- Да. Несколько лет.
- Можно сказать, мы были друзьями. Ведь так?
Элиот спросил:
- Нельзя ли перейти к делу, ваша честь?
Слова судьи, принявшего протест, заглушили ответ на мой вопрос.
- Давай поговорим о твоем прошлом, - продолжил я. - Ты женат?
- Нет.
- А состоял когда-либо в браке?
- Не вижу смысла в таком вопросе, - вставил Элиот.
- Вы правда не понимаете, почему это может быть интересно присяжным? спросил я его.
Элиот не потрудился ответить мне. Он вопросительно смотрел на судью.
- Протест принят, - согласился судья.
- У тебя были серьезные отношения с женщинами? - поспешил я задать вопрос Остину.
- Протестую.
- Я отвечу, - сказал Остин. Он обращался только ко мне. - Без всякого сомнения, у меня были серьезные отношения с женщинами. Но я не собираюсь выставлять их на всеобщее обозрение. Я не хочу причинять беспокойства.
- Как благородно. - Я был предельно искренен.
- Протестую, - ввернул Элиот.
- Протест принят. Держите свои замечания при себе, - приказал мне судья Хернандес. Я даже не посмотрел в его сторону.
- Ты не отрицаешь, что знал Томми Олгрена? - спросил я Остина.
- Не слишком хорошо, - осторожно начал Остин. - Мы мало общались. Я никогда не насиловал его.
- Довольно основательное знакомство в данных обстоятельствах. Ты задерживался в пустующем доме, не так ли? Сколько дней подряд ты там появлялся?
Остин пожал плечами.
- Может, раз семь. Или восемь.
- Сколько времени ты проводил в доме?
- Я думаю, не больше часа, двух. Я очень внимательно отношусь к своим капиталовложениям. Их у меня немного. Я стараюсь избегать ошибок.
- Ты не задумывался, почему тебя так хорошо запомнили дети, хотя, по твоим словам, ты появлялся там всего несколько раз и ненадолго, к тому же минуло два года с тех пор?
- Меня запомнили трое, - холодно возразил Остин, - и то, я уверен, их умело настроили. Их могли предупредить, насколько это важно.
- Они тебе тоже запали в память. По крайней мере, Томми.
Остин задумался, то ли обдумывая ответ, то ли прикидывая, как можно вывернуться.
- У меня хорошая память на лица, - наконец сказал он. - Это профессиональное.
Я сделал паузу, чтобы присяжные могли оценить ответ и задуматься: можно ли запомнить ребенка, которого видел пару раз два года назад?
- Надо полагать, детей потянуло к пустующему дому, когда там появился ты?
- Детей привлекают пустые дома сами по себе, а не новые соседи, отмахнулся Остин.
- Справедливо, но они сторонятся незнакомых людей.
- Я не... - Остин запнулся. Вероятно, он хотел сказать, "я не замечал этого", но добавил: - Не всегда.
- Но дети приходили к этому дому и помнят, как ты играл с ними. - Я зашел с другого конца.
- Мне кажется, этого никто не утверждал, - возразил Остин. Было заметно, как он пытается сохранять спокойствие. - Я осматривал дом. Выходил во двор, но не предавался детским забавам.
- С какой стати детям играть у чужого дома?
- Дети тянутся ко мне, - слегка смутился Остин. - Так было всегда. Я преподаю в воскресной школе в приходе Святого Михаила...
- Протестую, ваша честь, - резко сказал я. - Эта деталь не имеет отношения к процессу, а является положительной характеристикой самого обвиняемого. Я вижу в этом давление на присяжных.
- Вы просили объяснений, прокурор, - сухо ответил судья. - Протест отклонен.
- Я просто хотел сказать, что мои уроки пользуются популярностью, развел руками Остин.
- Тебе нравится преподавать, я уверен. Может, ты вождь бойскаутов?
Я сумел вывести Остина из равновесия. Он прикрыл глаза, чтобы скрыть злобный взгляд, брошенный в мою сторону. Справившись с собой, он виновато посмотрел на присяжных.
- Нет, - тихо сказал он.
- Ты опровергаешь показания Томми Олгрена?
- Конечно, - твердо ответил Остин.
- В чем заключается ложь мальчика? Он заходил в дом?
- Нет. Я уже говорил, что никогда не заводил никого из детей в дом.