Старлей сел впереди, рядом с водителем. Еще один сержант плюхнулся рядом со мной, и мы немедленно поехали.
Привезли в неизвестное мне отделение. В комнату завели понятых и обыскали. Пистолет с глушителем. Пистолет без глушителя. Тысяча двести долларов. Телефон. Ключ от машины.
Я порывался объяснить, меня не слушали. Составили протокол. Понятые расписались и удалились. Я просил дать мне позвонить. Лейтенант посмотрел на меня и ничего не сказал. Я ещё раз попросил позвонить.
- Может, тебе ещё и бабу сладенькую предоставить? А самим постоять на стреме?
Меня ответ удовлетворил, хоть и прозвучал в форме вопроса. Попробовал ещё раз объяснить, кто я. Меня не слушали.
Вывели из кабинета. Шли по коридору, потом вниз по лестнице в подвал. Побеленные бетонные стены, железная дверь. Мне все начинало не нравиться.
Зашли в комнату с единственным столом и стулом. Нет, ещё один стул в центре. Меня усадили на него и левую руку пристегнули наручниками к стулу, оказавшемуся привинченным к полу. Лейтенант сел за стол, оба сержанта стояли за моей спиной.
- Итак, - сказал лейтенант, - признаешься в убийстве двух человек и покушении на убийство ещё одного гражданина? - он заглянул в листок перед собой и добавил, - покушение посредством ранения в живот холодным оружием.
- Признаю.
- Тогда тебе не стоит отпираться в других убийствах.
Я подумал, что Ловкач все же доложил, мерзавец, о сброшенных с горы мужиках. Ответил уклончиво.
- Возможно.
Лейтенант обрадовался. Два амбала за моей спиной шумно переступили с ноги на ногу.
- Сейчас оформим чистосердечное признание и отпустим тебя домой. Конечно, с подпиской о невыезде. И свободен.
Было все разыграно так глупо, неубедительно, дилетантски... Хотя это мне так кажется. А если бы тут сидел простой российский гражданин, да попавшийся первый раз... Я-то помню ещё кое-что из теории допросов, учили в свое время. То, что кажется глупо-наивным со стороны, в нужной обстановке действует безотказно. Даже я, зная наверняка, что никогда не отпустят после чистосердечного признания, в какую-то секунду подумал: а вдруг?
- Сам будешь писать или диктовать начнешь?
- Что диктовать?
- Как что, чистосердечное признание, - наивно удивился толстомордый лейтенант. Он все более и более напоминал мне Ленчика. Я так и представлял, как слетит эта наивность, когда придет время закусить удила, то бишь взяться за меня по-настоящему.
- В чем?
- В убийствах своих прежних друзей-товарищей. Мы знаем, что приехал ты несколько дней назад, точнее пять дней назад, и сразу занялся мокрухой. За тобой числятся Минин Валерий Иванович по кличке Колобок, Никодимов Олег Витальевич по кличке Лом, Селиверстов Петр Леонидович по кличке Профессор, Вершков Георгий Сверидович по кличке Нюхач, Костомаров Сергей Витальевич покличке Костолом. Сегодня ещё двое, личность которых устанавливают.
- Кто числит? - спросил я.
- Не понял, - вскинулся старлей.
- Кто числит за мной эти убийства?
Лейтенант устало вздохнул и развел руками.
- Гражданин домой не хочет.
- Почему не хочу? Хочу. Но прежде я хочу, чтобы позвонили полковнику Сергееву в ФСБ. Он вам ответит на ваши вопросы.
- Мужики! - обратился лейтенант к амбалам за моей спиной. - Он над нами издевается, сладенький наш.
- Саня! - сказал кто-то из двоих. - Че мы с ним канителимся?
- И то правда, - согласился лейтенант Саня. - Давай.
Кто-то сразу так долбанул по шее, что меня выбросило из стула и, если бы не пристегнутая рука, лететь бы к самому столу.
Меня тут же подняли, усадили и повторили удар, а я повторил свой прежний полет. Били ребром ладони, удар подлый, следов обычно не оставляет, но сознание мутнеет и на нетренированного человека действует ошеломляюще.
Меня вновь подняли и усадили. Я едва не вывихнул пристегнутую наручниками левую руку.
- Почему меня бьют, лейтенант? - спросил я толстомордого, уже выходящего из-за стола.
- Подпишешь чистосердечное признание?
- Это глупо, лейтенант. Конечно, ничего не буду подписывать.
- Молчать! Молчать! - заорал он.
Удары подействовали, и я плохо себя контролировал. Вместо того, чтобы действительно молчать и перетерпеть экзекуцию, я продолжил:
- Лейтенант! Новую звездочку захотелось? А может быть, - тут меня осенила догадка! - может, Ленчик попросил?
Отдаленное сходство, не знаю, возможно, навело меня на мысль. А скорее всего просто злоба не имела выхода и прорвалась в предположении, оказавшимся впоследствии истиным.
Лейтенант, словно боясь слов, что вот-вот ещё прозвучат, нанес удар. Я почувствовал, как увлажнился и заплыл глаз: бровь разбил...
- Понятно, - сказал я, не имея сил сдерживаться, - понятно... купили тебя с потрохами... лейтенант...
- Молчать! а то... - рявкнул он, снова замахиваясь.
- Может, не кулаком, - предложил кто-то за моей спиной.
Лейтенант не слышал. Два, три, четыре, пять ударов менее чем за минуту изменили мне лицо.
- Давай, давай, шкура, - кажется, я ещё что-то там пытался...
- Санек! Санек! Спятил, ты его кончишь! - вмешался один из заплечных мастеров.
- Нет, нет! Я заставлю эту тварь... Он оскорбил мундир, милицию, ему это так не пройдет... Сука! Сволочь! - И, орудуя уже не кулаком, который натрудил, а ногами - ботинками, коленями - он бил уже куда попало, не целясь никуда специально, повторяя при каждом ударе глухим голосом: - ... милицию... органы... сволочь... так тебя...
А я был уже далеко, спасительный шок сначала отдалил лейтенанта, ослабил голоса до шепота, снял боль от ударов - так, мягкие толчки, - а потом и вовсе лишил сознания... Падаль... оскорбил органы правопорядка... сгною...
ГЛАВА 24