— Ты придурок и ты гоблин!
Уже лучше. В самом начале, когда я описал Йорке что именно от нее хочу в грядущих переговорах, она сказала одно короткое «Нет!» после чего попросту замкнулась, съежилась как выпавший из гнезда птенец, отодвинулась и обратно мы шли в гробовой тишине.
Я уговаривать и торговаться не стал. Рано пока. Пусть маринуется в собственных страха, сомнении, злости, мыслях о будущем, пусть вспоминает те унижения, через которой ей пришлось пройти, пусть ощупает вспухшее от страшного удара лицо. Судя по удару, по его расположению, она даже не пыталась увернуться и приняла чужой кулак с покорностью подушки. Бум. И побитая зверушка побежала собирать дань…
— Ты придурок! — повторила Йорка, не дождавшись от меня ответа.
До наших Окраин — как я решил для себя официально называть те коридоры и клуксы — оставалось метров четыреста. Уже виден семнадцатый перекресток и терпеливо сидящие ряды гоблинов. Я настолько свыкся с этой классификацией, что ряды сидящих людей показались мне зелеными.
Я молчал…
— Конченый придурок! Ты понимаешь, что они со мной сделают? Понимаешь? Посмотри на мое лицо!
Я молчал…
— Оди! Говори со мной, гоблин!
Я неохотно разлепил губы:
— Решать тебе.
— Давай обсудим. Чуть изменим твой план. Оди…
Я молчал.
— Оди!
Я задумчиво смотрел на медленно приближающийся перекресток. Оттуда начинается оживление в коридорах, там уже спокойно не поговорить. Пока что мы в «путевых» коридорах, как я обозначил их в своем внутреннем картографическом атласе и путевом дневнике. Хотя местные чаще всего называют соединяющие зоны и блоки коридоры еще проще — дороги и тропы. В зависимости от ширины и оживленности коридоров. Вполне разумно.
Получается до места бурлачества от семнадцатого коридора мы шли преимущественно дорогой, затем часть пути передвигались тропой. Вполне понятно. Хотя «путевой коридор» звучит круче.
— Оди! — Йорка тоже понимала — еще двести метров и поговорить нормально не удастся. Сделав шаг шире, развернулась, загородила дорогу — Стой! Ну же!
— Решать тебе — повторил я — Послушай… с ними не удастся договориться. С этими тварями вообще нельзя договориться.
— Я знаю! Они злобные твари! Им нравится издеваться!
— Нет. Не поэтому.
— Да ты бы слышал, как они со мной разговаривают!
— Им нравится чувствовать себя всемогущими — признал я — Им нравится ощущать твой животный страх и понимать, что они могут с тобой сделать что угодно и им за это ничего не будет. Скоро один из них просто прижмет тебя к стенке, стянет шорты и трахнет.
— Эй!
— А то такого тут не бывает?
— Редко… но…
— Никто из них тебя не поимел по очень простой причине, Йорка.
— Какой?
— Эти твари всегда очень тонко чувствуют ту грань, за которую заходить не стоит. Они чувствуют, что нельзя требовать от тебя такого — пока что нельзя. Но эта грань не стоит на месте. Она все время движется. Сегодня нельзя, но через еще десяток ударов и увеличения ими же придуманных процентов до феерических размеров — тебе предложат погасить часть долга иным способом. Так что даже насиловать не придется — просто грубый секс со сломавшейся ментально жертвой.
— Да пошел ты!
— Как скажешь — я шагнул вперед и мне в грудь уперлась ее ладонь.
— Стой!
— Стою.
— Ты чертов придурок! Гоблин!
— Так стоим или идем?
— Стоим! Слушай… откуда ты все это знаешь?
— Понятия не имею — улыбнулся я — Помнишь? Память блокирована.
— Так почему?
— Что почему?
— Ты сказал, что с ними не договориться. Но не потому, что им нравится издеваться надо мной. Тогда почему?
— Ты приносишь им выгоду — медленно и четко проговаривая каждое слово сказал я — Ты бедная тощая овечка с которой они каждый день состригают клок шерсти. Каждый день ты делаешь их богаче. Ты один из источников их дохода. Такие как они смирятся с потерей визжащей перепуганной жертвы. Всегда можно найти новую девочку для битья. Но вот отказаться от выгоды… Поверь, Йорка — у них много жертв для издевательств.
— Знаю.
— Но мало тех, кто исправно приносит что-то «вкусное» каждый день. Каждый день! Вдумайся! Они считают тебя своим отличным активом. И не отпустят просто так.
— Активом… выгода… кто ты такой?
— Я гоблин Оди. Ну? Решай.
— Хотя бы чуть иначе… чуть мягче…
— Это и так мягко. Слушай… хватит искать лазейки. Тут всего два варианта. Всего два! Первый — оставляем все как есть. Бери чуть испачканные майку с бейсболкой и неси им. Не забудь встать на колени. И приспусти шортики — вдруг сегодня именно этот день.
— Сдохни!
— Второй вариант — ты раз и навсегда решаешь для себя что ты больше не жертва. И тогда мы идем прямиком к ним, и ты четко и внятно им говоришь то, что я тебе сказал.
— Но почему в клуксе?
— Соваться на их территорию неподготовленными? — улыбнулся я — Ну уж нет. Все начнется в общественном месте. Там, где много чужих глаз. И где постоянный пригляд Матери… так ведь вы называете систему? Мать…
— Называем — кивнула Йорка. Отвечала машинально, явно погруженная в тяжелые раздумья. Она принимает важнейшее решение в своей жизни. Решает, как она будет жить дальше. И отвечает, чтобы потянуть время — И я ее так часто называю. Мать.
— М-да…
— А что? Сам посуди, Оди — она и тебя родила.
— Ну нет. Она пришила мне первые попавшиеся конечности и выплюнула в тупиковый коридор Окраины. Выплюнула прямо в грязь и дерьмо.
— Знаешь почему ее называют Матерью?
— М?
— Потому что она кормит нас, поит нас, приглядывает за нами. Только благодаря ей тут не творится форменное безумие, есть хоть какой-то порядок. Она защищает нас.
— Отрезает нам руки — подхватил я.
— Какая мать не наказывает свое дитя? Но она всегда готова простить, если ты взялся за ум. Всегда дает шанс — даже поганому червю. Она наша Мать. Пусть не лучшая на свете — но Мать.
— Меня ты не убедила. Так что, гоблин Йорка… твое решение? Решаем сами? Или будешь уповать на Мать?
— Мне стоило проломить тебе голову, гоблин! Когда ты еще лежал у моих ног весь в слизи и без сознания.
— Ты упустила свой шанс — улыбнулся я, уже зная ее ответ.
— Сделаем по-твоему! — сжала она челюсти и набычилась — По-твоему! Чтоб ты сдох, гоблин Оди!
— И тебе не хворать, гоблин Йорка.
— Про пати ты серьезно?
— Само собой. Причем немедленно. Один за всех — и все… — я с ожиданием посмотрел на нее.
— Понятия не имею чего ты сейчас ждешь — с недоумением ответила она.
— И все за одного — вздохнул я — Гоблин ты и есть гоблин. Пошли… перекусим заодно чем там ваша Мать угостит. А угощает она всегда одним и тем же.
— Еду и питье дарует.
— Ты ведь не фанатик религиозный?
— Может и верю. А что? Знаешь, как мне тяжело приходилось… поверишь тут…
— Все секты являются в миг, когда человеку особенно тяжело — назидательно сказал я — Когда он одинок и наиболее уязвим.
— Заткнись и сдохни! Я ведь не считаю ее божеством!
— Вот так-то лучше.
— А может не будем брать воду и брикеты? Сегодня и так три раза ели. Сэкономим два сола.
— Ну нет. Нам нужны силы. Ни за что не поверю что те амбалы с дубинами едят по три брикета в день и оттого нарастили такую гору мышц. Их кормят на убой. Их тренируют. И снова кормят. Поэтому у них сила и быстрота.
— Тогда поедим… пошли?
— Пошли — кивнул я и мы двинулись к семнадцатому перекрестку — Слушай…
— Что?
— А как ты руку потеряла?
— Заткнись.
— Понял… еще не время для душераздирающих доверительных историй?
— Нет. Сдохни, гоблин.
— Ну ладно. Подождем…
Начало моего плана просто гениально — ничего не делать и просто отдыхать, пялясь в высокий потолок и размышляя о бренном. Так и поступили. Вплоть до молчания. Моя мелкая голова тупого гоблина получила столько информации и переживаний за сегодня, что требовалась небольшая пауза. Тем более день еще не закончен и впереди самое интересное.
Йорка должна был отнести дань в девятый коридор — на девятую тропу на местном жаргоне — к восьми семнадцати вечера.
Именно в 20:17 ровно.
Почему?
О. Это не каприз наглых тварей. Нет. Просто в 20:17 по девятой тропе проносится мелкая полусфера системы и в следующий раз заглядывает в этот один из множества переулков Окраины только через тридцать три минуты. По выспренным словам Йорки — это сумрачное время, когда Мать не видит. Когда она это произнесла — на полном серьезе — я ржал так, что на нас обратила внимание добра сотня гоблинов и зомби.
Сумрачное время, когда Мать не видит…
Тридцати трехминутное окно полной безнаказанности. Что можно сделать за тридцать три минуты с молодой и уже запуганной девчонкой? Да много чего. После чего еще останется время спокойно уйти и остаться незамеченным системой. А на внимание остальных банде плевать. А это банда.
Идти к девятой тропе и там выяснять отношения? Какая глупость. Зачем? Пусть сами придут.
Это и был план. Мы сидели и ждали.
Время?
Текущее время: 20:36.
— Не идут — в восьмой, наверное, уже раз повторила Йорка.
— Придут — спокойно ответил я — Давай о более важном.
— А есть такое?
— Ага. Ты сегодняшнее задание выполнила? Гоблинское.
— Выполнила.
— Система запрос дала?
— Висит перед глазами. Мешает. А убрать нельзя пока не ответишь.
— И у меня — кивнул я, глядя на девушку сквозь зеленые слова.
Запрос простой и лаконичный. Сухой и бездушный.
Перейти на Обычную Рабочую Норму? (ОРН)
Перейти на ОРН
Остаться на УРН.
— И что ты ответила?
— Тебя о том же хотела спросить. Раз мы собрались пати делать…
— Сегодня и сделаем — пообещал я — Только давай разберемся с нормами. Рискнем сбросить кожу гоблина и примерить шкуру орка? Снова.
— Давай! Солы! Солы! Солы!
— Мне нравится твой боевой клич, гоблин Йорка — я растянул губы в понимающей усмешке — Очень нравится. Переходим на ОРН.
На мое нажатие интерфейс отреагировал… никак не отреагировал. Просто запрос исчез.
Возмутившись, забрался в меню и проверил статус.
Номер: Одиннадцатый. Ранг: Низший (добровольный). Текущий статус: ОРН. (стандартное трехразовое питание и водоснабжение).
Отлично. Вопросительно глянул на Йорку. Так кивнула и показала поднятый большой палец. Мы снова орки. Демонстративно пощупал нижнюю челюсть, провел пальцами по зубам. Йорка не выдержала, рассмеялась — поняла, что я проверял не увеличилась ли челюсть и не выросли ли клыки. Не знаю как у нее с памятью, а лично я при слове «орк» вижу мысленную картинку огромного и свирепого мускулистого амбала с зеленой кожей, гривой черных волос и блестящими белыми клыками. Я на такого внешне и близко не тяну.
Задание?
Задания пока нет. Выдадут ночью.
— С утра выполняем задания вместе — сказал я — Какое первое — решим по ситуации.
Не спросил. Сказал. И Йорка еще раз молча кивнула, признавая мое лидерство.
— Забыл уточнить — вспомнил я — Понятно, что есть система наказаний от системы. Иначе не стали бы так испуганно поглядывать на полусферы. И наказания, как я понял, очень серьезные.
— Очень! — поежилась моя новая напарница — Ты не представляешь!
— Ну почему же. На фантазию не жалуюсь. Такое могу себе представить что самому порой страшно. Но хочется конкретики. Что за наказания?
— Ну… если украдешь чужое и система заметит — придется вернуть и тебя оштрафуют на все солы что есть на балансе.
— Сурово. А если я червь? Незаметно подполз и сожрал лежащий на скамейке пищевой брикет — на ходу сымпровизировал я — У меня за душой ничего. Что с меня возьмут? Не с желудка же пищу заберут…
Мелочи решают все. Поэтому о системе наказаний надо знать каждую мелочь.
— Червю ничего не сделают — пожала плечами Йорка — Да и зомби ничего не сделают.
— То есть если я украл, но у меня на счету ничего нет — система отступится.
— Ага. Я так знаю. Но ты же понимаешь, что тот, кого ты обокрал, подкараулит тебя однажды в коридоре и… Обиды не прощают!
— Вот ты подкараулила обидчиков?
Йорка насупилась, обиженно отвернулась.
— То-то — сказал я — Терпил на свете хватает. Кто-то забирает нагло. Кто-то предпочитает воровать. С этим ясно. Что с мордобоем?
— Тут все просто! Если ты кого-то избил — его отправят на осмотр в медблок. Это важно.
— Почему?
— Если ты серьезно повредил ему ноги или руки… неважно как — кость сломал или рану нанес…
— То я нанес вред не гоблину избитому, а самой системе — понял я и покосился на свои старческие ручонки — Комплект конечностей нам не принадлежит. Он арендован у системы на условиях ежедневной оплаты.
— Точно. Система оценит ущерб — и вынесет штраф. Там от пятерки до полусотни. Пятьдесят — если, к примеру руку придется удалить.
— И жертве пришьют новую руку?
— Нет, конечно. Ты же системе долг отдал.
— Вот это прямо плохо… — я удивленно откинулся на спинку скамейки — Это прямо трындец… ты представляешь какую власть это дает бригадам? У них есть деньги. И, стало быть, они могут легко послать бойца с топором наказать кого-то. Это же не дыра, это дырища в законодательстве! Явится ко мне злобный кровавый ампутатор с топором и…
— Кто?
— Ампутатор! Кровавый! Это я к слову. Вот явится он. На счету у него двести солов. Он легкими и непринужденными движениями отрубает мне руки и ноги. Прямо на глазах у системы. После чего платит двести солов — и уходит. Так получается? Богатые правят миром? Хотя где это не так…
— С ума сошел? Ты же умрешь если тебе руки ноги отрубить! Да даже если одну руку отрубить — чудом спасают! — Йорка мельком глянула на культяпку правой руки.
У нее нет правой. У меня нет левой. Мы дополняем друг друга… и смешно и грустно.
— Предположим — кивнул я и немного сбавил обороты фантазии — Одну руку! Он рубит мне одну руку, не забыв перетянуть ее жгутом — чтобы я не истек кровью. Это уже вполне реально.
— Так и делают — грустно сказала Йорка.
— Хочешь сказать — насторожился я, снова глянув на ее культю.
— Нет. У меня по другой причине. Но часто бывает, что кто-то из особо наглых теряет вдруг руку или ногу. С бригадами лучше не ссориться. Никогда. Но тут не совсем так, Оди. Наказание есть. Поэтому руки рубят исподтишка, когда никто не видит. Если ты кого-то серьезно изобьешь — система накажет. Тебе понизят уровень до гоблина, тебе отрубят минимум одну конечность на выбор системы, а могут и две. Заберут с баланса все имеющиеся солы. И это еще не все. Тебя лишат возможности пользоваться банкоматом на год. Это в первую очередь.
— Это уже серьезней — признал я, мысленно прокрутив перед глазами список перечисленных наказаний.
Лишение солов.
Лишение руки. Ты почти зомби. Если система заберет две конечности — ты гарантированный зомби.
Падение до гоблина — привет УРНа, я твой мусор. Копейки за задания.
Лишение банкомата — самое серьезное наказание. Никто не сможет перевести тебе солы, и ты не сможешь наведаться в медблок и пришить себе новую руку или ногу.
Это серьезно. Бригада легко прокормит искалеченного системой бойца. Сытная пайка обеспечена. Но год ходить без руки… и не дай бог поссоришься с бригадой — превратишься в обычного почти беспомощного зомби. Я бы на такое задание не пошел.
— Доступ к банкомату могут досрочно вернуть за хорошее поведение и выполнение заданий — добавила Йорка.
Я рассмеялся:
— Все же богатые правят. А наказания не слишком серьезное.
— Я толком не уверена. Но вроде везде свои тонкости — пожала плечами Йорка — Так просто никого калечить не дадут. Поэтому систему и называют Матерью.
— И главное — убийство. Что хорошего дадут за него?
— Тебя сделают червем — коротко ответила девушка — Со всеми прочими лишениями — денег, уровня рабочей нормы, банкомата…
— Надолго?
— Там по-разному. Я про начало знаю. Зависит от уровня нормы. О! Забыла про червей! Если убил одного из них — заберут только две конечности из имеющихся. Лишение банкомата на год. Если убьешь зомби и выше — тебя сделают червем. Но срок лишений разный. Убил зомби — через полгода вернут возможность пользоваться банкоматом. Убил орка — через год. Убил полурослика — три года. Дальше не знаю. Хорошо ведь? Мать защищает.
— Ну…
Ранжирование наказаний логично. Понятен выбор системы. Ей не с руки терять хорошо трудящихся людей. Червя не особо жалко — он конченный, чего с него толку? Зомби — тоже особого прибытка нет. А вот гоблины и орки — пусть мало, но трудятся, чистят, скребут, делают другую порученную работу. Полурослики — это уже считай другая каста, рабочий костяк, неистовые труженики. Отсюда и такое наказание за отнятую жизнь полурослика. Что ж… кое-что прояснилось… И стала понятна роль банкомата — этот агрегат весьма важен.
— Ранг убийцы имеет значение?
— М?
— Если я орк и убил орка — понятно — пояснил я — А если я полурослик и прикончил ничтожного червя? Тоже заберут руки и лишат банкомата на год?
— Слышала, что за случайное убийство червя — там правда все случайно произошло — полурослика лишили только денег на счету. Но червь — это червь. Сам понимаешь…
— Ну да… у червей ведь нет жажды жизни и справедливости. Они просто черви — дави не хочу.
— Идет… — только-только распрямившаяся Йорка опять съежилась.
Я укоризненно вздохнул:
— Эй! Гоблин! Договаривались же! Хватит ежиться!
— Я уже орк! — огрызнулась Йорка — Заткнись! И сдохни! Страшно же…
— В этом суть. Насладись страхом — посоветовал я — Почувствуй как тебя лихорадит, как стучит сердце, как выступает пот…
— Заткнись!
Хмыкнув, опустил левую руку под стол и незаметно провел по резинке шорт. Тут безопасно, большая полусфера почти над нами. Но все же… просто проверил…
Теперь можно и глянуть — кто там к нам пожаловал и с какой целью.
Глянул. Понимающе хмыкнул. Ну да — не самим же боссам искать вдруг не явившегося строптивого гоблина. Бред какой. Пошлют на поиски мальчика на побегушках. В данном случае — девушку на побегушках. Без левой руки, хромающую и с озлобленным выражением лица.
Интересно как она начнет беседу… наверное вежливо и непринужденно…
Посланец остановился шагах в семи от нашего столика. Вытянула руку, ткнула в Йорку. Со старательной, но не умелой угрозой просипела:
— Ты! Давай за мной, сука!
Ну… во всяком случае непринужденно…
— Ути боже мой — прыснул я, изумленно глядя на тощую мымру пытающуюся быть крутой. С внешностью ей не повезло. Типичный мужик. Не будь округлостей под майкой и длинных спутанных волос — спутал бы с мужчиной.
— Ты ваще заткнись, урод! Пока кости целы! Закрыл пасть! — завопила вдруг девка, предварительно зыркнув на потолок и лишь потом осмелившись полоснуть себе пальцем по горлу — Иначе сдохнешь!
— Пошла нахер, тварь — со скукой произнес я — Дешевка на побегушках. Иди и сдохни в попытке подлизать боссу еще сильнее.
— Ты…
— Свали нахер я сказал! — приподнявшись, рявкнул я. От завибрировавшей в моем голосе злобы и стали вздрогнула не только посланница — дернулась Йорка, за соседним столиком упал с лавки гоблин.
Тишина… так и застыла она с полураскрытым ртом. В ней внезапно проснулся инстинкт самосохранения. И сейчас инстинкт боролся с ее глазами — ведь перед собой она видела гоблина со старперскими руками. А глубинное подсознание ей истошно кричало — заткнись, заткнись, дура! Ничего не говори! Развернись и уходи! Она бы ушла сразу, но вот приказ…
Пришлось ей помочь. Усаживаясь, пробурчал, уже не глядя на нее:
— Скажешь своей главной — девяносто первая с долгом рассчиталась сполна! Она больше ничего не должна! Ни единого сола! Всем вашим передай то же самое, слышишь, дешевка? Девяносто первая вам больше ничего не должна! А теперь свали с глаз моих, дерьма кусок!
— Как… как ты со мной…
— Свали нахер!
Этого хватило. Опустив глаза, она развернулась и ускоренным шагом двинула прочь. Докладывать.
— Спектакль еще не кончен — со смешком предупредил я Йорку, решившую, что уже можно что-то говорить.
И точно. Сделав три шага, девка обернулась, зыркнула сначала на меня, потом на Йорку, следом на потолок и снова на Йорку. И аж давясь от черной злобы пообещала:
— Тебе конец, сука! Конец! Порежут на куски! Червем ползать будешь, тварь!
Только после этого она ушла окончательно. Проводив ее долгим взглядом, я широко-широко улыбнулся, растянув губы до предела. Чтобы мою сверкающую улыбку видели со всех сторон — и даже с затылка.
— Нам конец. Теперь и тебе тоже — удивительно спокойно поведала мне Йорка.
Перегорели в ней эмоции. Самое страшное случилось — она осмелилась сказать «хватит!» пусть и с моей помощью. А это самое страшное. Остальное — возможные побои, увечья — уже не так страшно.
— Ну нет — сказал я — Нам не конец. Продолжаем ждать.
— Думаешь явятся?
— Таких как ты у них много? Платящих дань гоблинов и орков.
— Рыл десять наберется точно. Вечерами все в одно место приходят — обычно к девятой тропе. Смешно… стоим гуськом, протягиваем наработанное за день, по очереди получаем по хлебалу, один за другим обещаем завтра постараться сильнее, ждем милостивого кивка и расходимся. И все это — не глядя друг на друга. Потому что стыдно показывать себя вонючей трусливой тварью отдающей последнее и не могущей сказать «нет». Как?! Как они со мной такое сделали?! Я ведь даже ни в чем не виновата!
— Они почувствовали в тебе слабину — пояснил я — Учуяли мягкое место. Податливость. И поспешно всадили туда отравленный коготь — угроза, давление, хорошо им известные словечки что действуют безотказно. А ты позволила им сначала себя уговорить, затем разрешила ударить. Следующий шаг — открыть пошире ротики или раздвинуть ножки.
— Пошел ты! Сдохни!
— Это было бы неизбежно, Йорка. Ты девка симпатичная. Сегодня-завтра один из них потребовал бы…
— Джонни — перебила меня Йорка, медленно кивая — Точно! Это он ударил меня. И он же намекнул, что если завтра не принесу чего-то действительно стоящего… то меня ожидает сюрприз, что может даже типа оказаться мне жутко приятным…
— Вот ее — я ткнул пальцем в сторону, куда ушла злобная посланница — Ее уже поимели. Другое слово не придумать. Была жертва. Стала подстилкой. Теперь она налитая злобой приспешница мечтающая только об одном — чтобы не она одна оказалась такой невезучей. Все ждала, что сегодня и тебя растянут на грязном полу. А тут такой облом — ты сумела проявить смелость и наконец-то сказала — нет! Хватит!
— Я молчала.
— Ты мне не мешала.
— Ну да. Не мешала тебе копать нашу общую могилу. Идут. Что мне делать?
— Сиди спокойно — спокойно сказал я.
— А если договориться миром не удастся?
— Точно не удастся — оповестил я ее, рассматривая двигающуюся к нам делегацию.
— Ты же говорил, что шансы договориться есть! Миром!
— Да. Говорил.
— И?
— До этого я не видел Джонни — вздохнул я с грустью, глядя на того, кто, будь его кожа зеленого цвета, вполне бы мог быть истинным орком.
— Вот черт! Ты что говоришь?! Нам надо договориться! Надо!
— Не дергайся. С таким не договориться. За километр же видно — он тупой, жадный и болезненно гордый. Вон как пыхтит и рычит. Такой предпочтет потерять выгоду, но не лишиться мнимой репутации.
— Вдруг получится! Оди!
— Дам ему шанс — дернул я плечом — Пусть начнет говорить первый. С первых слов все будет ясно.
— Твою мать…
Размашисто шагающий мужик приближался и приближался. С каждым его шагом я получал больше информации. Белокожий. Громадный. Жир вперемешку с мышцами. Огромное пузо торчит из-под майки, ручищи как свиные окорока. Ляжки бычьи. Шорты в облипку. Голова мелковата для его габаритов. Злобно сверкающие глаза смотрят из-под выпуклого маленького лба. Черные волосы торчат в разные стороны, образуя что-то вроде неумело начесанной львиной гривы. Он еще и злобно скалится, старательно демонстрируя зубы. Работает на публику. Лютый огромный зверь — само собой хищный. Само собой черногривый лев. По имени Джонни. В майке, желтоватых штанах, красных сланцах. Пузо придавило бедолагу ремень с коего свисает пластиковая дубинка.
За лидером топают еще четверо. Девушка и три парня. Все они младше лидера лет на пять-десять. Все они наслаждаются своим положением и явно ожидают веселого развлечения. А уже за их спинами ковыляет посланница, держась шагах в десяти позади. Ну да — она так… никто… прислужница, а когда под рукой нет кого-то посимпатичней — сгодится и для небрежных потрахушек.
Еще толком не подойдя, Джонни разинул и бешено заревел:
— Сука! Гнида! Падла! Мразь! Иди СЮДА! — пальцем-сосиской Джонни ткнул себе под ноги — Сюда, соска долбаная! СЮДА! Молись, падла, чтобы я тебе твои сучьи мозги не выбил разом! Не иди! Нет! Ползи, с-сука! Ползи-и-и! — он разинул рот еще ширше и полился такой мат, что я аж рот приоткрыл, старательно внимая этой безбожной чернухе.
Мой вердикт оправдался — с этим не договориться. Это очевидно. Такой понимает только один язык — силу. Поэтому я спокойно продолжил слушать. И едва не пропустил момент, когда неподвижно сидящая Йорка вдруг начала ме-е-едленно подниматься. Будто завороженная. Пришлось ткнуть ее ногой под столом. Девяносто первая очнулась, удивленно вздрогнула, захлопала глазами, глядя на меня с потрясением.
В Джонни я немного ошибся — он и впрямь тупой, жадный и болезненно гордый. Но при этом он в нем есть искра странного и немного тошнотворного таланта. Что-то от священника? Только Джонни пользуется угрозами и руганью и вместе эта мерзкая смесь действует как огонь на мотылька — заставляет покориться и лететь к губительному свету.
Когда до него дойдет?
Потребовалось еще секунд тридцать прежде, чем он допер — Йорке плевать на его слова. Она не двинется с места. До этого все его внимание было направлено на нее. Сейчас же, поняв, что без чужой помощи тут не обошлось, он медленно повел головой, нацеливаясь на меня. Ткнул пальцем — вспомнилась сразу злая прислужница — сглотнул скопившуюся слюну, хрустнул шеей. Сейчас грянет новый матерный залп… Но я не позволил. Продолжая сидеть, состроил глумливую физиономию и тоже навел палец. Только он целился мне в лоб. А я опустил руку пониже. И с все той глумливой ухмылкой спросил:
— Эй, толстозадый. У тебя что на самом деле такой крохотный? Шорты в облипку… тебе не стыдно так ходить и всем показывать своего сдавленного крохотного джонни? А яйчонки твои шортами не натерло? Хотя ты такой уродливый, что всем плевать на остальное. Эй, гоблины! Гляньте! Он же урод! А эти его черные патлы? Он думает это круто? Твою мать! Вот же ты страшный! А эти ляжки… с них можно тонну жира выжать! Если тебя по жопе с размаху пнуть — сколько часов она будет трястись? Бьюсь об заклад — два часа минимум трястись будет!
Место вокруг нас стремительно пустело. Зомби, гоблины и орки расползались спиной вперед, не в силах оторвать от меня глаза — не каждый день какой-то придурок сам себе подписывает смертный приговор. Но как красиво он это делает! Так красиво и так ярко, что сам Джонни Лев застыл тупорылым истуканом с отваленной челюстью и никак не может прийти в себя — ведь еще никто и никогда, никто и никогда…
Где его реакция-то? И впрямь стоит с отваленной челюстью и ничего не делает…
Пришлось с треском врезать ладонью по столу. Джонни вздрогнул. Свел разъехавшиеся глаза, захлопнул челюсть. И резко начал багроветь — его рожа стала кирпично-красной за секунду. Дошел наконец-то до него смысл сказанных слов. Как бы он хотел сейчас стиснуть ручища на моей шее… это написано у него на харе крупными буквами.
— Я тебя… я тебя… я с тобой…
— Ты со мной? — переспросил я — Пошла ты, уродина! Я такими страшными не встречаюсь!
Где-то в глубине зала раздался блеющий смешок. Такой коротенький. И такой важный. Ведь все наконец поняли — над Джонни Львом вовсю стебались. А он, такой грозный и сильный, стоит и ничего не может сделать. Прямо над нами перевернутый купол стационарной полусферы наблюдения. Система бдит. Мать приглядывает за детишками и в любой момент готова покарать нарушителя ее законов.
Будь Джонни умнее и острее на язык — он бы может и сумел провести ответную словесную атаку. Но он не привык к тому, чтобы над ним стебались. Новая для него ситуация. Унизительная. Потерял лицо. И никак не может собраться с мыслями.
— Я тебя…
— Заткнись! — мой голос прозвенел стальной струной и Джонни осекся на полуслове.
Поднявшись, чуть наклонил корпус вперед. Указал подбородком на Йорку и заговорил, стараясь вбить каждое слово будто гвоздь в его крохотную голову:
— Она добрая. Решила все просто закончить. Раздолжилась. Проблема решена. Даже меня уговорила. Так вот, сраный ты жирный Джонни. Я даю тебе и твоей кодле шанс и советую его принять. Мы в расчете с вами. Никто никому не должен.
— Я убью тебя — просипел жирный лев.
Ясно…
— Мне над тобой и дальше смеяться, сарделька ты свиная? — спросил я, убирая металл из голоса — Или поймешь, что не стоит со мной на словах бодаться? Валите отсюда.
— Я тебя изуродую… червем сделаю… и каждый день буду находить тебя и…
— Смотрите, гоблины! Вонючий холодец заговорил! — заголосил я — Слава гниению — оно дало холодцу разум!
— Я тебя…
— Пошли! — главаря дернула за плечо девушка. Статная, высокая, с приятными изгибами. И хорошо одетая. Вот кому уходила дань Йорки. Вот кого она толкнула во время игрового вызова — якобы. И эта штучка поумней главаря. Мы встретились с ней глазами. Она первой отвела взор. Дернула сильнее продолжающего что-то бубнить Джонни — Пошли! Потом, Джонни! Потом!
Подействовало. Развернувшийся с грацией обделавшегося в трико бегемота, Джонни зашагал прочь. Все порывался обернуться, вернуться. Но повисшая у него на жирной руке девушка не позволила. И утащила за собой и остальных. Кто в их банде настоящий лидер? Не лидер… серый кардинал с грудью третьего размера. Поймав ее брошенный назад взгляд, я громко сказал во всеуслышание:
— Не лезьте к нам! Если полезете — я возьмусь за эльфийский цветок. И заставлю пожалеть каждого, кто к нам сунется! Каждого! С эльфийским цветком не шутят!
Джонни свирепо дернулся. Его остановили. Потащили. Еще один задумчивый взгляд в мою сторону. И бьюсь об заклад — все до единого из услышавших теперь будут гадать только об одном — о каком еще эльфийском цветке трещал сейчас этот гоблин? М?
— Вот теперь нам точно конец — с чувством сказала Йорка и в голос рассмеялась, от избытка чувств колотя ладонью по столу — Но я не жалею! Хотя бы сейчас, но не жалею. Как ты его называл? Умора!
Ее аж скрючило от смеха. Я и сам не удержался от улыбки. И у меня снова появилась надежда, что дело может решится миром. Если у той девушки есть влияние на лидера… хотя после моих слов… Но ведь можно всегда делать вид, что вот-вот тому наглому гоблину придет конец, Джонни придушит его самолично, он просто выбирает подходящий момент — чтобы не попасться системе…
— Что делать теперь будем? — отсмеявшись, спросила Йорка — Сами на себя руки наложим? Сначала я душу тебя.
— Будем спокойно жить и работать — с готовностью ответил я.
— Прикалываешься? Война! Мы из клукса не выйдем — нас могут на каждой тропе подкараулить.
— Не могут — не согласился я — Мы же не дураки. Йорка! Выдохни! Успокойся! Все будет хорошо!
— Успокоил прямо! И что за бред ты нес про эльфийский цветок?! Какой еще эльфийский цветок?!
— Давай тише! — возмутился я.
— Какой еще цветок?!
— Ты же его видела.
— Спятил? Это же мусор! Бесполезный мусор из кучи мусора! Найденный тобой сегодня.
— Они об этом не знают — сказал я.
— И что? Думаешь они поверили хоть одному твоему слову?
— Понятия не имею. Мое дело брякнуть. Я брякнул. Пусть теперь сами решают — верить или нет.
— Эльфийский цветок… ну ты… ты…
— Пати делать будем?
— Давай — вздохнула Йорка — Терять особо нечего.
— Хотя поза довольно странная — признался я, подходя вплотную к Йорке и кладя ей руку на плечо. Она поступила так же. После чего я поднял вторую руку вверх и застыл в этой дурацкой позе, неотрывно глядя на сферу. Ждать пришлось минуты две — видимо система проверяла, насколько эти два гоблина серьезны.
Создание постоянной группы одиннадцатого с девяносто первой?
Да. Нет.
Как всегда сухо и лаконично. Даже обидно — где фанфары и салют?
Само собой мой ответ был утвердительным. Подтвердила и Йорка. Зеленый запрос пропал. Возник следующий.
Лидер группы: Одиннадцатый. Девяносто первая.
Выбрал «Одиннадцатый». Если Йорка тоже выберет меня — дело сделано. Запрос мигнул и пропал. Никакого другого сообщения не пришло. Пришлось забираться в интерфейс. Кое-что новенькое обнаружилось сразу же:
Статус. Физическое состояние. Финансы. Задания. Группа.
Выбрав «Группа», нашел подменю:
Статус группы. Состав группы.
Сначала выбрал второй пункт из подменю.
Состав группы:
Одиннадцатый. (ОРН)
Лидер группы.
Статус: норма.
Девяносто первая. (ОРН)
Член группы.
Статус: норма.
Тут все ясно и не особо интересно. Ткнул свою строчку — никакой реакции. Ткнул строчку Йорки, и система спросила, хочу ли я назначить ее лидером. Всего два варианта — лидер или рядовой член. Понял, спасибо. А если посмотреть статус группы?
Недоступно.
— А почему недоступен статус группы? — поинтересовался грустно у Йорки, с неохотой отлипая от теплого девичьего плеча.
На ответ не рассчитывал, но неожиданно получил его:
— Нас мало — легко ответила напарница — Что-то изменится когда нас будет трое. Что — не знаю. Но слышала, что опция станет активной. Я ведь одиночка.
— Была одиночкой — поправил я ее — Была. Ну-с… по капсулам и спать?
— Веришь, что я засну? Шутишь?
— Я смогу.
— Ты вообще странный гоблин!
— Орк! Это слово звучит гордо! Слушай, а что дает группа в целом?
— Пока — ничего. Нас всего двое. Ну почти ничего. К примеру, ты можешь за меня принять игровой вызов, если я не успеваю к экрану, к примеру. Когда таймер кончится — система сначала отправит запрос лидеру группы. Если он откажется — запрос снова будет разыгран в лотерее номеров.
— Уже неплохо… можно меняться — если игра мне незнакома.
— Не выйдет. Запрос уйдет только лидеру. Я не успеваю — запрос тебе уйдет. Ты не успеваешь — запрос будет снова разыгран в лотерее.
— Несправедливо!
— Ну так… Жизнь такая!