- Ух! Ну ты и...
- Церковь выдохлась! - нажимает Извилина. - Когда она говорила таинственными латинскими изречениями, это было сродни шаманству, за набором слов казалось скрытым большее, чем там есть - слова лечили наравне с наговорами, пусть даже и без ласки, пусть и несмотря на непривычную строгость интонаций... А вот когда саму библию перевели - этот полукодекс, но особенно "Ветхий завет" - эту еврейскую истерию и мистерию одновременно сделали доступной, вот тут и стало понятно, что здесь гораздо большая вера нужна...
- Вот ты, хоть и Извилина, а сказал нечто непутевое, - жалуется Сашка.
- Разжуй мысль, пожалуйста, - просит Михаил.
- Про что жевать?
- Мне, например, про русских не понравилось.
- Русских нет и никогда не было, - вздыхает Извилина. - Существовали кимряки, владимирцы, суздальцы, тверитяне, муромцы, ярославцы, угличане, ростовцы, мологжане, рыбинцы, нижегородцы, арзамасцы, кинешемцы, ветлужане, холмогорцы, кадуевцы, пинежане, каргопольцы, олончане, устюжане, орловцы, брянцы, рязанцы, егорьевцы, туляки, болховитяне, хвалынцы, сызранцы, смоляне, вязьмичи, хохлы, усольцы, вятчане...
- Тормози, Извилина! Закружил!
- Каждые со своим национальным характером, который большей частью определялся их бытом. География и соседи - вот и характер. Псковичи - так эти характером даже делились на северных и южных. Южные псковичи от белорусов большое влияние получили, переняли с соседства, северные пожестче будут. Есть еще москвичи или москали - вовсе нечто отдельное. У каждой свое сложившееся узнаваемое лицо - линия поведения. Потом все перемешали. Петр Первый - первый отмороженный на голову революционер - первым и начал, после него подобных по масштабу дел натворила только советская власть. Русские - это не национальность, это котел, который когда-то бурлил, а размешали и разогрели его силком, сейчас он остывает, и что с этого блюда сварганилось - никто не знает, меньше всего сами русские. Это общность, которую когда-то пытались называть - советский народ, еще раньше - славяне. Это то, что так и не стало партийной принадлежностью, хотя пытались и даже всерьез, как Сталин после войны, и в какой-то мере даже Брежнев - в те свои годы, когда был еще неплохим "начальником отдела кадров" на главном посту страны. Хорошая идея - достойная, но если идею нельзя убить, ее можно опошлить. Опошляли идею по всякому, больше чрезмерностью, уже и в сталинские времена, совсем чрезмерно в брежневские, хрущевское даже в расчет не беру, меж всякими временами существует собственное безвременье...
- В России все - русские! - в который раз прямит свою линию Извилина. - Русский казах, русский грузин, осетин, татарин... А если он не русский, значит, оккупант, либо гость. А вспомнить того корейца, который в грудь себя стучал: "я - русский офицер", а кому втолковывал, кого стыдил? Помните того московского? И кто из них двоих больше русский был? - спрашивает Извилина.
- Да уж! - кряхтит Седой.
Всем чуточку неловко, словно тот "московский гость" опозорил всех разом.
- Можно я скажу? - выпрашивает Лешка-Замполит.
- Только если только меж двух тостов уложишься., - соглашает Петька-Казак. - Не каждой птице-говоруну положено слово давать, но мы можем, и исключительно по той причине, что всегда готовы ощипать ее на гриль, как бы цветасто не заговаривалась.
- Спасибо! - сердечно благодарит Леха. - Сперва про бога. Я так понимаю, земля русская вся под Богом. Этого никто не отменял. Но от недавнего времени либо сам бог обмельчал, съежился, либо, как воскликнул когда-то какой-то немецкий урод - "Бог умер!", и уроды местные, неместные и вовсе непонятные, поняв свою безнаказанность, подхватили, с ожесточением взялись резать русского бога на куски. Многорукому бы, типа какого-нибудь Шивы, лишние руки, считай, с рук, но бог Русь - это бог-человек, языческий ли, христианский, никогда не мутировал, отличался лишь собственными размерами и столь же несоразмерным отношением ко всему: любить, так любить, драться, так драться, прощать, так прощать. А жив он был - что, собственно, заставляло биться его исполинское сердце - верой, что является исконной принадлежностью земли русской - для всех ее обитателей, и неделим, как она сама.
- Ух! - выдыхает кто-то. - Хорошо сказал!
- А то ж! - слегка рдеет Леха. - Сейчас про нас скажу, про нацию, дозволяете?
- Валяй! Только чтобы насерьезе, без выпендрежа.
- Здесь Извилина прав - нации нет, пока нет идеи. Есть идея - есть нация. Озвучивает идею царь, или какой другой генсек, он же ее проводит. История народа принадлежит Царю - заявил как-то Николай Карамзин. И тут я с ним согласен на все девяносто девять!
(Леха всегда, как бы пьян не был, оставляет себе процентик на отступление.)
- Не тот ли самый, который написал "Всемирную историю Карамзина"? - пытается блеснуть эрудицией Миша-Беспредел.
- Может таки "Всемирную историю России"?
- Или всемерную?
- Неважно, - отрезает Седой. - Главное, мысль мерная. Продолжай, не слушай неучей!
- История народов принадлежит их лидерам, тем, кого время и интриги выбросило на поверхность, подставило под ответственность перед последующими поколениями. Поколениям, которые живут при "царях" ответственности за содеянное не добиться, мстят поколения будущие, мстят памятью, мстят памяти о них, многократно ее перетряхивая... Но мы-то пытаемся, а не только мыслим про это?
И Леха, не дождавшись ответа, продолжает.
- Пытаемся. Всякую Историю надо начинать с дееписания, что опять-таки, учил, находим у Карамзина, - постольку-поскольку, мерилом всему выступают дела... Наше дееписание собственными жизнями по страницам собственной истории.
Сергей-Извилина не хочет разочаровывать, потому оставляет при себе, что Карамзин, когда писал - метался, взяв по сути "высочайший заказ" на то, чтобы осуществить правку русской истории в пользу дома Романовых, их немецкого взгляда и идей, писал - то по совести, то под давлением членов собственной партии, поскольку был масон, то опять увлекаясь, без оглядки ни на что. Русская история способна увлечь за собой, но не в болото, не в бездну, какими бы сусанинскими тропами не пытались плестись и вести за собой историки, чистых родников никак не миновать, на них натыкаешься повсеместно, умереть от жажды невозможно - истинных чистых проявлений человеческих характеров несть числа...
- История слоиста ...
- Черта-с-два! История дырява! Она настолько дырява, что кажется состоит из одних дыр и непонятно на чем держится. Сами дыры сшиваются наживую стороной заинтересованной. А как - просто диву даешься! Дела славные либо замалчиваются, либо выворачиваются наизнанку, в других прискорбных сделано все, чтобы скрыть истинного виновника.
- Вот рисовальщики! Ей богу, люблю, когда Извилина речь толкает - втрое от сказанного начинаешь себя уважать! - но и Леха иногда способен загнуть такое, что... В общем, Серегу на царство, а Лешку его замполитом!
Седой кашляет в кулак.
- Сашка, вот ты человек верующий, что бы сказал на все это?
Сашка думает, что в отечественной истории можно настрогать всякого, но подавать надо холодным умом - только тогда эту строганину можно вкушать. В чтобы ином виде? Когда не улежалось? Могут обвинить в дикарстве, в поедании сырого мяса, людоедстве. И только то сырое, что уморожено на костку, не считается сырым.
- Кто верует, что победим сейчас - становись по правую руку от меня, кто не верует - по левую, но ломать, как хотите, будем вместе. Вместе же и удивляться, когда победим! - говорит Сашка-Снайпер и добавляет чуточку сконфуженно: - Я лично это очень удивлюсь.
- Да! - говорит Петька-Казак и "несет туман", лишь ему понятный. - Я в смысле - про "левых". От побед "левых" много что помельчает, но это не потому, что отстали, а от того, что потом ни за что не сознаются, что "левыми" в этом деле были...
- Если что и нужно, так это приказ: "Ни шагу назад!", и все к нему сопутствующее, включая штрафные роты, - всерьез говорит Седой. - Без этого, скажем прямо, хана России...
--------
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
"...Каждый командир, каждый красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского Союза - это не пустыня, а люди - рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы и матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг - это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн. населения, более 80 млн. пудов хлеба в год и более 10 млн. тонн металла в год. У нас нет уже преобладания над немцами ни в людских ресурсах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.
Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.
Из этого следует, что пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности. Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило..."
Народный комиссар обороны И. СТАЛИН
(Из приказа N 227 от 28 июля 1942 г)
(конец вводных)
--------
Петька, сварганив коктейль Б-52, пытается цедить его через соломинку, сердясь, что они то и дело загораются.
Седому вспоминается - навеяло картинку - сколь много во Вьетнаме наваляли всякого летающего барахла, да как славно оно горело. Первая прямая проверка сил, которая не позволила затянуть штатовцам свою удавку на Дальнем Востоке, но заставила их искать иные, подлые способы войны.