Персиммонс толкнул аптечную дверь, не увидел посетителей и осторожно вошел. Из-за прилавка на него лениво смотрел какой-то расслабленный молодой человек. Персиммонс безуспешно пытался закрыть за собой дверь, пока не услышал совет:
- Двиньте по ней ногой снизу.
Совет оказался кстати. Дверь с неожиданным треском захлопнулась. Грегори подошел к прилавку и посмотрел на аптекаря. Сэр Джайлс ничем не рисковал, предполагая в продавце греческое происхождение; с одинаковым успехом молодой человек мог принадлежать к любой другой нации мира. Имя на двери расшифровке не поддавалось. Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Наконец Персиммонс сказал:
- Бьюсь об заклад, вы не держите на виду особые лекарства и снадобья.
- Какие такие особые? - устало отозвался продавец. - У меня весь товар на виду.
- Но не для всех же, - быстро и вкрадчиво сказал Персиммонс. Что-нибудь такое, необычное... Не то, зачем все ходят.
- Никто сюда ни за чем не" ходит, - вяло ответил предполагаемый грек.
- Я вот пришел, - торопливо ответил Персиммонс. - Думаю, у вас для меня есть кое-что.
- У меня для каждого что-нибудь найдется. У меня все для покупателей. Что вам надо и сколько вы намерены заплатить?
- Я уже заплатил, - сказал Персиммонс. - Но вам могу заплатить, сколько запросите.
- Кто вас прислал? - равнодушно спросил грек.
- Сэр Джайлс Тамалти, и не только он. Но других я называть не стану. Я слышал, - голос Грегори дрогнул, - у вас есть одна ценная мазь...
- У меня много ценных вещей, - с бесконечной усталостью ответил продавец. - Но не все и не всем продается.
Кое-что из этих вещей - на любителя.
- Я долго платил, - Персиммонс подался вперед. - Теперь для меня пришло время получать.
Продавец за прилавком не шевелился.
- Это очень редкая мазь, - все так же бесстрастно произнес он. - Откуда мне знать, стоите ли вы такого подарка? Что скажет хозяин, если я ошибусь?
- Я не смогу поручиться сам за себя, - усмехнулся Грегори. - Я знаю о ней, разве этого мало?
- Мало, - ответили ему. - Но я друг всем, стоящим на пути. У таких вещей цены не бывает. Если вы не стоите дара, то и он для вас ничего не стоит. Вам приходилось пользоваться мазью?
- Нет, - признался Грегори. - Но я знаю, мое время пришло.
- Вы так полагаете? - медленно произнес грек. - Приходит время, когда не останется ничего, кроме времени.
Если она нужна вам, берите.
Почти не меняя позы, молодой человек выдвинул ящик и толкнул по прилавку грязную и помятую коробочку.
- Берите, - равнодушно повторил он. - Если вы не на пути, отделаетесь головной болью.
Грегори схватил коробочку.
- Я.., должен платить? - неуверенно спросил он.
- Это не подарок, это - Дар, - ответил грек. - Дайте мне сколько-нибудь, чисто символически.
Грегори бросил на прилавок несколько серебряных монет, повернулся и поспешил к выходу. Однако здесь его снова ждало затруднение. Дверь, которая никак не хотела закрываться, теперь не открывалась. Он сражался с ней, тянул и толкал, а грек с легкой улыбкой наблюдал за ним из-за прилавка. Снаружи начался дождь.
Глава 6
Шабаш
- Я встретил сегодня в деревне мистера Персиммонса, - рассказывал Бетсби архидиакону. - Он справлялся о вашем здоровье, хотя что справляться, ему и так каждый день сообщают. Эго ведь он подобрал вас на дороге и привез домой. Очень удачно, что у вас в соседях такой симпатичный и влиятельный человек. В маленьких приходах так важно иметь добрые взаимоотношения.
- Да, - покорно сказал архидиакон.
- Мы довольно долго болтали, - продолжал Бетсби. - Жаль, конечно, что он не совсем христианин, но к церкви относится с истинным восхищением. Он считает, что церковь очень много делает, особенно в образовании. Он вообще интересуется образованием и называет его "путеводной звездой будущего". Понимаете, для него нравственность важнее догмы, и я, конечно же, с ним согласен.
- Согласны или согласились? - спросил архидиакон. - Или и то, и другое?
- Просто я думаю так же, - не заметив подвоха, объяснил Бетсби; он и раньше считал архидиакона немножко туповатым. - Самое главное в жизни - это поведение, ну то, как человек себя ведет. "Прав тот, кто обратил во благо жизнь.
Мы любим Вышнее, когда увидим". И он дал мне пять фунтов для фонда воскресной школы.
- Но ведь в Фардле нет воскресной школы, - слегка приподнявшись в кресле, сказал архидиакон, - и фонда тоже нет.
- Ну и что же, - не смутился Бетсби. - Ему просто хотелось, чтобы деньги пошли на какое-нибудь живое дело.
Он так настаивал, что я согла.., ну, я думал так же, чтобы, значит, дела делались. Еще он сказал, что церковь должна быть орудием прогресса, и процитировал что-то вроде: "Не уснем, пока не отыщем Иерусалим на зеленой английской земле". Я был просто потрясен. Идеалист, вот как я бы его назвал. А идеалисты очень нужны сегодня Англии...
- Вернемся к этим деньгам, - перебил его архидиакон. - По-моему, деньги лучше вернуть. Если он не христианин...
- Да христианин он, христианин! - замахал руками Бетсби. - Он считает Христа вторым из величайших людей мира.
- А кто же первый? - озадаченно спросил архидиакон.
- Первый? - Бетсби удивленно заморгал. - Вы знаете, я забыл спросить. Но вы же видите, он сочувствует. В конце концов, второй из величайших - это немало. "Дети, любите друг друга!" Я надеюсь, пять фунтов помогут научить их добру. Мои вот давно просят полное собрание иллюстраций к Библии.
В разговоре возникла длинная пауза. Они сидели после ужина в приходском саду. Склонный к медитации архидиакон слушал вполуха своего собеседника, а тот прилагал все силы, чтобы развлечь его оживленной беседой. Архидиакон знал это, знал и то, что гость его и временный заместитель предпочитает говорить о церкви вообще, а не о здешних прихожанах.., а он, архидиакон, устал, ему трудно было сосредоточиться на отвлеченных вопросах. Взгляды Бетсби на церковные дела он знал наизусть, считал их исключительно глупыми, но подозревал, что его собственные - тоже не бог весть что. Люди обзаводятся "взглядами" удобства ради, как можно придавать им такое значение? Хотя, конечно, даже глупые взгляды...
На дороге показался автомобиль, оттуда кто-то махал Рукой. Грегори Персиммонс с удовольствием наблюдал двух священнослужителей, сидящих рядышком. Он был бы рад колотить архидиакона по голове хоть каждый день. А другого и бить-то не по чему.
Несколько дней назад, когда Персиммонс пленной мухой бился перед дверью той лавчонки, на него накатила волна паники. Ему вдруг показалось, что его обманули в самом конце, что выхода нет, и он останется здесь навсегда. Так уже бывало пару раз в его жизни.., но сейчас-то что вспоминать об этом? Нынче ночью, думал Персиммонс, нынче ночью что-то должно случиться. Нынче ночью он, наконец, узнает, как выглядит то, о чем он читал, о чем слышал от разных людей, ненадолго входивших в его жизнь и куда-то исчезавших без следа. Когда-то, еще мальчишкой, он читал про шабаш, но тогда ему сказали, что это все не правда. Его отец был викторианским рационалистом. Впрочем, архидиакон тоже истинный викторианец, подумал он и повернул машину по направлению к Калли. Сердце у него часто билось. Он предвкушал.
Этой ночью Бетсби спал, архидиакон молился, как и подобает истинному викторианцу, а Грегори Персиммонс стоял один посреди своей комнаты. Только что миновала полночь. Он выглянул в окно и встретил ответный взгляд полной луны. Медленно, очень медленно он разделся донага, взял со стола коробочку с мазью и открыл ее. Сначала Грегори показалось, что розоватая, телесного цвета мазь ничем не пахнет, но уже в следующую минуту от нее пошел слабый запах, быстро окреп и с мягкой "вкрадчивой настойчивостью заполнил всю комнату. Грегори помедлил еще немного, вдыхая гибельный аромат, обещающий полное, окончательное падение. Да, он, Персиммонс, действительно может вторгаться в чужую жизнь, чтобы те, кого он коснется, сползали с безопасного пути на скользкую тропу погибели. Ах, как это легко: здесь - пять фунтов, там - ловко прикрытая издевка... Каждый хоть чем-то, но огородился, и надо запастись терпением, чтобы найти и разрушить эту ограду. Помнится, отец под старость, придавленный грузом забот, вдруг решил поискать смысл в религии.
Это был первый настоящий эксперимент Грегори. Осторожно, незаметно для дряхлеющего, мечущегося сознания, он убеждал отца, что Бог, возможно, и есть, но Он ревнив и жесток. Этот Бог, не простив Иуде предательства, довел беднягу до петли. Этот Бог изгнал целый народ, не внявший Ему, и обрек на вечные скитания. "А Петр? - говорил отец. - Петра ведь Он простил?" Грегори подумал и стал размышлять вслух. Да, конечно, Петра не только простил, но и возвеличил.
Но очень может быть, что Бог как раз наоборот, страшно отомстил - ведь именно Петр - основание Церкви, от него протянулась цепочка, в звеньях которой и Антихрист, и Торквемада, и костры, и папский престол... Когда Грегори тщательно описал бесконечную, всепоглощающую, глумливую месть, отец печально замолк. О Боге он больше не заговаривал, видно страшась мысли о вечной погибели, и вскоре умер.