— Спрашивают, — сказала Марина. — А ярлыков нет.
— У любопытных язык быстро сохнет. Соври что-нибудь. Или не умеешь?
— Сколько их тут?.. Товар, конечно, ходкий, да берешь дорого. Скинул бы хоть по трешке…
— Трешник, конечно, скинуть можно. Ха-ха! — голос Горлача как-то удалился, словно заложило уши. — Трешник… А хочешь — даром? Забирай свои деньги. И водолазки твои… — Горлач поднялся из-за стола и вперевалку двинулся к Марине. — Только не бойся меня…
— Не подходи! Ты что? Как закричу — вся улица сбежится!
У Марины стучали зубы. Светлая комната уже не казалась ей уютной. О стекло билась и жужжала большая сизая муха. От этого жужжания стало еще более жутко. Горлач в нерешительности остановился, словно раздумывая, как ответить на ее угрозы.
— Тю, дура! — сказал он обиженно. — Я же по-хорошему… Понравилась ты мне. Еще тогда, когда впервые увидел на Клинчике. Ты совсем не знаешь меня, а жаль. Я все могу. А для тебя — что захочешь…
Казалось, он и сам верил в то, что говорил. Но тут в дверь сеней постучали, и Марина увидела, как в одно мгновение исказилось его лицо. Черные, под густыми белесыми бровями, глаза, которые только что смотрели на нее ласково, вспыхнули злым огнем.
— Это ты навела? — прошипел Горлач.
Одним прыжком он оказался у окна, выглянул во двор и облегченно вздохнул:
— Электрики. Не сидится им на месте! А я уж подумал… Сейчас я, сейчас! Не глухой!.. — Горлач повернулся к Марине: — Ну, что замерла, как засватанная? Спрячь водолазки! Кому говорю? Выйдешь вместе с ними, раз уж ты такая… Да не забудь язык узлом завязать, иначе…
Костюк сидела ни жива ни мертва.
По улице Ворошилова вниз к Днепру спускался милицейский «газик». В кабине прыгала на резинке плюшевая обезьянка. Рядом с водителем сидел Журавко. Время от времени он переговаривался по радиотелефону с Гафуровым, группа которого сидела в сквере напротив фабричной проходной. По плану действий Гафуров должен был появиться на фабрике только после того, как Павелко и Гринько задержат Горлача.
— «Триста третий»! Почему не отвечаете? «Триста третий»! Прием.
Павелко молчал.
— Подскочим на Хабаровскую, товарищ полковник? — предложил Савицкий. — Я мигом.
Запищал зуммер. Полковник схватил трубку и услышал гортанный голос Гафурова:
— «Триста второй»? Говорит «триста шестой». Из фабричных ворот вышла машина ТНД 49–86, зеленый фургон. За рулем Валиев.
— Я — «триста второй». Машину задержите где-нибудь подальше от фабрики.
— Задержать успеем, — после некоторой паузы возразил Гафуров. — А что, если удача сама просится нам в руки? Сейчас меня интересует не столько Валиев, сколько его груз. Может, пропустим?
— Снова ты все усложняешь. Девяносто шансов из ста, что это обычный рабочий рейс.
— Хоть десять, а мои. Мы теряем время… Ну, так как?
— Сам хочешь?.. Хорошо, двигай за фургоном. Твои ребята пусть дождутся Павелко. Держи меня в курсе.
«Газик» выкатился на набережную, за ажурной балюстрадой поблескивал синевой Днепр. Подпрыгивая на волнах, мчались по воде лодки. С теплохода, вошедшего под своды моста, долетала музыка. Журавко вспомнил, что последний раз, кажется, был на пляже несколько лет назад, после первомайских праздников. Вода была еще холодной, и он ограничился тем, что понежился на песке, подставив тело солнцу…
— Товарищ полковник! Кажется, Павелко!
Журавко, все еще в плену своих мыслей, перехватил у водителя трубку.
— «Триста второй»! Я — «триста третий». Задание выполнено. Жду указаний.
— Я — «триста второй». Почему так долго молчали?
— С понятыми вышла задержка. Потом хозяйку пришлось разыскивать. Ну и этот тип…
— Что с ним?
— Прыгнул в закрытое окно. Пока йод нашли, то да се…
— Допрыгался, субчик. Твой шеф давно мечтает увидеться с ним. Как там Костюк?
— На высоте. Хотя страху натерпелась. Он тут…
— Подробности потом. Задержанного доставьте в ИВС. Если нужно, вызовите врача. И сразу на фабрику.
— Что-нибудь случилось? — встревожился Павелко.
— Ничего. Не перебивайте. Группа ждет вас в сквере против проходной. А теперь дайте мне Гринько.
Инструктируя инспектора, полковник помимо воли находился под влиянием рассуждений Гафурова. Если у фабричного фургона «левый» груз, то не исключено, что машина выедет за границы города по Самарскому шоссе. С другой стороны, вполне возможно, что у Валиева обычный рейс, а предположения Гафурова — мыльный пузырь. Все же полковник приказал Гринько взять у коллег из Левобережного райотдела милиции — это в двух шагах от Хабаровской — мотоцикл и быть наготове. Если Валиев выедет за город, надо будет следовать за ним, не выпуская его из виду, но не чинить никаких препятствий.
— Найдите способ связаться с Гафуровым, — сказал Журавко. — Обождите минутку. «Триста шестой»! Я — «триста второй». Сообщите обстановку.
— Я — «триста шестой»! Миновали мост. Сворачиваем на улицу Чубаря.
— «Триста шестой»! У ЗЖК к вам присоединится Гринько. Он будет на мотоцикле… «Триста третий»! Вы все слышали? Мотоцикл просите от моего имени. Конец.
Журавко прислушался к сухому потрескиванию мембраны, положил трубку и повернулся к водителю:
— Водички бы сейчас холодненькой, а, сержант? Заверните к киоску.
— Можно и без киоска обойтись. По щучьему велению, по моему хотению… — Савицкий пошарил рукой за сиденьем и жестом фокусника выхватил оттуда термос с обезьянкой на корпусе.
— И тут мартышка, — с удивлением констатировал Журавко. — Может, у вас найдется и живая?
— Найдется, — невозмутимо сказал Савицкий. — Братуха из Индии привез. Величиной с кошку. Любимица Светланы.
— Свадьба в воскресенье? Пригласите Ванжу. Он парень компанейский.
— Приглашал. Говорит, собирается к родителям.
— И к родителям когда-нибудь нужно, — согласился полковник. — Крутите колеса, сержант, к райотделу.
Опять ожил зуммер. Гафуров сообщил, что фургон выехал на Хабаровскую, и на полуслове замолк.