- Ненавижу, Мишенька, ненавижу эту тихоню... И мать ненавижу, которая моего замечательного крутого папашу Владика променяла на этого правильного во всех отношениях инженера Федьку Костина. И всегда мне пеняла моим отцом, мол, в него пошла... Порой и выражения не выбирала, такое мне, девчонке, говорила... А Инночку всегда в пример ставила - умница, отличница, комсомолочка, не то, что ты - беспутная..
- А ты была беспутная? - усмехнулся Михаил.
- А как же? - блудливо улыбнулась Лариса и села к нему на колени. - Я всегда была немножечко беспутная и немножечко блядовитая... Потому что умела радоваться жизни... А теперь радуюсь только вместе с моим золотым Мишенькой, моим директором казино, моим крутым кавалером... Как хорошо, что ты пришел к ней именно в тот момент, когда мы там пировали... Недостойна она такого мужчины, как ты... Еще хотела ребенком привязать, зараза... Ты у меня сам ребеночек еще, тебя надо нежить и лелеять...
И стала теребить пальцами ему известное место. Михаил возбудился от её ласки и потащил её в постель. Между занятиями любовью они пили шампанское и лопали угощения, приготовленные Ларисой.
- Какой ты мужчина! - восхищалась она. - Разве тебя сравнить с моим бывшим муженьком, это же рохля, живой труп... Единственное достоинство двухкомнатная квартира, которой он поделился со мной. А то бы так и жила с этими Костиными, вот уж тоскища-то, врагу не пожелаешь... Такие правильные, такие мудрые, смотреть противно...
- А что, от Кондратьева-то, небось, тоже возбудилась? - ревниво спросил Михаил. - Когда очаровывала его? То-то ты так радуешься тому, что его посадили...
- Да что ты? - скривилась Лариса. - С тобой не сравнишь... Старый, седой, занудный... Правильный тоже очень. Подходили они с моей сестричкой друг другу, слов нет, только не заслужили они счастья. И не будет его у них никогда...
- Это точно, - помрачнел от какой-то внезапно возникшей мысли Михаил и закурил сигарету... За окном начинало темнеть... Шел мрачный, вьюжный ноябрь... И Михаилу от чего-то неведомого, непонятного, висевшего и кружившегося в воздухе, стало очень страшно...
Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
С А М О Е С Л А Д К О Е - Э Т О М Е С Т Ь
1.
Июль 1995 г.
- Не знаю, Виталий Владимирович, - нахмурился Михаил Лычкин. - Мне кажется, что вы просто не выполняете данного мне слова. В нашем с вами договоре ясно сказано, что вы мне сдаете дом к десятому июля 1995 года. Сегодня двадцать четвертое, и как вы полагаете - можем мы въезжать в этот дом или нет? Ну честно скажите - можно в нем жить немедленно, сегодня или нет?
Бригадир строителей Виталий Трошкин отвел глаза в сторону и стал топтаться на месте.
- Так как же, Виталий Владимирович? - буравил его глазами Михаил. Ответьте мне на прямой простой вопрос, можно жить в этом доме? Можем мы, например, завтра, ввезти сюда мебель и жить?
- Да нет, конечно, Михаил Гаврилович, - откашлявшись, пробормотал Трошкин. - Жить пока никак нельзя...
- И из этого следует что?
- Из этого следует то, что надо ускорить темпы внутренней отделки, Михаил Гаврилович, - попытался улыбнуться Трошкин.
- Из этого следует то, что вы мне должны компенсировать невыполнение заказа в срок. Вот что из этого следует, дорогой мой Виталий Владимирович. То есть, я вам заплачу меньше, чем ту сумму, о которой мы договаривались.
- Но вы же были за границей, в Париже, и мы никак не думали, что вы приедете так рано, - пытался возражать Трошкин.
- Да это мое дело, где мне быть, в Париже или в Анадыре. А ваше дело сдать мне дом под ключ к десятому июля сего года, - стал раздражаться Лычкин. - То есть вы опоздали уже на две недели. А ещё работы невпроворот...
- Михаил Гаврилович, пойдите навстречу, учтите трудности, о которых я вам говорил. Меня самого так подвели с материалами. Вы же хотите, чтобы ваша вилла была из самых изысканных материалов, которые порой ещё трудно найти в России. Мы заказали черепицу в Германии - и вот она, на вашей крыше! - гордо произнес Трошкин. - Теперь наилучшие сорта вагонки для отделки сауны тоже здесь, и подвесные потолки, и кафель для бассейна - все уже здесь. Все заказано в лучших, как говорится, домах, и дайте нам ещё месяц времени. Первого сентября вы будете праздновать новоселье, я вам клянусь, Михаил Гаврилович!
- Первого сентября - день знаний, если бы это было лет этак пятнадцать назад, яичко было бы как раз к Христову Дню. А теперь что для меня это первое сентября? - усмехнулся Лычкин.
- Но раньше мы не успеем, - вздохнул бригадир. - Хоть работать будем практически круглосуточно.
- Двадцать третьего августа у меня день рождения, - осенило Лычкина. Сделайте подарок, Виталий Владимирович, и я вам заплачу, как договаривались, несмотря на просрочку.
Трошкин призадумался, но тут за забором послышался шум двигателей каких-то машин. Затем постучали в ворота.
- Мишель! - раздался знакомый скрипучий голос Гнедого. - Открывай ворота, смерть твоя пришла!
Шутка была поддержана лошадиным хохотом телохранителей. Лычкин опрометью бросился открывать ворота.
- Напужался? - улыбался Гнедой, одетый в шелковые бордовые брюки и легкую тенниску того же цвета. Наглые его глаза теперь были защищены красивыми каплевидными очками в золотой оправе. - Пошутил, пошутил насчет смерти, рано тебе еще, это мать пришла, молочка принесла... Заходите, братаны! - пригласил он четырех подручных.
- Проходите, Евгений Петрович, проходите, ребята, приглашал, угодливо улыбаясь, Лычкин.
- Пройдем, пройдем, будь спокоен, Мишель, - продолжал улыбаться Гнедой и вдруг, как он умел это делать, внезапно стер улыбочку с лица и нахмурился, взглянув на оторопевшего от таких опасных визитеров бригадира Трошкина. - Что тут происходит?
- Да вот..., - развел руками Михаил.
- Что вот? Где твое новоселье? Ты в дом собираешься приглашать или нет? Где Лариса твоя? Ты чем нас собираешься потчевать? Тут, извини за грубость, какой-то прямо-таки хаос...
- Вот... не получилось в срок, - виновато произнес Михаил, косясь на Трошкина.
- Не получилось в срок?! - вытаращил глаза Гнедой. - Сорок седьмой год на свете живу и первый раз в жизни такое слышу, чтобы деловые люди что-то не выполняли в срок... Нет, вру, были, помнится, прецеденты, да и то в проклятое время коммунистического ига, но все жулики уже того... самого... - Он щелкнул пальцами и показал непонятно куда, то ли в небо, то ли в землю. - Кто не выполнил? Ты? - Он вытянул свой холеный указательный палец в сторону Трошкина, да так резко, что ткнул его в лоб. - Договор есть?
- Есть, - ответил Михаил.
- И он не выполнил в срок? - продолжал таращиться Гнедой. Он подмигнул братанам, и те окружили Трошкина плотным кольцом. Оловянными глазами смотрели поверх лысой головы Трошкина.
- М-м-мы... только что договорились с Михаилом Гавриловичем, что дом будет полностью сдан к двадцать третьему августа, - лепетал одуревший от страха Трошкин.
- Что значит, только что договорились? Не выполнили договор в срок и снова договорились... А потом ещё договоритесь, и он так и не дождется вожделенного скромного садового домика, о котором мечтал с младенчества. Михаил Гаврилович молод и наивен, но я, его старший товарищ, этого не потерплю! Не потерплю!!! - пародировал он известного политического деятеля, да так похоже, что все, кроме Трошкина расхохотались. - Да что вы, едрена мать, стоите, как истуканы?! - прикрикнул он на братанов. - Бейте его, язвите его, в гробину его мать! Покажите ему, гаду земному, где раки зимуют... - замахал он кулаками и затопал на месте ногами в изящных летних ботиночках из крокодиловой кожи.
Трошкин тут же получил несколько ощутимых, но не слишком сильных ударов по почкам и печени. На шум из дома выскочили трое дюжих работяг, но, увидев эту странную грозную компанию, притормозили и стояли в отдалении, недоумевая, что им дальше делать, выручать ли из беды бригадира или беречь свои собственные шкуры.
- Ну, что же вы, пролетарии, приостановили свой чеканный шаг? - криво усмехнулся Гнедой и вытащил из кармана брюк вороненый "Вальтер". - Смело, товарищи, в ногу! Что вам терять, кроме своих цепей? Золотых, я имею в виду... Знаю я, как вы дерете с бедных клиентов... Объегорили моего младшего товарища, обули его, а теперь хотите устроить тут потасовку, избить культурных людей, его друзей, пришедших к нему на помощь? Не выйдет, мы вам этого не позволим... Я подам на вас в Конституционный суд... А для начала я вашему бугру сейчас шмазь сотворю, не побрезгую...
Он сунул пистолет обратно в карман и пошел с растопыренными пальцами на обалдевшего от страха, пятившегося назад Трошкина.
Кто знает, чем бы закончилась эта фарсовая сцена, если бы за воротами не послышался шум двигателя машины, и через пару минут на территорию не вошла бы в шикарном белом летнем платье белокурая Лариса. Гнедой тут же позабыл и про Трошкина, и про обещанную ему шмазь.
- Цветешь, красавица Лариса, - разулыбался он и пошел навстречу к ней тоже с распростертыми объятиями но уже без растопыренных пальцев. Подошел, крепко обнял и присосался к её накрашенным губам.
Михаил с елейной улыбочкой наблюдал это действо. Гнедой гладил её по спине и ниже, потом оторвался, наконец, от её губ и слегка отстранил её от себя. Потрепал по белокурым распущенным волосам.
- Чем-то она напоминает мне покойную Нелю, только вот чем именно никак не пойму, - призадумался он. - Как ты полагаешь, Мишель, чем она мне её напоминает?
- Наверное, волосами, Евгений Петрович, - угодливо произнес Михаил.
- Волосами на каком месте? - вдруг расхохотался Гнедой. Братки поддержали его конским ржанием. Михаил изобразил на побледневшем лице жалкое подобие улыбки. Зато Лариса не растерялась нисколько. Она тоже нарочито громко расхохоталась.
- Шучу я, просто пошутил, и все, - вдруг, потупив глаза, тихо произнес Гнедой. - Ты же знаешь, я так скорблю о бедной Неле. Знаешь, бугор, по-дружески хлопнул он по плечу несчастного Трошкина. - У меня была любовь, такая любовь, знал бы ты... Ее звали Неля, это было давно - два с лишним года назад. И знаешь, что с ней произошло?