- Чего добиться? - не поверил своим ушам Кеннет.
- Вы же знаете моего сына, - доверительно сообщил Грегори. - Кое-чему он научился, конечно, но характер.., не мне вам говорить. Убедить его ничего не стоит, тем более такому авторитету, как сэр Джайлс.
- Да, имя известное, - согласился Кеннет, чувствуя, как его бросает то в жар, то в холод. Конечно, он знал своего шефа, тот был и слабоват, и трусоват, а увольнять людей в припадке истеричной ярости ему случалось и по меньшим поводам.
- Я не сомневаюсь, все обойдется, - говорил Грегори, внимательно глядя на редактора. - Если что-то пойдет не так, дайте мне знать. Вы мне нравитесь, Морнингтон, при случае замолвлю за вас словечко. И уймите архидиакона, вам же лучше будет.
Он помахал рукой и остался на веранде, а Кеннет, заметно расстроенный, медленно побрел к дому священника.
Глава 9
Герцога вынуждают бежать
В понедельник около полудня герцог остановил машину у ворот приходского дома. Там уже стояла другая машина, за рулем сидел рослый полисмен.
- Привет, Патенхем, - поздоровался герцог. - Неужто начальство пожаловало?
Констебль отдал честь.
- Они в доме, ваша светлость, - сообщил он. - Приехали разбираться.
Герцог с досадой посмотрел в сторону дома. Он недолюбливал начальника полиции. Трудно любить человека, который превратил защиту своих подопечных сначала в хобби, а потом - в манию, так что покоя не стало никому. Так, по крайней мере, казалось герцогу. Он вспомнил, как неделю назад начальник полиции у него в замке за обедом долго жаловался на то, что никто не рвется помочь полиции. В пример он приводил архидиакона Фардля, не сообщившего, во-первых, о святотатстве в приходской церкви, а во-вторых, о бандитском нападении на него самого. Кто-то резонно заметил, что бедный архидиакон лежит в постели, и вот, узнав о том, что тот вернулся к исполнению своих обязанностей, начальник полиции, видимо, решил расследовать оба прискорбных случая по собственной инициативе. Герцогу не хотелось встречаться с ним, но он тут же подумал о спасении Морнингтона и направился к двери. Его проводили в кабинет. Там он застал весьма сердитого начальника полиции, раздраженного до крайности Морнингтона и архидиакона, не изменившего своему обычному спокойствию.
- Герцогу - наше почтение! - оживился полицейский. - Вас-то нам и не хватало. Нет, какую чушь говорят!
Вот полюбуйтесь, у отца архидиакона пропал потир, а он не хочет помочь нам, властям.
- Если вы имеете в виду полицию, - мягко произнес архидиакон, - я действительно не хочу, чтобы они обыскивали мой храм. Вы спросили, что искали грабители в храме, и я ответил вам: старый потир. Вы спросили, верно ли, что потир пропал, и я ответил: да, верно. Но я не просил вас искать его.
Герцог подумал, что среди англиканских священников тоже попадаются приятные люди. В трезвом уме и твердой памяти едва ли нашелся бы человек, рискнувший подвигнуть начальника полиции на какие бы то ни было розыски. Однако грабеж есть грабеж, и хотя англиканского священника и священником-то не назовешь, и служба у них не правильная, но потир остается потиром, искать его все равно надо, а тогда почему бы и не поискать? Впрочем, герцог ничего не сказал, просто кивнул и посмотрел на Морнингтона.
- Вы хотите, чтобы мы его нашли? - утомленно сказал начальник полиции.
- Нет, не хочу, - отвечал архидиакон. - Простите, но вы меня вынудили это сказать. Так вот, я не хочу, чтобы полиция нашла его. Во-первых, я не считаю, что церковь вправе пользоваться силой; во-вторых, я предпочел бы избежать огласки; в-третьих, я знаю, где потир; наконец, в-четвертых, этого нельзя доказать.
- Раз у нас нет доказательств, - резко сказал Кеннет, - какое же мы имеем право обвинять других?
- Вот уж в чем я совершенно неповинен, - откликнулся архидиакон, - я и не думал никого обвинять. Я только сказал, что знаю, где потир.
- И где же он? - нетерпеливо спросил начальник полиции. - А откуда вам известно, что он там?
- Отвечаю по порядку, - смиренно проговорил архидиакон. - Потир - в Калли, у мистера Персиммонса. Возможно, он стоит на полке, в зале, но я не уверен. Что до второго вопроса, отвечу: установить, где он, мне удалось, сопоставив назидательные беседы о воспитании детей, список книг по черной магии, уничтоженный абзац в гранках некоей книги, попытку надуть меня, место предыдущего хранения Чаши, одну угрозу, автомобиль и еще кое-какие мелочи.
Пока начальник полиции тупо моргал, пытаясь понять, откуда взялся Персиммонс, герцог решил задать вопрос.
- Если у вас столько улик, то чего же вам не хватает для уверенности? Хотя бы внутренней, - добавил он, решив, что владелец усадьбы просто не может бить по голове настоятеля церкви, чтобы завладеть его потиром.
- Я вполне уверен во всем, - ответил архидиакон. А вот полиции недостает мотива, - А у вас он, конечно, есть? - с горькой иронией спросил Кеннет.
- У "нас", как вы говорите, он есть, - твердо ответил архидиакон. - Мы знаем, что это за потир, и еще мы знаем, что религии бывают разные.
- Значит, вы уверены, что он - это он? - спросил Кеннет.
- Нет, - ответил священник, - но я решил поверить.
Очень часто это и есть главное для человека: решить, во что верить.
- Я вас правильно понял, сэр? - спросил начальник полиции. - Вы обвиняете в краже мистера Персиммонса? Но зачем ему красть потир? И даже если предположить, что он украл его, зачем держать краденую вещь на видном месте?
- В "Похищенном письме" так и было, - задумчиво проговорил герцог. - Но даже там никто не прикалывал письмо к доске объявлений. А почему бы нам не поехать и не посмотреть?
- Именно это я и собирался предложить, - сказал начальник полиции и встал. - Я понимаю, вы беспокоитесь за церковное имущество. - При этих словах Кеннет неожиданно хихикнул и поспешно отошел к окну. - Всякий бы беспокоился! Насколько я понимаю, потир - древний и представляет антикварную ценность. Но в отношении мистера Персиммонса вы, по-моему, ошибаетесь. Да, да, я уверен. Надеюсь, если мы осмотрим его потир, вы измените свое мнение и предоставите полиции возможность во всем разобраться. - Он с надеждой посмотрел на священника. - Вы не откажетесь сопровождать нас? Это займет не более получаса.
- Я не сделаю ни шагу, - спокойно ответил архидиакон, - до тех пор, пока мы не достигнем полной ясности. Я не обвиняю мистера Персиммонса ни в одном из юридических значений этого слова. Если хотите, я пойду с вами, не могу же я отказаться, когда в просьбе нет греха и просит сам судья Начальник полиции расправил плечи. - Поскольку у меня нет оснований щадить чувства мистера Персиммонса.., честное слово, нет, - пояснил он Кеннету, уже отвернувшемуся от окна, - я бы хотел посмотреть, что за потир стоит у него на полке. Вот и все.
- Понимаю! - одобрил просиявший начальник полиции. - Герцог, вы с нами? Мистер?.. - он нерешительно посмотрел на Кеннета. Герцог тоже на него посмотрел, и Морнинггон ответил именно ему:
- Наверное, мне надо бы пойти. Не хочу вас задерживать, герцог, но думаю, это ненадолго.
- Прекрасно, - кивнул герцог. - Я могу подбросить вас до ворот, подожду, а прямо оттуда поедем ко мне.
В машине архидиакон и начальник полиции говорили о погоде. В другой машине Морнингтон объяснял герцогу ситуацию.
- А сами вы что думаете? - выслушав, спросил герцог.
Морнингтон скривился.
- Certum quia imposibile, - сказал он. - Если уж выбирать чью-то сторону, я бы выбрал архидиакона. Особенно после вчерашнего, - добавил он, не сумев скрыть обиды. - Хотя, честно признаться, вся эта история - бред какой-то. Версия Персиммонса вполне убедительна - но не убеждает. Судите сами: сначала были и абзац в рукописи, и Чаша в церкви, а теперь нет ни того, ни другого.
- Если понадобится моя помощь, чтобы досадить шефу полиции, дайте мне знать, - серьезно произнес герцог. - Однажды он назвал поэзию "непрактичной штукой".
У ворот Калли обе машины остановились.
- Вы зайдете с нами? - спросил начальник полиции У герцога.
- Нет, - ответил тот, - меня это дело не касается.
Управьтесь там побыстрее с вашими дознаниями, опознаниями и прочими делами.
Проводив взглядом небольшую процессию, герцог достал блокнот и углубился в работу над новой пьесой в греческом стиле о Мировой войне и гибели Германской империи. Он специально выбрал классическую форму, намереваясь выразить все как можно сильнее, изобразив при этом и великое, и малое. Сцена будет представлять ближние немецкие тылы во Франции весной 1918 года; хор - француженки с оккупированных земель, а бог из машины - Сен-Дени, св. Дионисий, покровитель Франции, похожий в данном случае на Феба, то есть на Аполлона. Сейчас герцог набрасывал как раз его монолог в самом начале.
От зеленых нив, что уцелели
В злобном шторме, в огненной метели,
Свыше охранимых...