- Не хочешь воды, Томми? - спросил он.
Томми отказался.
- Не хотел бы прерваться на несколько минут? Хорошо. Меня зовут Элиот Куинн, Томми. Я адвокат Остина Пейли. Я помогаю ему так же, как мистер Блэквелл помогает тебе. Мы пытаемся выявить правду о том, что произошло с тобой несколько лет назад. Чтобы сделать это, сначала мистер Блэквелл, а затем я задаем тебе вопросы. Если тебе будет непонятен один из моих вопросов, скажи мне, договорились? И я попытаюсь поставить вопрос по-другому. Можешь не торопиться с ответом, хорошо, Томми?
Мои ноги не находили покоя. Желание заявить протест распирало меня, хотя я и не знал, как обосную его, но Элиот тянул меня, прежде чем перейти к вопросам, бросая вызов Томми. Томми кивал ему. Он перестал плакать.
- Ты не рассказал тогда родителям, что произошло, Томми?
- Нет.
- Почему нет?
- Я боялся, - повторил он.
- Боялся родителей? - Элиот все еще выглядел обеспокоенным, но теперь его беспокоило то, что он не мог понять мотивов Томми.
Томми заерзал на стуле.
- Нет, я боялся... из-за того, что произошло.
- Но я говорю о твоих маме и папе, Томми, не о том мужчине. Если ты боялся его, почему ты не рассказал об этом своим родителям, чтобы они могли защитить тебя от него?
Томми прилагал все усилия, чтобы заставить Элиота понять его.
- Потому что я поступил гадко. Я боялся, что они разозлятся на меня.
- Твои собственные родители? - спросил Элиот. - Они часто сердятся на тебя?
- Нет.
Я мог это объяснить. Они гордились Томми, но на расстоянии, абстрактно, и в то же время были рады, что он не доставлял им хлопот. В свои восемь лет Томми чувствовал это, понимая, что его родителям не нужны были лишние проблемы.
- Они часто тебя наказывали? - спросил Элиот.
- Нет, - ответил Томми, затем судорожно добавил: - Но я прежде не делал ничего плохого.
- Но в этом не было твоей вины, правда?
Язык достаточно гибок. Я не был уверен, что Томми уловил тайный смысл заданного вопроса. Мальчик мог решить, что Элиот ведет речь о более позднем времени, когда его могли принять за добровольного партнера Остина. И он переложит вину на себя. Он соблазнил взрослого мужчину.
- Нет, - протянул Томми, но ответ был, к ненастью, очень неполным.
Я удержался от желания вмешаться. Я чувствовал, как Элиот подбирался к Томми, так он загонял в угол сотни свидетелей. "Выдержка, - приказал я себе, - выдержка". Я должен дать Элиоту сделать свое дело. Но у меня в голове не укладывалось одно: как можно мучить ребенка, когда в свое время позволил сотворить то же самое с человеком, сидящим рядом?
- Тогда почему ты не рассказал родителям? - настаивал Элиот.
Томми молчал. Элиот не подгонял его. Казалось, что мальчик не мог найти ответа, но Томми наконец сказал:
- Я не хотел, чтобы они плохо обо мне думали. Элиот спокойно загонял Томми в угол. Представитель старшего поколения, он знал, как это делается. Он не хотел слишком сильно давить. Элиот заговорил, казалось, совсем о другом.
- Кому первому ты рассказал о случившемся?
- Маме и папе, - сказал Томми.
Элиот выглядел сбитым с толку. Он даже громко хмыкнул. Затем спросил:
- Ты больше никому не говорил?
- Нет. Сначала нет.
- Никому из друзей?
- Нет.
- А те дети, которые вертелись у дома Остина, ты их не предупредил, не намекнул на то, что с тобой случилось?
- Нет.
- Я говорю вот о чем, может, ты просто намекнул: "Мне не понравилось, как он до меня дотрагивался", или "Мне неловко с ним", или просто "Я не хочу больше ходить туда"?
- Нет, - настаивал Томми.
- На самом деле ты продолжал ходить туда, так?
- Да.
- Когда ты рассказал родителям? - спросил Элиот.
- Этим летом.
- Этим летом? Два месяца назад, три?
- Да.
- Сколько времени прошло с тех пор, как это случилось, Томми?
- Два года.
- Более двух лет, да, с мая девяностого года по август нынешнего года?
Томми пожал плечами.
- Что тебя заставило открыться? - Не успел Томми ответить, как Элиот добавил: - Они спрашивали тебя, случилось ли с тобой что-то в этом роде?
- Нет, - сказал Томми.