- Хорошая веревка. Немецкая?
- Немецкая, - подтвердил Сеня.
- Где достал?
- Там нет уже, - честно сказал Сеня.
- Куда тебе?
Сеня сказал, мужчина присвистнул.
- Ты поосторожнее бы у себя гулял, там у вас, я слышал, самые бои были. Подорвешься нахрен!
- Это не у нас, это три километра от нас. Все хорошее уже обобрали. Еще трофейщики обобрали.
- Трофейщики чисто не обирают, - сказал инвалид. - Леная команда.
Посмотрел на Катю.
- Не дотопаешь с ней.
- Я знаю, - сказал Сеня.
- Только сечку? - спросила кладовщица. - Еще что-нибудь?
- Нет, самое дешевое.
- Это больше чем полтора пуда будет, - сказала кладовщица с сомнением.
- Донесу! - уверенно заявил Сеня. - Это донесу.
Обмотал, затянул горловину, подгоняя лямки под размер.
- Машина будет в Луки, я шоферу скажу, чтобы до Рокачино вас подбросил, а дальше сам.
- Спасибо! - с жаром сказал Сеня. - Я вам этой коры больше всех наготовлю!
Когда ждали машину дядька-инвалид спросил тихо.
- Ты правда немца убил?
- Да, - сказал Сеня.
- А мне вот не пришлось, - сказал инвалид. - Меня раньше убили... Но, считай, ты за меня рассчитался.
- За вас он полицая убил, а немца - за нас! - встряла Катька и опять получила тумака, но несильного...
Сеня не один, у которого в Отечественную погибли все до единого; и те, кто ушел на фронт, и те, кто остались. Повыбило родню ближнюю и дальнюю. Всех повыбило. Мужчин, женщин, погодков и тех, кто младше... А на фронт, кто смог, так все разом и ушли, что по отцовской, то и по материнской - деды, их братья - дядья, включая двоюродных, их сыновья-неженатики...
Неизвестно, кто и как потом писал статистику по "южным псковским", но тех, кто носили родовое звание "вязовские кровушки", включающие в себя длинную цепочку деревень и выселок вдоль реки Великой, ее верховьях, разом набили два эшелона. Так родней тогда и брали, чтобы бок о бок воевали и пристыдили, если кто сплоховал. Погибли в первый же год войны - где? - неизвестно. Не было еще таких войн, чтобы убивало всех. Стали! Гитлеры пришли... Кто-то говорил, "вязовские кровушки" на псковском рубеже постановили больше не отступать, не приказ такой получили, а сами решили - миром своим. Может быть и так. Война слизнула. Оставшихся добрала оккупация, а последние крохи хрущевские дела. И деревни - вся гирлянда их, многоголосая, затейливая - исчезли бесследно, редко где оставив молчать за себя угловые камни...
- А правда, что отец с водяным дружил? - спросила Катя.
- Правда! - сказал Сеня.
...В глухую осень сорок первого пришел Михей. Сеня чувствовал как кто-то по звериному смотрит из-за реки. Вечером специально вышел на кладки с удочкой, стал ждать. Человек переплыл, вцепился в кладки, вылазить не стал. Голый, тощий, должно быть, одежду развесил на том берегу - осмотрительно.
Сеня с трудом признал Михея, который был им каким-то боком родня, если считать по дальним и сводным.
- Ползи к бане, - стараясь не смотреть в его сторону, сказал Сеня. - Там наши, укроют под полом.
- Кто?
- Мы, бабка Стефанида, Макаровна со своими...
- Дети с ней?
- Все шесть.
- Не пойду, - сказал Михей. - Про своего станет спрашивать, а он погиб, голосить начнет.
С Енисеем разговаривал как со взрослым, словно он последний или самый старший остался. Стуча зубами успел рассказать про пересыльный лагерь - там всяких много, но "вязовских кровушек" было только пятеро.
- Мы вчетвером ушли, отец твой, Иван Алексеевич Михайлов, велел кланяться, он не сдюжил, рана у него нехорошая.
- Оставили значит? - глухо спросил Сеня.
- Он так велел. Антонов огонь пошел от бедра.
- Остальные где?
- У Абрацево стреляли по нам, Егориных, Кирю и Павла, сразу насмерть. А дядьку твоего, Алексея Алексеевича, закопал у Новой Ранды, дальше не сдюжил нести.
- Где?
- Там видно. Свежий холмик и ветка воткнута еловая.
- Цела мельница? - зачем-то спросил Сеня, про водяную мельницу на которой когда-то - уже кажется что так давно - работал его отец.
- Нет, порушена, но восстановить можно, - сказал Михей и неловко добавил: - Дядьку твоего перезахоронить бы, я глубоко не смог. Волки раскопают...
- Мне туда не попасть, у нас за уход расстреливают, партизан боятся.
- А что, есть партизаны?
- Наши повывелись, а с Белоруссии заходят. Ты куда теперь?