Олег протянул руку и осторожно погладил Гюзель по волосам. И точно так же, как не мог себе объяснить, почему вступился сегодня за Мамеда, рискуя собственной жизнью, точно так же сейчас непроизвольно потянулся к его жене. Он просто чувствовал, что обязан пожалеть её, приласкать. И она не отстранилась, безропотно дала к себе прикоснуться. Но Олег ощутил, как она закаменела, зажалась. И он испытал необыкновенный приступ нежности к этой тихой и маленькой, как воробушек, женщине.
Он осторожно притянул её к себе и поцеловал в глаза, сначала в левый, потом в правый, стараясь сделать это как можно нежней. Потом так же осторожно коснулся её губ. Они дрогнули и раскрылись, как тюльпан навстречу весеннему солнцу. Такие же алые, сочные и чуть влажные. И сердце Олега сжалось от неизбывной нежности. Время остановилось.
- Милая моя, маленькая моя, - шептал он.
Любовь и нежность переполняли его. Словно долго копились, нерастраченные, и вот изливались, как только появился кто-то нуждавшийся в его любви и ласке. Он целовал её бархатные виски, шейку, ямочки возле ключиц. Руки сами блуждали по её спине, пока случайно не наткнулись на завязки пояса халата. Гюзель безвольно обмякала в его руках, не в силах противостоять, околдованная этой энергией нежности, пронизывавшей её насквозь.
Олег подхватил её на руки и понес из кухни в большую комнату, где стоял широкий диван. И она вдруг притянула его голову и сама поцеловала, неумело и страстно, прихватывая зубками губу. Он положил Гюзель на диван, встал рядом на колени, осыпал её поцелуями. Откинул полу халатика. Лифчика на ней не было. Крепкие грудки возвышались гладкими холмиками, светились в сумерках, словно фосфоресцировали. И он осторожно тронул кончиком языка по очереди соски, маленькие, как горошины. И почувствовал, как затрепетало её тонкое тело, как сразу отвердели соски. Его рука скользнула по животу, задержалась на трусиках. Прошла поверх и замерла на холмике. Сквозь тонкую ткань он чувствовал курчавые завитки, нежно погладил, погружая кончики пальцев меж сомкнутых ног. И ощутил ответное движение навстречу, легкий толчок. И ноги разомкнулись. Она чуть приподнялась, чтобы он смог убрать последнюю преграду. И трусики улетели куда-то в сгущающуюся темноту.
Теперь Олег слышал, как громко и прерывисто она дышит. Чувствовал, как напрягается её животик. И все-таки она пыталась сопротивляться. Скорее всего, самой себе, своему безумному поступку. Но Олег мягко отвел её руку и продолжал гладить её волнующееся тело, а сам другой рукой расстегивал свою одежду.
На какой-то миг всплыла в мозгу мысль, что за стенкой в соседней комнате находится её муж. Но эта мысль тут же потонула в наплыве совсем других чувств. Потому что вовсе не испуг она вызвала, а приступ острого желания, словно подстегнутого опасностью. Олег мягко перебрался на диван, раздвинул коленом ослабевшие ноги Гюзели. Осторожно опустился на локтях. И ощутил, как пульсирует её горячая плоть. И мускусный запах её крепкого тела одурманил его. Они слились...
Это было бесшумное, почти недвижное утоление страсти. Медленные движения, исполненные томительного наслаждения, полного растворения друг в друге, когда трепет сплетенных тел переходит в тонкую чувственную дрожь, электрическим током пронизывая обоих. И сладостный, долгий миг, когда прерывается дыхание и останавливается сердце.
Потом она лежала у него на руке, уткнувшись ему в плечо, и беззвучно плакала. Слезы катились, оставляя на его коже горячие дорожки. И Олег осторожно целовал её в соленые глаза. И гладил волосы. Наверное, она раскаивалась в душе, что поддалась на его ласки. Оплакивала свою женскую честь. А, может, предстоящий позор. И Олег прошептал:
- Прости меня, пожалуйста. Не надо мне было...
- Нет, нет, - вдруг горячо зашептала она и принялась быстро целовать его лицо, - ты самый хороший.
- Наверное, мне надо уходить? - спросил он.
Гюзель молчала, но было понятно, что уходить надо. Олег со вздохом поднялся. Отыскал на полу свою одежду. Стал одеваться. Женщина сидела рядом, кутаясь в халатик, ничего не говорила. Только уже в прихожей спросила шепотом:
- А ты не скажешь Мамеду?
- Глупенькая, - Олег притянул её к себе, - это наша с тобой самая большая тайна. Никому никогда ничего не скажу.
- Он меня убьет, - прошептала она.
- Ты, главное, сама не говори. Он ведь, наверное, и сам завтра ничего не вспомнит. Скажи, что мы сидели часов до девяти, выпивали, разговаривали. Потом я ушел, а он лег спать. Хорошо? Если меня спросит, я то же самое скажу.
- Хорошо, - согласилась Гюзель. - А вдруг он не поверит? Совсем другой стал, как из Грузии вернулся. Ни разу со мной не спал. - Она смутилась. Ну, вот как мы сейчас.
- Видно, проблемы у него, - констатировал Олег, - оттого он и попивать начал. Ничего, теперь я у тебя есть.
- Нет, нет, - испуганно замотала головой Гюзель, аж волосы мягко хлестнули Олега по губам, - нельзя. Больше не приходи.
- Как же не приходить? - удивился Олег. - Он меня должен обратно в Источник отвезти. Так что я завтра снова приду. Утром, часиков в десять. Ладно, я пошел.
Он нагнулся и поцеловал её. И она ответила ему робким сухим поцелуем.
АТЫ-БАТЫ-ДЕПУТАТЫ
Теплая летняя ночь мягко укутывала спящий город. Только редкие окна светили в темноте. Одно из них было окном квартиры Олега. Зойке, видать, чего-то не спалось. Но Олегу было наплевать на её бессонницу. Радостное чувство переполняло его. Он чувствовала себя юношей, который возвращается с удачного любовного свидания. Настоящий подарок судьбы. Есть все-таки в жизни счастье. Он шел, и удивлялся собственной безрассудной наглости соблазнить женщину прямо при муже. Пусть тот и вырубился, нагрузившись коньяком, все равно, таких острых ощущений он никогда не испытывал.
У подъезда темнел большой автомобиль. Судя по силуэту, это был джип. Какой-то парень топтался на крыльце возле дверей. Его наголо стриженная голова отливала в лунном свете слоновой костью, словно бильярдный шар. Парень не то ждал кого-то, не то двери охранял. Во всяком случае, в его позе и движениях сквозило что-то агрессивное и вызывающее. Олег сразу почувствовал, что тот сейчас спросит что-нибудь типа "Дай закурить".
Но парень оказался ещё нахальней. Он спросил с самой хамской интонацией:
- Мужик, куда идешь?
- Домой иду, - в тон ему ответил Олег, не очень-то думая о последствиях.
- Квартира какая?
- Вторая, - не задумываясь, ответил в рифму Олег.
- Проходи, - покровительственно разрешил незваный привратник и сдвинулся в сторону, открыв проход в подъезд.
Олег, удивляясь, поднялся на свой этаж. На лестничной клетке в свете лампы, единственной, кстати, на весь подъезд (специально ввернули, что ли?) топтался второй стриженный под нуль качок с лицом простым, как боксерская перчатка. Похоже, думать он не привык, только бить. И он сразу заступил Олегу дорогу к дверям квартиры.
- Ты куда? - спросил угрожающе, ощупывая Олега напряженным внимательным взглядом.
Ладонь его, широкая, как и лицо, тоже похожая на рукавицу, только шерстяную, скользнула за борт джинсовой куртки, надетой поверх черной футболки.
- Живу я тут, - объяснил Олег.
- Чего? - не сразу понял качок, потом сообразил, и на его боксерской перчатке вслед за вылупившимися глазами обозначился криво ухмыляющийся рот с неполным комплектом зубов. Нос, расплющенный на тренировках и вбитый промеж пухлых щек, так и не проявился. - Пошел отсюда! - рявкнула живая рукавица.
И он лениво толкнул Олега ладонью в грудь. Если бы качок не оказался столь ленив, Олег убился бы, пролетев лестничный пролет. А так он только ступеньки на четыре ниже оказался, с трудом, правда, сохранив равновесие. А сверху на него уже надвигался качок, внушительный, как платяной шкаф из старого гэдээровского гарнитура. Второго тычка ждать не стоило. Он мог оказаться не столь ленивым.
Олег поспешно отступил ниже. У него мелькнула мысль вступить с этим быком в полемику. Объяснить, что он на самом деле тут живет. Но другая простая мысль перебила первую. Именно потому, что он там живет, его и не пускают. Эти быки как раз и охраняют его квартиру от всяческих гостей. Потому что внутри их босс, работодатель, хозяин - триединый в одном лице. И занимается он тем же, чем полчаса назад занимался Олег, - развлекается с чужой женой.
Ему сделалось смешно от такого совпадения. И он громко засмеялся, несказанно удивив туповатого быка. И назло ему, приплясывая, стал спускаться вниз. Вышел на крыльцо и снова столкнулся с привратником. И даже спросил нахально:
- Как служба? Деды не забижают?
Охранник не нашелся, что ответить. Но тут у него на поясе запиликал сотовый телефон, и надобность в ответе отпала. Олег соскочил с крыльца в темноту и быстро затерялся в кустах под окнами. Бык что-то мычал в трубку. Не иначе, боксер ему звонил, предупреждал насчет беспокойного жильца. Мда, получается анекдот наоборот. Возвращается муж домой, а тут телохранители. Муж прятаться...
Прятаться, однако, было слишком унизительно. А тягаться с этими буйволами, профессиональными молотилами, у которых под мышками, кроме вонючих волосьев, имелось что-то ещё более неприятное, может быть, даже крупнокалиберное, Олегу было не под силу. Ждать, пока их хозяин как следует натрахается и слиняет? А если он решил тут до утра обосноваться? Ну и черт бы с ним, если б допустил Олега в его законную кладовуху. Он сегодня не ревнивый, а усталый и хочет спать. Пусть бы этот Вася возился с Зойкой, если не смущает присутствие соседа за стеной. Его самого, например, не смущает.
С этими мыслями Олег направился к телефону-автомату за углом соседнего дома. Хотел звякнуть бывшей (уже бывшей, так и укрепилось в сознании), чтобы договориться. Но тут вспомнил, что у него нет телефонного жетона. Раз так, пришлось набирать номер, который не требует платы. Ноль два.
- Милиция, - ответил недовольный женский голос.
- Вы знаете, кажется, мою квартиру грабят, - пожаловался Олег.
- Подробнее можно? - недовольства в голосе прибавилось.
- Можно, - согласился Олег. - Я с дачи приехал, а в квартире свет горит. У подъезда машина какая-то и в неё вещи таскают. Один на крыльце дежурит. Я подходить не стал, сразу вам звоню.
- Адрес какой? - в голосе женщины обозначился интерес к происходящему.
- Пионерская шестьдесят, квартира девять.