Костров сердито посмотрел на солдата - мол, отойди, не твоего ума дело - и присел на свой чемодан, впился рукою в волосы, теребил их, мял, точно стараясь со злости вырвать пучок. Что делать? Отпустить Верочку, об этом и разговора быть не может. И как можно отпустить? За ней нужен догляд...
- Слушай, Вера, а если я один все-таки махну в армию? Тебя же устрою пока на вокзале.
- Зачем в армию?
- Сообщу начальству о произволе. Сюда позвонят, и поедем.
- Пока суд да дело... - неопределенно проговорила Верочка и замялась, не видя выхода из затруднения.
К ним подошел в новенькой, будто с иголочки шинели старший лейтенант. Он поставил возле их вещей два чемодана, попросив Верочку покараулить, сам же достал документы и прошелся к окошку. Документы его были в порядке, потому что дежурный очень быстро оформил их и отдал обратно. Вернувшись к чемоданам, старший лейтенант от нечего делать присел рядом, на свой большой чемодан, оглядел сперва Верочку, потом Кострова - оба они были грустные, расстроенные, и это заметил старший лейтенант.
- Чего приуныли?
- Так себе... Худы дела. Воюешь-воюешь, а шишки опять на тебя валятся.
- Не говори, фронтовик, - посочувствовал старший лейтенант.
- Смешно даже... На словах почет, а как дела касается, пинком стараются поддать, - обиженно вмешалась Верочка.
- В чем дело-то? - не отступал старший лейтенант.
- Вон сыч этот в окне, - заговорил с резкостью Костров. - Не пропускает. Везу жену беременную... А он требует вернуться в часть, отпуска не разрешены... Инструкцию выполняет.
- Э-э, да вы откуда, с 3-го Украинского, догадываюсь? Как ваша фамилия? Костров, говорите? Где-то я слышал эту фамилию. Из армии Шмелева, говорите, знаю, знаю... Резкий человек и - справедливый. Мы с ним питерские, чаи не раз гоняли, когда я приезжал в армию...
В другом бы случае знакомый попутчик побудил Кострова к живейшему разговору, сейчас же Алексей настолько был удручен, что пропустил слова старшего лейтенанта мимо ушей, по-прежнему сидя с понуро опущенной головой.
- Э-э, велика оказия! - весело пропел старший лейтенант. - Идемте к самому коменданту. Не бойтесь. Мы свои, оба фронтовики... Живет же в нас боевое товарищество, взаимная выручка, что ли? Идемте?
Комната коменданта находилась в глубине вокзала. Их встретил пожилой усатый майор. Увидев старшего лейтенанта, он обрадованно поднялся из-за стола и протянул ему руку:
- О-о! Кого я вижу? Товарищ Сидорин! Снова в Россию?
Стараясь унять волнение, Костров терпеливо наблюдал, как они, комендант и старший лейтенант, долго трясли друг другу руки. Прислушиваясь к их обрывочным фразам, понял, что старший лейтенант часто ездит здесь по железной дороге, так как служит в штабе тыла фронта, и, ясно, начальник у него и коменданта один и тот же. У Кострова появилась надежда - может, помогут. Он уже хотел заговорить, но майор опередил его.
- А вы ко мне, товарищ подполковник? - спросил он. - По какому делу?
- Он со мной. Товарищ по фронту, - вмешался старший лейтенант. Неувязка вышла. Подполковник Костров везет жену беременную. - И пошутил: Спецзадание выполняет, а дежурный грозится не пропустить его дальше. - А после этого разъяснил: - Ему надо бы оформить поездку как командировку, а выдали ему отпускной билет.
- Гм, - задумался комендант и участливо посмотрел на Кострова.
Передернув плечами, Костров машинально поправил протез и хотел уже объяснить, как все случилось. Но коменданта ошеломила догадка, и он вдруг произнес:
- Боже мой! Ветеран! С протезом, а воюет!..
- Ему должны в ноги кланяться, - подхватил старший лейтенант, - а тут... - И резко к коменданту: - Свяжите меня со штабом фронта, я доложу.
- Ну-ну, товарищ Сидорин! Это же в наших силах, - заметно оробев, сказал комендант и обратился к Кострову: - Давайте ваш отпускной билет. Уладим все сами.
К Верочке Костров возвращался довольный, сияющий. Какой же груз свалился с его плеч! На радостях он даже прищелкнул перед ней каблуками.
Почти следом подошел Сидорин.
- Теперь едем, - удовлетворенно загудел он басом. - Не узнавали, когда отправляется поезд? Пассажирского ждать до десяти утра, а товарняк, сказывают, через час идет в Яссы. Может, махнем? Вы-то выдержите? участливо спросил он у Верочки.
Та сидела и плакала на радостях.
- Выдержу, - сквозь слезы промолвила она.
Отыскали стоявший на пути товарный состав, протиснулись между вагонами, выйдя к последнему с будкой, и забрались в нее перед самой отправкой поезда. Подталкивая вагоны и скрипя буферами, состав медленно набрал скорость, и через несколько минут проглотила их серая при луне темнота.
Было сыро, ветер свистел в проемах вагонов. Верочка зябко ежилась.
На каком-то перегоне товарняк остановился, пропустив впереди себя дрезину. И когда состав тронулся, на подножку прицепился неизвестный человек, оказавшийся тем же встреченным на вокзале солдатом. Только теперь шинель без погон у него была застегнута на все пуговицы.
- Товарищ начальник, провезите и меня... В ноги поклонюсь. Что вам стоит? - упрашивал он, поднимаясь с подножки уже на площадку тамбура.
Верочка и во мраке, при лунном свете узнала знакомое лицо, громким шепотом промолвила:
- Да это же Левка Паршиков! Наш, ивановский... Дезертир!
Костров тоже припомнил его и, не раздумывая, смело шагнул навстречу. Паршиков хотел выхватить из-за пазухи пистолет, но Костров ловким ударом сбил его, и Левка, кувыркаясь, покатился по насыпи, крича:
- А-а-а...
Ветер отнес вой назад, в темноту.
- Мерзость, какая мерзость! Дезертир. Пробирается тихой сапой, чтобы от расплаты улизнуть, - проговорил нервно Костров.
Верочку всю трясло, и она жалась к ошеломленному Алексею. Этот тип с пистолетом нагнал на нее страхов больше, чем казус с документами. Придя немного в себя, Верочка сказала:
- Переждал войну в бродяжничестве, теперь возвращается волком.
- Как он мог за границу забрести, в чужую страну? - засомневался Алексей.
Вмешался старший лейтенант, рассудил так:
- Всякого сброда полно, тех же власовцев... А как почуяли, что их корабль тонет... крысы ведь чуют раньше... ну и давай тикать кто куда. Одни домой под свою крышу... Глядишь, и Советская власть помилует. Другие не посмеют возвращаться, сознавая свои тяжкие грехи, останутся за кордоном...
- Иным всю жизнь будет петля мерещиться, - глухо добавил Костров.
- Этот глумной Паршиков, если пройдет через границу, - вслух думала Верочка, - опять будет рыскать, как конокрад. Я его буду бояться.
- Пустяки. Ничего он не сделает. Словят!
Поезд вошел в туннель. Гулко грохотали на стыках колеса, гремели рельсы, перезвоном сообщая о себе на много верст. Темень туннеля была кромешная, чуткая до малейших звуков.