- Камни на дороге и те разбиты... Много же здесь техники прошло... Все наша?
- До Бухареста - моторизованная немецкая... А южнее брать - наши прошли, - не сразу соображая, ответил Толбухин.
- На Тимишоары немцы драпали, чтоб в Венгрии зацепиться, кровопролитные бои там предстоят, - заявил Жуков.
- Полагаю, разведка доносит, товарищ маршал? - поинтересовался Толбухин.
- Будапешт и вообще территория Венгрии - это их последний бастион прикрытия с юга. Жаркие там будут бои... - повторил Жуков раздумчиво.
- Побыстрее бы нам перевалить через Балканы, после никакие бастионы не сдержат.
- Сражаться намерены или походом? - спросил маршал.
- Если болгарское правительство будет упорствовать, бросит против нас армию, да вдобавок немецкие гарнизоны, придется и схлестнуться.
- Федор Иванович, говори определеннее, - сказал маршал, и по тому, как назвал командующего по имени, Толбухин почувствовал, что его уважает этот человек.
- Георгий Константинович, - в свою очередь откровенно заговорил Толбухин, - хотите знать мое мнение? Так вот, твердо убежден... Никакой войны с Болгарией не придется затевать.
- Почему? - маршал посмотрел на него со строгой проницательностью.
- Потому что сами болгары этого не допустят, спихнут и всяких регентов, и прочих немецких подпевал! У нас и болгар исторически сложившиеся судьбы. Славяне!
- Как говорил один болгарский товарищ: "Една кровь, една свобода", поддержал Жуков.
- Правильно говорил. Кто же этот товарищ, если не секрет?
- Секретов от командующего на этот счет у меня почти не осталось. Правда, в голове много держится, но иного порядка, - усмехнулся маршал Жуков, вызвав усмешку на лице Толбухина. - Перед тем как вылететь сюда, Верховный велел мне встретиться с Георгием Михайловичем Димитровым...
- Он в Москве сейчас?
- Работает секретарем Заграничного бюро Центрального Комитета Болгарской рабочей партии коммунистов. И вот буквально перед отъездом мы встретились. И знаете, что мне сказал товарищ Димитров? Хотя, говорит, вы и едете на 3-й Украинский фронт с задачей подготовить войска к войне с Болгарией, войны наверняка не будет. Болгарский народ с нетерпением ждет подхода Красной Армии... Вас встретят не огнем артиллерии и пулеметов, а хлебом-солью, по нашему славянскому обычаю. У нас, говорит, много общего: една кровь, една свобода.
- Верю, - живо поддакнул Толбухин. - А более конкретно о нынешней ситуации в стране не говорил? Скажем, о подмоге нам патриотических сил?
- Говорил, и весьма убедительно, - ответил Жуков. - Товарищ Димитров прямо и категорично заявил, что успехи советских войск, в частности вашего фронта, на юге оказали большое влияние на усиление народно-освободительного движения, на рост партизанских сил, которые готовы спуститься с гор и поддержать народное восстание. Вам что-либо известно о готовящемся восстании?
- Кое-какими сведениями располагаем. Наш разведотдел установил радиосвязь с болгарским повстанческим движением. Только о размахе его трудно пока судить.
- Центральный Комитет компартии Болгарии, партизанский штаб и вообще патриотические силы, как заверил Димитров, взяли твердый курс на всенародное вооруженное восстание.
- Товарищ Димитров не говорил, когда оно начнется?
- Точной дат не было указано, но вспыхнет с подходом Красной Армии.
Толбухин почувствовал, что маршал утомлен, и оставил его наедине со своими размышлениями. Сам же Жуков, разохотясь, не хотел молчать и вновь заговорил, повернувшись к собеседнику лицом:
- Болгарин он великий, много перенесший во время фашистского судилища. Революционер до мозга костей... И за ним пойдет... поднимется народ на восстание. А мы, военные, должны знать свою задачу, преждевременно не зачехлять оружие...
- Понимаю, Георгий Константинович, - согласился Толбухин и добавил: Только, думаю, сбудутся заверения Димитрова, он слов на ветер не бросает.
Они приехали в Южную Добруджу и сразу попали на наблюдательный пункт, размещенный невдалеке от границы, в старом, покинутом хозяевами имении. В особняке устроились для оперативной работы и отдыха штабисты, а наблюдение велось с рядом расположенной полуразваленной вышки. Маршал Жуков, одетый в защитного цвета комбинезон, пожелал сразу подняться, несмотря на уговоры поесть, на наблюдательный пункт. По обитой винтовой лестнице, жестко хрустя источенными временем камнями, он легко взобрался наверх. Болгарская граница, без каких-либо видимых признаков, что это граница и что именно здесь должны развернуться бои, пролегала по высохшему за лето руслу речушки; абрикосовые и вишневые сады придавали этой местности совсем мирный вид. Никакой концентрации войск не замечалось, лишь на заставе по двое ходили взад-вперед пограничники, отрабатывая строевой шаг. Жуков усмехнулся, увидев, как они маршировали крупным шагом, взбрасывая кверху ноги и держа на плече колеблемые на поворотах длинноствольные винтовки.
Маршал посмотрел на ручные часы и, обращаясь к рядом стоявшему Толбухину, сказал:
- Ничего себе, усердно маршируют. Будто и впрямь готовятся к какому-то параду... Пойдем к столу.
После застолья, в котором преобладали заказанные маршалом рыбные блюда, Георгий Константинович захотел отдохнуть, и его отвели в комнату командующего с двумя широкими кроватями со взбитыми подушками и перинами.
- Перины уберите, не люблю под ними париться, и без того пропотел в войну, - сказал Георгий Константинович, и Толбухин невольно посочувствовал: "Все-таки достается ему в войну. Где туго, туда и толкают Жукова". А вслух сказал совсем другое:
- Товарищ маршал, как с открытием боевых действий, на какой час назначаете?
- Завтра на рассвете, полагаю, парад будем принимать от них! рассмеялся Жуков.
Толбухин ушел к себе в рабочую комнату, уставленную телефонами, но ни к одной трубке не притронулся: было запрещено вести переговоры открытым текстом, и поэтому с вызванными командирами разговор велся лично, с глазу на глаз.
Раньше всех прибыл генерал Жданов. Широкогрудый, с крупными чертами лица, на котором в складках, спадающих двумя насечками вниз, и в упрямстве глаз выражалась сильная воля. Он был под стать своему ударному кулаку 4-му гвардейскому механизированному корпусу, с которым таранил врага аж с донских степей.
- Готов? - спросил Толбухин.
- Так точно!
- А настроение экипажей? Как личное самочувствие?
- У танкистов заповедь: есть приказ - заводи моторы и двигай, ответил Жданов. - Что же касается моего самочувствия, то готов действовать по принципу: "Делай, как я!"
- То есть? Ломать, крушить?
- Разумеется!
- Ну вот могу тебя обрадовать: приказа такого не дам и не жди. Пойдешь во втором эшелоне.
- Это не радость, а огорчение.
- Как хочешь, так и понимай. - Поговорив еще о том о сем, командующий отпустил не в меру горячего Жданова, наказав, однако, не терять наступательного духа.
Без вызова, по личной инициативе, напросился на прием генерал Шмелев, чья армия занимала юго-западные районы Румынии.
- Что у вас ко мне? - спросил Толбухин.
- Частная просьба, товарищ командующий. Не совсем, правда, но... все же частная.
- Слушаю.
Шмелев доложил, что у него в хозяйстве есть известный командир батальона майор Костров... Воюет без руки, храбрец из храбрецов, и, между прочим, уже здесь, в Ясско-Кишиневской операции, столкнулся с вражескими солдатами чуть ли не на грудки - там рука у него и отпала...