Нет. Остин притих не несколько дней, чтобы убедиться, что Томми не сообщил о случившемся. Пустующий дом был всего лишь ловушкой, которая захлопнулась. Он мог уйти оттуда, не оставив следов. В этом заключалось совершенство его плана. Но Томми пришел к дому и обнаружил его пустующим, как и раньше. После того как Томми весь день хранил секрет, Уолдо бросил его. Если Томми нужно было последнее доказательство того, что они совершили что-то дурное, он получил его. Это также говорило еще об одном: новый друг не доверял ему.
- Ты пришел на следующий день?
- Да.
- Он был там?
- Нет. - Томми бросил взгляд на Остина. В его глазах вспыхнуло возмущение. Я не видел реакции Остина.
- Что ты чувствовал, Томми, когда продолжал приходить к дому, а Остина там не было?
Томми пожал худенькими плечами, слишком взрослый жест для его телосложения.
- Ты продолжал приходить?
Он кивнул.
- Он был там?
- Нет, - с горечью сказал Томми.
- Когда ты решил, что он уехал, ты рассказал родителям о случившемся?
Элиот выдвинул протест: не было показаний о том, что "что-то" случилось. Ни Томми, ни я не обратили на него внимания. Томми мотал головой, пока Элиот говорил. Я принял это за ответ на мой вопрос. Томми казался очень маленьким в огромном свидетельском кресле. Я заметил, как несколько присяжных подались в его сторону, как будто хотели получше рассмотреть мальчика.
- Почему ты не рассказал родителям?
Томми чуть слышно ответил:
- Я боялся.
Это казалось маленьким прорывом. Он еще не признался, что произошло какое-то событие, которое заставило его бояться. Я не стал усиливать преимущество.
- Что ты сделал? - спросил я.
Он снова пожал плечами.
- Поужинал с мамой и папой, сделал уроки, пошел спать.
- Ты играл с детьми после школы?
Он покачал головой.
- Им тоже не хватало Уолдо?
- Не знаю.
"Идиот, - подумал я. - Кретин, полный кретин". Эта мысль внезапно забилась как пульс в моей голове. Томми сказал мне то, что нужно, и я чуть не упустил это, как упускал эту деталь все время.
- Томми. Когда ты ложился в постель, ты сразу засыпал?
Взгляд Томми был обращен внутрь. Он сильно сощурился.
- Иногда, - сказал он.
- Ты просыпался среди ночи? - Я говорил наугад, но попадал в цель. Я мог догадаться об этом по лицу Томми.
- Да, - произнес он так тихо, как будто боялся кого-то разбудить.
- И что же тогда делал?
- Просто лежал, - ответил Томми.
Я мог себе это представить. Я знал, что он тоже вспоминал те ночи. Огромный белый дом погружался в темноту, и Томми был так мал на его фоне, что чувствовал себя совсем покинутым.
- Что ты чувствовал? - спросил я.
- Было холодно, - сказал Томми, пожимая плечами.
"Холодно? - подумал я. - В мае?" Может, отец Томми включал кондиционер среди ночи? Или холодно было только Томми?
Я посмотрел на него, на мальчика в рубашке, с аккуратно уложенными волосами, который почти стал взрослым. Так я обращался с ним все это время. Так обращался с ним Остин, заставляя его до времени взрослеть, навязывая ему мужественность и искушенный взгляд. Я был не прав, совсем не прав.
- Почему ты не говорил об этом родителям? - спросил я.
Потому что дом был холодным, большим и темным, и на другом его конце спал мужчина, и Томми не знал, можно ли теперь доверять хоть одному мужчине.
Он не ответил.
- Ты думал о том, что произошло? - спросил я.
Томми поднял глаза, дикие, испуганные. Я вскочил и рывком приблизился к нему, обхватил его правой рукой за плечи, а он уцепился за левую. Я крепко обнял его.
- Все хорошо, - приговаривал я, пока он плакал. - Все хорошо.
Он, наверно, впервые плакал на глазах у посторонних, впервые после тех ночей в темноте. Он ужасно очерствел с тех пор, но душа оставалась живой. Томми нужен был не друг, а отец. Отец, который не будет толкать его во взрослый мир.
Я подумал о Дэвиде, мне показалось, что в последнюю нашу встречу этот мальчик в смокинге страстно желал, загнав эту мысль глубоко внутрь, чтобы его защищали, о нем заботились.
Я прижимал Томми к груди, загораживая его не только от Остина, но и ото всех в зале, пока его рыдания не затихли. Томми еще не был потерян. Я мог спасти его, но только с его помощью.
- Томми, - сказал я, хватая его за руку. Он испуганно взглянул на меня, губы сжаты. - Расскажи этим людям, что произошло.
- Мне придется протестовать, ваша честь, - спокойно произнес Элиот. Мы не видим свидетеля, потому что прокурор загораживает его, обвиняемый лишен права смотреть на свидетеля. И кажется, окружной прокурор оказывает давление на Томми.
"Острый взгляд, Элиот". Пока он говорил, я сжимал руку Томми и потом произнес: