Я понятия не имел, о чем она говорит. Но когда я встал, то обнаружил, что отряхиваю листья и мусор с бриджей и высоких черных охотничьих сапог. И ни следа крови Вав, которая секунду назад залила меня с головы до ног. Я снова заплакал, и так обильно, что мне от смущения пришлось от нее отвернуться.
- Кажется, все в порядке, - ответил я, когда смог взять себя в руки. Потом приложил ладонь ко лбу. - Только голова немножко болит.
- Это не должно быть удивительно. - Она протянула мне гравированную серебряную фляжку, висевшую у нее на бедре. - Возьмите. Судя по вашем виду, вам это может быть полезно.
Я открутил крышку и ощутил знакомый запах мескаля, Испытал знакомую тягу, но что-то щелкнуло у меня внутри, и появился мысленный образ рыбы, всплывающей к крючку с наживкой. Я еще минуту помедлил, потом отдал флягу ей.
- Как-нибудь в другой раз. Она кивнула.
- Не вижу причин, почему бы мне не подождать и не проехать остаток пути с вами. Я огляделся:
- Мы участвуем в каком-то стриптизе?
- Да, конечно. - Она рассмеялась, и это было как тысяча серебряных колокольчиков. - Мы на охоте, Вильям.
Взяв поводья гнедого, я вставил ногу в левое стремя.
- И мы, наверное.., где мы? Я вскочил в седло.
- Лестершир. Восток средней Англии. Чарнвудский лес, если быть точным.
- Сердце охотничьей страны, - сказал я. - И Коттесмор тоже здесь происходит, если мне память не изменяет.
- Ежегодная большая охота на лис. Да, разумеется. Но теперь она уже не порождает тяжб. - Глаза ее заискрились самым зовущим образом. - Теперь поехали! - Она ударила кобылу каблуками по бокам, и та скакнула вперед. - Я не хотела бы пропустить самое интересное, а вы?
Я послал гнедого за ней, и мы тут же сорвались в галоп. Чтобы передать вам, как эта женщина меня захватила, я сознаюсь, что даже тогда, когда я отчаянно пытался вспомнить хоть что-нибудь о том, как ездить верхом, я неотрывно изучал ее черты. Цветущая сливочного цвета кожа наводила на мысль, будто она родилась для охоты - или по крайней мере для туманного английского сельского пейзажа. В ней ощущался какой-то манящий разум и при этом ореол беззаботности, который притягивал меня непостижимым для меня самого образом. Если бы в тот самый момент кто-нибудь предупредил меня о ней - возьмем крайность: сказал бы мне, что она убийца, - я бы только рассмеялся, дал бы гнедому шпоры и оставил бы этого человека глотать пыль. Я был счастлив ее пьянящим обществом. Увидел ее только что, а ощущение было, будто я знаю ее всю жизнь. Какая-то связь, тесная, как пуповина, объединяла нас. Она сияла как неожиданный подарок под рождественской елкой. Это на самом деле мне? - хотел я спросить, протирая глаза и вое равно не веря.
- Эй, вы знаете мое имя, но я не знаю вашего, - сказал я.
- Конечно, вы меня знаете. Вильям. - Она подняла руку, и я поразился, увидев паутину меж ее пальцев. - Я - Гимел, плетущая реальность, купель идей, исток вдохновения. Я, как мой почти тезка кэмел-верблюд, наполнена до краев, я - самодостаточный корабль даже в самом враждебном климате.
В этот момент мы выехали на широкий луг, испещренный одуванчиками и наперстянками. Призраки солидных дубов уходили вперед по обе стороны, и в сгущающемся полумраке я мог разглядеть только широкую тропу. И мы двинулись по ней. Я трезво напомнил себе, что все эти капризы мысли не более чем остатки старых фантазий, быть может, и десятков тысяч лихорадочных гормональных снов, случившихся во времена моего достаточно трудного созревания. "Трудного" - в смысле испорченного, как черные заплесневелые остатки, которые, бывает, найдешь в холодильнике, когда вернешься после полугодового отсутствия.
- Я так понимаю, что мы только одни на этой охоте на лис, - сказал я, поравнявшись с ней. Мы ехали так близко, что я вдыхал ее прекрасный аромат.
- О нет, я бы никогда не стала охотиться на такую красоту, как лиса. Когда она встряхнула головой, волосы ее колыхнулись самым заманчивым образом. - Мы охотимся на зверя.
- Какого зверя?
- Вы отлично знаете, Вильям, не притворяйтесь. - Она метнула на меня пронзающий взгляд, и я увидел кремневую остроту в этих великолепных изумрудах глаз, и сердце у меня перевернулось. Доктор, кислород! Остановка сердца! - Зверь зверей, - сказала она, не заметив стрелы, пронзившей мое сердце. - Только один есть зверь столь отвратительный, столь заслуживающий охоты.
- Послушайте, должен признать, я несколько смущен. Понимаете, я только что лежал в парижском переулке, залитый кровью подруги...
- Так вы считаете Вав своей подругой? Интересно. Вы же знали ее очень недолго.
- Я хорошо разбираюсь в людях, - ответил я несколько рассерженно. Если вы ей не друг, лучше скажите это прямо сейчас.
Она рассмеялась:
- Боже мой, как вы быстро встали на ее защиту! Мы ехали рядом, и она перегнулась и поцеловала меня в щеку, и я услышал пение птиц у себя в голове, тех, которые в мультиках летают вокруг головы Сильвестра, когда Таити как следует двинет его молотком.
- Мы с Вав были как сестры. Даже больше, если можете себе представить. Как два ломтя одного пирога.
- Мне ее не хватает.
- Меня это не удивляет, - сказала она. - Вы направлялись на выставку картин. Очень важно, чтобы вы туда попали. - Она кивнула, будто сама себе. - Жизненно важно, можно сказать.
- Вы хотите сказать, что знаете, как мне вернуться в Париж?
- Это не было бы разумно, как вы думаете? Кроме того, в этом нет необходимости. - Она ехала не слишком быстрой рысью, так что я мог держать ее темп. Спина прямая, плечи развернуты - тот вызывающий вид девчонки-сорванца, против которого я устоять не могу. Я представил себе, как она несется сквозь лес подобно Диане, мифической охотнице, мышцы натягиваются, когда она накладывает на тетиву стрелу и пускает ее в выбранную дичь. - Выставка переехала в Замок. Мы доберемся туда быстро, как только сможем. Но сначала мы должны увидеть неизбежное заключение охоты.
- Если оно неизбежно, чего же нам о нем волноваться? - спросил я. Отчего не поехать прямо в Замок? Она нахмурилась.
- С тем же успехом можно спросить, почему нельзя сначала выдохнуть, а потом вдохнуть. Просто нельзя. Законы вселенной, сами понимаете.
- Это те самые законы, которые дали мне в мгновение ока перенестись из Нью-Йорка в Париж и из Парижа в Чарнвудский лес? Или те, по которым выставка из Парижа перенеслась сюда?
- Именно так. - Она не отреагировала на мою иронию. Кажется, даже испытала облегчение. - Мне так приятно, что мы с вами оказались на одной странице.
Я застонал. На странице - какой неведомой книги?
- Не волнуйтесь, - сказала она. - Я доставлю вас туда, где вы должны быть. Поверьте мне, Вильям.
По спине у меня пробежал холодок, потому что эти же слова говорила Вав. И тут я принял решение. Пришпорив коня, я перегнулся к ей. Пока что, как я понял, игра по правилам, какими бы странными они ни были, ничего хорошего не приносила. Все меняется! Я схватил поводья ее лошади и свернул с проторенной тропы.
- Что вы делаете! - воскликнула она.
- К Замку, где бы он ни был, - ответил я. - Пусть остальные возятся со зверем.
- Кто остальные? - Мы теперь ехали бок о бок. - Вильям, на этой охоте только мы с вами!
- Тем лучше, - сказал я. - Некому будет нас хватиться.
- Вы не понимаете...
Я наклонился к ней так близко, что вдохнул запах ее волос.
- Теперь мы к чему-то подходим.
Она облизала губы. В наступившей ночи ее глаза были как неограненнные изумруды. На миг у меня мелькнула шальная мысль, не слепа ли она, как Вав.
- Мы должны загнать зверя, - сказала она. - Иначе он никогда не пустит нас к Замку.
- Почему?
- Вильям... - Было теперь что-то такое в ее лице, какой-то неуловимый след от раны столь свежей и глубокой, что она еще кровоточила. - Вав не посчиталась с присутствием зверя на свой страх и риск. Вспомните, что с ней случилось. Я не хочу повторить ту же ошибку.