, Берни. Может, откроешь, а?
Я отпер все свои замки и впустил Рэя Киршмана. На нем был тот же костюм, что и вчера, только сейчас он намок и сидел на моем друге соответственно.
– Дождичек, – сказал Рэй, снимая шляпу и выливая на пол всю воду, которая там собралась.
– Спасибо.
– Чего?
– Да у меня тут проблема – паркетины рассохлись. Но я верно рассчитал, что кто-нибудь придет и их смочит. Рэй, знаешь, что бы ты мог иногда сделать? Предварительно позвонить.
– Звонил, было занято.
– Странно, я ни с кем не разговаривал. – Может, его звонок совпал с чьим-то еще? – Что тебя привело ко мне, Рэй?
– Исключительно широта души, – ответил он. – Эти дни я только и делаю, что оказываю тебе всевозможные услуги. Два раза подвозил тебя в магазин. А сегодня вот заскочил сообщить, что с тебя сняты все подозрения в связи с делом об убийстве. Мы уже взяли одного.
– Дану?
Рэй кивнул.
– Его Джордж Маргейт зовут. Молодой парень, но за ним уже кое-что числится. Налеты, кражи. Но ни в одном мокром деле не замешан, хотя ты знаешь этих молокососов. Нет в них этой, как бы сказать, основательности. Может, его дружок – любитель пускать кровь. А может, просто накурились. У него в холодильнике целый пакетик марихуаны нашли.
– Да, эта травка с ног валит.
– Точно. Но мы не только марихуану при обыске нашли. Он две комнаты имеет на Десятой авеню, в районе Сороковых. Эта пара кварталов от Адской кухни, где он вырос. Теперь эту дыру, конечно, по-другому называют – Клинтон. Но трущобы и есть трущобы, как их ни называй. Так вот, он половину дома Колкэннонов к себе перетащил. Первым делом – серебро. Целый сервиз на двенадцать персон, вазы разные, подносы. Целое состояние, доложу я тебе.
– В мое время на серебро никто и глядеть не хотел, – ностальгически вздохнул я. – Всего доллар двадцать девять давали за унцию. А теперь серебро по четыре десятки идет – с ума сойти! Я помню деньки, когда золото и то меньше стоило, тридцать пять – тридцать восемь за унцию.
– Было дело. Потом мехов навалом. Норковые шкурки, шубка на кунице, еще что-то, всего и не упомнить. Все точно по списку, представленному потерпевшим. Даже скорняжьи ярлыки совпадают. Собственно говоря, мы изъяли больше половины того, что он перечислил, плюс еще кое-что. Оно и понятно: для полной инвентаризации нужно время. В целом мы так считаем: преступники поделили добычу пополам. Вторая половина, видать, у Маргейтова дружка находится, если только они ее уже не загнали.
– Кто же все-таки сообщник Маргейта?
– Это нам еще неизвестно... Он пока героя из себя строит. Ничего, расколется как миленький. На кой хрен ему чужой срок на себя вешать?
– И как вы его загребли?
– Обычное дело – на него настучали. Должно быть, сболтнул по пьянке или начал швыряться деньгами направо и налево, так, для форсу. Ну, кто-то и сообразил, что к чему. У них там, где он живет, каждый третий – стукач. Да и недалеко все это было. Сколько оттуда до Колкэннонов – мили полторы?
Я кивнул.
– Ну что ж, спасибо, что заскочил, Рэй. Свежая информация никогда не помешает.
– Вообще-то я заскочил твоим сортиром попользоваться. Как и вчера.
– Не работает он у меня. Там что-то сломалось.
– Сломалось? – Рэй прошлепал к двери в ванную комнату. – Знаешь, эти сливные хреновины иногда вдруг сами начинают работать. Или я подправлю. У меня ведь дядька водопроводчиком был, кое-что в этих делах кумекаю.
Успела она запереть дверь? Я затаил дыхание. Рэй повертел ручку.
– Дверь заело, – сказал он.
– Дождь на дворе, вот и разбухла.
– Точно, чего только не случается на белом свете! Но ты же старый опытный взломщик, Берни, хотя уже и на покое. Мог бы и открыть по дружбе.
– Такие навыки быстро забываются, Рэй.
– И то верно.
Он подошел к окну и стал вглядываться в сумерки.
– Даю голову на отсечение, у тебя отсюда Торговый центр видно. Когда погода не такая паскудная.
– Видно.
– У Абеля Крау Джерси тоже как на ладони. Как это получается, что у мошенников глянешь из окна – красота? А из моего окна тот еще видик открывается. Стираное белье миссис Халихен, причем крупным планом... Знаешь, Берни, чего мне больше всего сейчас хочется? Одну ниточку нащупать.
– Какую еще ниточку?
– Связывающую Крау и Колкэннона. Но у нас на Крау ничего нет. Никто о нем ни черта не знает.
– И Кролик не знает? – «Господи, как же это у меня вырвалось его прозвище?»
– Кролик? – Рэй нахмурился, заморгал. – Я ж тебе сказал: молчит он. Героя изображает. Думаю, он даже о таком не слышал. Но он же не один работал, правда?
– Что из этого следует?
– Ты мне вот что скажи, Берни? Украшения, меха, серебро – это к Абелю Крау носили?
Я задумался или сделал вид, что задумался.
– Абель никогда не интересовался мехами, – рассудительно сказал я. – Его сфера – редкие марки, монеты, драгоценности. Серебро? Само собой, если б мне попалась пивная кружка времен Войны за независимость, я бы предложил ее Абелю. Но обычное столовое серебро? Нет, вряд ли. Впрочем, кто его знает? Серебро нынче подскочило в цене. Но кому придет в голову из-за серебра связываться с барыгой? Серебро теперь принимают на вес для переплавки. Если чего опасаешься, то в крайнем случае проще это сделать через подставное лицо. Барыга тут не нужен. Нет, не знаю, кто понес бы серебро Абелю.
– Я так и думал. Кстати, кто там у тебя в ванной?
– Грета Гарбо.
– И натурально не хочет, чтобы ее беспокоили?
– Во всяком случае, она так сказала.
– Ну да, какой ей смысл врать. И тебе тоже нет смысла. Но меня не проведешь, она не вчерашняя дамочка, это точно. Окурков в пепельнице нет. И духи другие. Вчера такого амбре не было.
– М-м... Тебе не кажется, что уже поздно, Рэй?
– Лучше поздно, чем никогда. Так что ты выудил в сейфе у Колкэннона?
– Ничего я не выуживал, Рэй.
– Он назвал несколько вещичек, которые хранил в сейфе. Дамские часы и украшения, кажется, сережки. У Маргейта их не обнаружили. А что, если они отыщутся на Риверсайд-драйв? То-то смеху будет.
– Не понимаю, куда ты гнешь, Рэй.
– По правде сказать, я и сам частенько этого не понимаю. Тычусь то туда, то сюда, ищу кривую, которая вывезет. Похоже на складывание картинки-загадки. Приставляешь один кусочек к другому, смотришь, что получается. По-научному – это метод проб и ошибок.
– Увлекательное, должно быть, занятие.
– Еще как! Откуда ты знаешь Маргейта?
– Я его не знаю. Эти два куска не складываются.
– Разве? Я был готов поклясться, что складываются. Тогда откуда тебе известно, что его зовут Кролик?
– Ты сам так его назвал, Рэй.
– Не называл. Я сказал – Джордж.
– Верно. Первый раз ты назвал его Джорджем, а второй – Кроликом.
Рэй покачал головой:
– Не было такого. Наоборот, я специально не называл его Кроликом. Проверял, знаешь ли ты его прозвище.
– Значит, нечаянно проговорился.
– Да, кто-то проговорился. – Рэй взял шляпу, расправил и надел ее. – Ну, мне пора домой. Можешь выпускать свою знакомую из заключения. Могла бы и не прятаться, в наше-to время. – Он вздохнул. – У воров и барыг и виды из окна красивые, и женщины. У меня в ванной только мою бабу и найдешь. А из окна я вижу одну лишь веревку с бельем, а если белья нет, то саму миссис Халихен. Первое даже предпочтительнее. Да, никакого тебе удовольствия в жизни, не то что некоторым.
– Представляю.
– Да уж. Знаешь, Берни, чертовски не хочется видеть тебя в тюряге по делу Колкэннонов. Кролика загребли, и хорошо. Тебе-то зачем страдать? Улавливаешь?
– Договаривай.
– Кое-какую ниточку я нащупал. Но если мне обломится за старания, я могу о ней и позабыть. Теперь улавливаешь?..
Еще бы не уловить!..
Я закрыл за Рэем дверь, выждал минутку, потом приоткрыл ее – так, чтобы просматривался коридор до самого лифта. Ушел. Если только не прячется за углом.
Я снова запер дверь на все замки, подошел к ванной и крикнул, что на горизонте чисто. Мэрилин, конечно, слышала весь наш разговор и, очевидно, окончательно убедилась, что я не имею отношения к убийству Ванды Колкэннон. Но она знала, что ее брат тоже к нему не причастен, и теперь ей хотелось одного – вызволить его из беды.
– Кто еще работал с Кроликом? – спросил я.
– Один парень.
– Вы его знаете?
– Да, но я – не трепло какое-нибудь.
– Я тоже. Очень может быть, что полиции уже известно, кто это.
– Кролик – не доносчик.
– Его могут заставить. Самый твердый орешек, и тот в конце концов раскалывается. Кроме того, полиция может и без Кролика обойтись. Позвонит какой-нибудь стукач – и готово.
– А тебе зачем его знать?
– Объясняю. Где гарантия, что после дележа добычи этот самый парень опять не полез к Колкэннонам? Чтобы еще разок поколдовать над сейфом? Да еще с собой кого-нибудь прихватил.
– А-а... – Она приложила палец к подбородку, задумалась. «И зачем она лепит столько краски на глаза, – подумал я, – они у нее и без того большущие». – Вряд ли, Харлан на это не способен.
– Значит, Харлан?
– Да, Харлан Риз, они вместе там были. Говоришь опять полез к Колкэннонам? Нет, он бы сказал брату.
– А может, они вдвоем... по второму разу?
– Ты все еще думаешь, что это Кролик убил?
– Я этого не говорю. Но откуда у вас такая уверенность насчет Харлана Риза?
– Кролик был там только один раз. Я в этом уверена.
Я не стал больше допытываться. Потом зашел разговор о возможности существования третьей группы грабителей. По мере изложения этой гипотезы, родившейся у меня с Каролин, я все больше чувствовал ее зыбкость, как зыбок, непонятен загадочный Третий убийца в «Макбете». Двое юных варваров шляются ночью по крышам в поисках добычи, неожиданно натыкаются на разбитое окно-фонарь, залезают в дом, обшаривают уже разграбленное жилище и, уходя, на всякий случай убивают хозяйку. Раньше я допускал такую возможность. Теперь же эта версия заняла место на шкале вероятностей где-то между волшебной сказкой и сказочной легендой.
Рэй Киршман прав, подозревая связь между двумя убийствами – Крау и Колкэннон, – хотя его подозрение основывалось на ложных посылках. Кролик избежит наказания за убийство, только если кто-нибудь найдет настоящего убийцу. Полиция в этом смысле палец о палец не ударит, так как следствие убеждено, что преступник уже схвачен.
Но если Кролик не выйдет сухим из воды, то мне грозит беда. Беда, потому что сестра Кролика знает, что я был в доме Колкэннонов после него, и потому, что я проговорился, назвав Джорджа Маргейта Кроликом до того, как Рэй упомянул его прозвище, и Рэй Киршман не успокоится, пока его подозрения не подтвердятся или не рассеятся. Ясное дело, он досконально обыщет квартиру Абеля, как это сделал я сам. Не знаю, найдет ли он деньги в телефоне или марки в книгах, но часы и сережки в коробке с сигарами он не пропустит. Находка непременно наведет его на мысль еще раз проверить отпечатки пальцев на месте преступления. Тогда мне крышка. Конечно, процедура с отпечатками пальцев уже проводилась – сразу же после того, как был обнаружен труп Абеля. Именно по этой причине я не запасся перчатками, а также, увы, по причине элементарной забывчивости. В результате теперь там на каждом шагу мои пальчики. Это обстоятельство не уличит меня в убийстве, поскольку при первой экспертизе моих отпечатков там не было, но послужит весомым доказательством того, что я нанес Абелю визит после его гибели. Интересно, как я смогу это объяснить?
Я позвонил Каролин. Протяжные гудки. Позвонил Дениз и узнал от Джареда, что она еще не вернулась. Видно, что-то происходит с телефонами. Я звоню людям, люди звонят мне, а разговора не получается. Моя жизнь превращалась в нелепую метафору невозможности человеческого общения в Век отчуждения.
Оставалось набрать номер 246-4200, что я и сделал. После нескольких гудков мне ответили, и минуты полторы я слушал, что мне говорят. Потом, не проронив ни слова, я положил трубку и обернулся к Мэрилин, удивленно смотревшей на меня.
– Ты так ничего и не сказал... – неуверенно произнесла она.
– Да, не сказал, но я помогу вам.
– Чем?
– Сделаю так, что они выпустят Кролика.
– Как ты можешь это сделать?
– Найду этого третьего грабителя. Узнаю, кто в самом деле убил Ванду Колкэннон.
Я боялся, что Мэрилин спросит, как мне это удастся, потому что я бы не знал, что ответить. Вместо этого она спросила, зачем мне это нужно.
– Знаете, куда я сейчас позвонил? В службу «Молитва по телефону».
– Не смешно.
– Нет, я серьезно. Сегодняшняя молитва звучала примерно так: «Господи, сподоби меня сегодня сделать что-нибудь такое, чего я не делал прежде. Наставь меня на путь истинный, дабы я мог служить ближнему своему». Там еще много слов было, но смысл такой.
Она приподняла наведенные брови.
– "Молитва по телефону"?
– Позвоните сами, если не верите.
– И поэтому вы хотите помочь Кролику?
– Да, поэтому. Что-нибудь не так?
– Да нет, все так, – сказала она. – Должно быть, так.