Марисса протянула к Эдварду изящные руки, на ногтях сверкнул алый лак, и стала медленно расстегивать на его шее черную бабочку.
— Милый, я сегодня рано, конечно… — шепотом проговорила она, вглядываясь в него.
Улыбка испещрила его загорелые черты множеством глубоких изогнутых морщинок. Взгляд светло-голубых глаз заскользил по контурам ее тела.
— Да, любовь моя, рановато… — отозвался он.
— Но я подумала… может быть, до того как придут гости… — Она не договорила, но ее намек был как никогда прозрачен.
— О, Марисса, Марисса… — глухо пробормотал он, обняв ее и притянув к себе. — Ты знаешь, что я от тебя без ума… Знаешь?
Она кивнула, расстегивая его белоснежную сорочку и приблизив к нему свое лицо так, что ее алые губы почти коснулись его рта.
— Я тоже тебя люблю. И всегда буду любить.
— Правда, малыш? Нет, правда? — недоверчиво переспросил он, и в глазах его мелькнула тревога. Он не смог заставить себя прибавить: «Даже несмотря на то, что я такой старик?» Это только все испортило бы, грубо вернув их на землю, раскрыв обоим глаза на истину, в которой он боялся признаться даже самому себе.
— Конечно, милый, — негромко обронила Марисса, прижимаясь к нему всем телом.
Судорожно схватив ее за руку, Эдвард увел девушку в спальню и запер дверь изнутри. Весь день в квартире на Парк-авеню наблюдалось поистине вавилонское столпотворение. Люди из «Де Вере» — компании по обслуживанию званых приемов, — набившиеся в огромном количестве, расставляли столы, накрывали их белоснежными камчатными скатертями, расставляли блюда с экзотическими закусками, вносили вазы с цветами и коробки с запасными бокалами и посудой. Уединиться в этой суматохе было почти невозможно, а всего через полчаса здесь уже должна была собраться сотня гостей, приглашенных на встречу и празднование Нового года.
Эдвард быстро разделся, не сводя жадных глаз с Мариссы. Та грациозно выскользнула из короткого черного платья с блестками, показав Эдварду свою шелковистую кремовую кожу, полные груди и длинные, соблазнительные ноги. Не сдержав глухого стона, он уложил ее на гигантскую кровать и опустился рядом. В голове отчаянно билась мысль: «Только не торопись! Продержись как можно дольше! Ради нее!» Но это мало помогало. Желание затмевало разум.
— Любовь моя… — шепнула Марисса ему на ухо. Почувствовав его возбуждение, она быстро возлегла на него сверху, выгнув спину и приняв его в себя сразу очень глубоко. Ее изящные ноготки пробежали по его седой груди.
Зажмурившись и пытаясь держать себя в руках, чтобы все не закончилось раньше времени, Эдвард принялся умело ласкать женскую грудь легкими, как перышко, прикосновениями, прислушиваясь к шумному, прерывистому дыханию и тихим стонам Мариссы.
Но вот она наклонилась вперед и, сведя бедра, зажала его в себе сильнее. В то же мгновение судорога тысячей искр прокатилась по всему его телу. Задыхаясь, он резко взвинтил темп движений, будучи не в силах сдерживаться. Уже много лет женщина не доставляла ему в постели столь острого наслаждения, давно он не чувствовал себя таким полным жизни и…
Неожиданно в мозгу вспыхнуло пламя, и… все закончилось. Он беспомощно замер, жадно ловя широко раскрытым ртом воздух.
— О черт! Марисса! — почти всхлипнул он. — Прости, если можешь, малыш! Прости! Я… я не мог ждать!
Наклонившись, она коснулась его губ нежным поцелуем и обняла голову своими ласковыми руками.
— Все хорошо, — тихо проговорила она. — Я люблю, когда ты так неистов. Мы сегодня сделаем это еще разок, да? После приема. И тогда уже не будем никуда торопиться.
Эдвард прижал ее к себе, наслаждаясь этим сказочным ощущением близости дорогого человека. Все эти три месяца, что прошли со дня знакомства с очаровательной Мариссой, он чувствовал себя другим человеком, словно стряхнувшим с плеч груз прожитых лет и возродившимся для новой жизни. Многим ли мужчинам его возраста удается познать это счастье, пережить взлет угасших было чувств? Марисса — милая и все понимающая Марисса! — подарила ему эту сказку. Благодаря ей он вновь ощутил себя молодым и сильным, и в нем как будто снова забурлила кровь.
Может, жениться на ней?
Эта бесшабашная мысль ударила ему в голову неожиданно и взволновала, как подростка. Господи, и куда только подевались вся рассудительность и опыт, приобретенные с годами? Но с другой стороны… почему бы и нет? Эдвард на мгновение отдался во власть приятных мечтаний. Конечно, это спровоцирует небольшой скандальчик. Сплетники будут довольно потирать руки, когда узнают о том, что президент треста «Толлемах» — самой мощной британской компании со штаб-квартирой в Нью-Йорке — женился на женщине, которая на целых сорок лет его моложе. Люди скажут, что сэр Эдвард Венлейк, предпринимательский гений и светоч своего поколения, ни с того ни с сего вдруг спятил. Буря поднимется и дома, в Англии. Бывшая жена — царственная леди Венлейк обвинит его в том, что он подвел свою семью: сына и дочь… Ну так что с того? Игра стоит свеч!
Марисса наконец прервала течение его мыслей.
— Давай выпьем, — предложила она, взяв бокалы с шампанским со столика у кровати, куда он их поставил раньше. — С Новым годом, милый! Мне кажется, он будет самым лучшим!
— Я выпью за это, любовь моя.
Вспышка!
Ребекка поднесла фотоаппарат к лицу, поймала в кадре хозяина дома — сэра Эдварда Венлейка в ту самую минуту, когда он приветствовал очередного гостя, и нажала на кнопку, запечатлев его улыбку для вечности. Высокий и подтянутый, он смотрелся очень элегантно в вечернем костюме, сшитом на заказ в одном из ателье на Сэвил-роу. Ребекке импонировало его обаяние и дружелюбная улыбка, вооружившись которыми он переходил из комнаты в комнату, знакомя между собой гостей, предлагая им напитки, разговаривая с ними о том о сем. Учтивый и обходительный, он удивительно подходил на роль гостеприимного хозяина вечера. Густые и хорошо уложенные, хотя и седые волосы поблескивали в свете мерцающих люстр, в светло-голубых глазах отражалось веселое дружелюбие. Для человека своих лет он был очень привлекателен, а статус одинокого мужчины делал его самым желанным гостем во всех нью-йоркских гостиных.
Ребекка перевела объектив своей «лейки» на высокую девушку с длинными серебристыми волосами, в черном с блестками мини-платье. Согласно газетной светской хронике, она являлась последней любовницей сэра Эдварда, хотя по возрасту вполне годилась ему в дочери и даже… с некоторой натяжкой… во внучки.
Вспышка!
Ребекка щелкнула фотоаппаратом, одновременно пытаясь вспомнить, что ей было известно о Мариссе. Пожалуй, лишь то, что она живет в Трамп-тауэр.
Вспышка!
Марисса позировала Ребекке, широко улыбаясь в объектив. Но все же в глубине ее глаз затаилась тревога, которая сквозила даже на фоне этой ослепительной улыбки… С чего бы это? Ведь у Мариссы Монтклер было все, о чем только могла мечтать молодая женщина: красота, богатство, жилище, больше похожее на дворец, и, наконец, такой любовник… Ребекка сделала еще один снимок и перешла к другим гостям.
Вспышка!
Брайан Норрис, сорокавосьмилетний вице-президент треста «Толлемах», позировал вместе со своей женой на фоне одного из мраморных каминов, над которым висел портрет какого-то предка Венлейков кисти Рейнолдса. Брайан был среднего роста и телосложения и все время стремился занять боевую стойку. Глядя на него, казалось, что он в любой миг готов броситься в драку.
В отличие от сэра Эдварда, типичного представителя английского привилегированного класса, чей жизненный путь был предопределен от рождения, — начальная школа, Итон, Кембридж, потом деловая карьера (посвятив себя которой, он основал тридцать шесть лет назад трест «Толлемах»), — Брайан вырос в простой семье и вынужден был бороться за место под солнцем. Окончив государственную бесплатную школу, он устроился на работу в супермаркет на севере Англии. Затем посещал вечернюю школу и заочные курсы, что дало ему возможность получить место младшего клерка в одной финансовой компании. Уже женившись к тому времени на честолюбивой девушке, тоже из простой семьи, он переехал к новому месту службы, на юг, и набросился на работу, как изголодавшийся волк набрасывается на добычу. Спустя некоторое время его опыт «уличного бизнесмена» привлек к себе внимание сэра Эдварда.
Теперь, по прошествии еще пятнадцати лет, он поднялся на свою вершину и не собирался ее никому уступать. Порой сознание собственной власти и богатства кружило ему голову. В такие минуты он любил представлять себя идеальным последователем тэтчеровской философии, которая зиждилась на библейском принципе: «Ищите и обрящете, трудитесь и воздастся вам по трудам вашим».
Ребекка заметила, что его жена Кристина, ни на шаг не отходившая от мужа, явно стремилась не отставать от него в жизни. Лицо ее было размалевано, как у модели, а кожа даже пожелтела от бесконечных искусственных солнечных ванн. Едва супруги Норрисы переступили порог дома, Кристина окинула Мариссу Монтклер долгим, внимательным взглядом и объявила о том, что она «ходячая банальность». Впрочем, в ее голосе звучала нескрываемая зависть.
Ребекка методично продолжала свою работу, переходя из одной комнаты в другую. Ее высокую стройную фигуру в темных шелковых брюках и пиджаке а-ля френч видели то здесь, то там. Длинные темные волосы были перехвачены сзади черным бархатным бантом. Ребекка делала снимков явно больше, чем требовалось для британского журнала «Хэлло». Ведь новогодний вечер в доме у сэра Эдварда стал одним из самых ярких событий светской жизни Манхэттена. Фамилии его гостей гремели на всю страну. Здесь были и сливки аристократического общества, и супербогачи, и просто самые знаменитые личности.
Входя в очередную комнату, Ребекка для начала окидывала ее беглым взглядом. Да, решительно все именитые люди собрались тут сегодня для того, чтобы проводить год уходящий и как следует встретить наступающий.
Гости разбились на несколько групп, разошедшихся по разным комнатам, из которых ни одна не пустовала. Много народу набилось в библиотеку, где вдоль стен от пола до потолка тянулись полки, плотно заставленные томами в кожаных переплетах, а в центре тускло поблескивала мебель красного дерева. Гости собрались и в гостиной с ее изящными французскими стульями и золочеными зеркалами. И в столовой, где длинный буфет ломился от деликатесов, а большая хрустальная люстра отбрасывала на красные парчовые стены таинственные блики. Ребекка неспешно расхаживала по комнатам. Камера болталась у нее на шелковом шнурке, а черная дамская сумочка была набита запасными линзами и кассетами с пленкой.
В свои двадцать пять лет Ребекка Кендал стала одним из ведущих фотокорреспондентов-внештатников с мировым именем. Ее восхождение на профессиональный Олимп было поистине стремительным. Единственная дочь в семье педиатра и школьной учительницы из Нью-Хэмпшира, она увлеклась фотографией в десять лет, когда родители подарили ей на день рождения ее первую камеру. Ребекка всюду таскала ее с собой и снимала все подряд: домашнего пса, кошку с котятами и двух своих младших братьев. Домашние праздники, выезды семьи на природу и пикники скрупулезно запечатлевались ею на пленку. Позже, скопив карманные деньги, она купила себе новый профессиональный фотоаппарат, начала посылать снимки на различные конкурсы и… выигрывать их, один за другим. У Ребекки был редкий дар: она обладала художественным видением мира в сочетании с чисто техническими навыками. Она нажимала кнопку аппарата именно в ту долю секунды, когда это было нужно для того, чтобы получился по-настоящему незаурядный снимок. Самые банальные события жизни смотрелись на фотографиях Ребекки в совершенно ином свете.
По достижении девятнадцати лет она уговорила родителей отпустить ее в Нью-Йорк, где тут же получила работу ассистентки у одного фотографа, обслуживавшего показы мод. Самой Ребекке тогда еще не давали много снимать, но она прошла великолепную школу практического мастерства и через два года рискнула работать самостоятельно. И не прогадала. Сейчас ее услугами стремились воспользоваться ведущие газеты и журналы всего мира. Однажды ей даже заказали ответственный фоторепортаж о супруге президента в домашней обстановке.
…К Ребекке подошел сэр Эдвард и обнял за талию.
— Все в порядке, дорогая? — поинтересовался он, одарив ее своей фирменной дружелюбной улыбкой.
— Да, спасибо, — тоже с улыбкой ответила она. — Я почти закончила. Теперь пощелкаю немного скрытой камерой, и на этом все.
— Превосходно! Только и о себе не забывайте, договорились? Как можно работать в такой вечер? Глотните-ка лучше шампанского или подкрепитесь, хорошо?
Улыбнувшись еще раз, он вновь отошел к гостям. Сэр Эдвард излучал такое обаяние, за которое ему можно было простить все. И вообще такие люди, как он, только украшают собой мир.
Усмехнувшись, Ребекка открутила вспышку и зарядила в «лейку» тридцатипятимиллиметровую пленку для моментальной съемки.
Используя теперь лишь освещение шелковых абажуров и хрустальных люстр, она получила возможность работать незаметно, продолжая запечатлевать на пленку (но уже совсем под другим ракурсом и не по заданию журнала) сливки нью-йоркского общества. Эти снимки она не могла предложить «Вэнити фэр» или «Таун энд кантри». По ее губам скользнула легкая усмешка. В таких журналах не печатают фотографий, на которых у дам видны зубные протезы, а у пожилых бизнесменов на минутку расслабляются мышцы живота. Со временем Ребекка думала составить из всех этих снимков домашнюю коллекцию под названием «Частные вечеринки».