Отяжеляет наши манускрипты!
Лучше современность, чем пошлость.
- Согласен, - сказал незнакомец, - но надо стремиться к своему предназначенью, каким бы пошлым и мелким оно ни казалось. "Могу ли я считать весь мир подвластным хотенью самой малой части мира?"
Он собирался продолжать, но Кеннет неожиданно возопил, барабаня пятками по земле:
- Вот оно! Вот!
"О ужас тьмы! О пламени Король!" Я уж и надеяться перестал, что хоть одна живая душа в мире помнит Джорджа Чэпмена <Дж.Чэпмен (1559-1634) - англ, поэт, драматург, переводчик.>!
Незнакомец схватил Кеннета за руку.
- А помните?.. - спросил он и, помавая свободной рукой, начал декламировать. Морнингтон присоединился к нему на первых же словах:
Поют копыта твоего коня
И высекают свет в земной ночи,
Глагола жар по миру рассыпая...
Следующие десять минут беседы превратились в сплошной дуэт. Наконец, Кеннет со вздохом произнес:
Я долго жил, но видел лишь одно...
Нет, пока я не умер, скажите - что вы там писали?
Его собеседник взял блокнот и прочитал:
Так сердцу одному даны два счастья:.
Сладчайший отдых и тягчайший труд!
В глубинах совершенного покоя
Освобожденья от своих страстей
Достигнем, лишь трудясь и совершая...
Сменяют настроения друг друга,
Не дай покоя сердца им задеть.
Коль хочешь размышлять, пусть в душу снидет
Торжественно-печальный лад молчанья.
Так праздность и усердие находят
В пожившем сердце новое единство.
- Да, - пробормотал Кеннет, - да. Пошловато, но довольно красиво.
- Недостатки или скорее глупости видны невооруженным глазом, - сказал незнакомец. - Но, по-моему, мне удалось воспроизвести изящный дамский стиль.
- Печатать собираетесь? - серьезно спросил Кеннет, потому что теперь они говорили о важных вещах, не о чепухе.
Незнакомец встал.
- Да, - ответил он, - Но кроме автора да вот вас теперь, об этом никто не знает.
- Почему? - не понял Морнингтон.
- Сейчас поймете. Стоит мне назвать себя, и вы сразу увидите, в какой я западне. Позвольте представиться: Обри Дункан Перегрин Мария де Лайл д'Этранж, герцог Северного Йоркшира, маркиз Крейгмуллена и Плессинга, граф, виконт, князь Святой Римской империи, Рыцарь Меча и Плащаницы и еще куча всяких глупостей.
Морнингтон прикусил губу.
- Да, - произнес он наконец, - понимаю. Заниматься поэзией при этом трудновато.
- Трудновато? - вскричал герцог, виконт и князь. - Да просто невозможно!
- Так уж и невозможно? - скептически переспросил Кеннет. - Вполне можете печатать. Зато ни один критик не рискнет похвалить, это точно.
- Да не в критиках дело, - отвечал герцог. - Дело в людях, с которыми я буду общаться. Знаете? "Тот самый, который написал пару книжек. Не бог весть что, но это он сам написал. Вечно ходит и цитирует..." Понимаете, они ведь хотят увидеть меня, Обри Дункана Перегрина. Не стану же я спрашивать у епископа, что он думает о моей писанине, да и ему не собираюсь сообщать свое мнение о его опусах. А что может сказать мой кузен граф о Ситвеллах? <Известная "литературная" семья. Дэйм Эдит (1887 - 1964; дэйм кавалерственнаядама, "женщина-рыцарь" - этот титул, получаемый от короля, означает личное дворянство, как "сэр" для мужчин) - поэтесса и критик. Ее брат, сэр Осберт (1892 - 1969) - поэти-прозаик. Другой брат, Сэчевсрел (1897 - 1964) - писатель.>.
- Да, видимо, вы правы, - сказал Морнингтон.
Некоторое время они разглядывали друг друга. Потом герцог широко улыбнулся.
- Как глупо, - сказал он. - Я действительно люблю поэзию и действительно думаю, что некоторые мои стихи не так уж плохи. Жаль только, я не могу спокойно прожить и нескольких дней где-нибудь в укромном местечке...
- Инкогнито? - спросил Морнингтон. - Вряд ли это поможет.
- Слушайте, - оживился герцог, - вы куда, собственно, направляетесь? Может, завернете ко мне, погостите хоть несколько дней?
- Я обещал провести выходные с настоятелем в Фардле. - Морнингтон с сожалением покачал головой.
- Ну хорошо, это выходные. А потом? - настаивал герцог. - Ну бога ради, что вам стоит заехать, поговорить со мной о Чэпмене и Бландене? Пойдемте сейчас, здесь рядом, потом я отвезу вас в Фардль, а в понедельник с утра приеду и заберу обратно.
На это Кеннет согласился. Они только договорились, что герцог заберет его прямо отсюда, из сарая, и уже через полчаса весело катили в машине по дороге в Фардль. Миновав поворот дороги неподалеку от уединенного коттеджа на земле Калли, их машина обогнала другую, и Морнингтон автоматически отметил два знакомых лица - Грегори Персиммонса и Адриана Рекстоу. Конечно, он удивился, но не особенно. Именно в этот момент они с герцогом ожесточенно спорили о достоинствах и недостатках нового стихотворного размера, предпочитаемого неким поэтом-лауреатом, и дорожная встреча едва ли запала Кеннету в память.
По приезде выяснилось, что герцог, хоть и неблизко, но знаком с архидиаконом. Более тесным их отношениям не могла не помешать принадлежность герцога к римско-католической церкви, если, конечно, одержимость поэзией позволяла ему принадлежать еще хоть к чему-то. Тем не менее он пообещал прийти к завтраку в понедельник и, быстро откланявшись, исчез.
- Ай-ай-ай, я же совсем забыл про Бетсби! - спохватился архидиакон, когда автомобиль скрылся из вида. - Надо же, какая досада! Вряд ли они с герцогом найдут общий язык.
Бетсби просто спятил на Единении, у него даже план готов - само собой, замечательный, если бы только кто-нибудь посмотрел на него так же, как он.