- Не велено! Время.
- Подожди!
Извилина вежливо извиняется перед всеми - "дела-дела, вы не одни - районов много", назначает временного старшего над оставшимися - "до особого распоряжения", сразу же выбрав того, кто опрокидывая внутрь себя стопки, не частит, а делает это с чувством глубокого внутреннего достоинства. Повторяет, что пусть все идет своим чередом, но без наглости, а потом либо сам навестит, или человек от него, и будет всем денежная халтурка. Бросает пару "тысячных" - догулять сегодняшнее и забыться. В общем, подчищает за собой "гражданским образом", хотя уверен, не должно такого случиться, чтобы принялись стрелять в спины.
- Скажи тост, - просит Седой, зная, что Извилина обязательно завернет нечто подходящее случаю, "тост-многослойку", где каждый найдет свое.
Извилина не кокетничает, поднимает стопку.
- У каждого своя птица счастья, и ее надо выращивать самому с птенчика. Многие этого не понимают, торопятся, закармливают словно курицу для гриля - тем она и становится. Но бывают... повторяю - случаются такие моменты в жизни, когда нельзя поступить иначе, как ощипав собственную птицу счастья, выставить ее на общий стол... В общем, - подытоживает он, - за яйца и за птенцов!
Все понимают, что Извилина сказал хорошо, и выпивают с удовольствием.
В дверях останавливается.
- Чуть не забыл! И еще...
Все умолкают.
- Какие бы не сложились в дальнейшем отношения, пусть самые дружественные, но тот район, где Седой обитает, ваша зона бедствия. Бермудский Треугольник! - на всякий случай добавляет он для образованных...
На улице Извилина опять как-то разом скучнеет, сходит румянец с лица... Быстрым шагом проходят переулок, свернув раз, другой, выходят к машине - крытке. Задняя дверь - обе створки распахиваются. Говорит в полумрак:
- Могли бы и отобедать.
- Действительно, Командир - платим, а не кушаем! - жалуется Замполит. - Мишу обидели, теперь слюной все закапает.
- Платим исключительно за "трудовые резервы", а дальше они сами будут за себя платить.
- Мы же мат им поставили в три хода - даже в два, - не сдается Замполит. - Могли бы разыграть и пошире, и на нескольких досках разом.
- Этакие Большие Васюки? - интересуется Командир.
- Но не патовая же ситуация, когда всем логикам предпочтительнее женская. Сматываться зачем?
- Воевода прав, - говорит Извилина. - Лишнего засветились. Нельзя, чтобы привыкли, держать надо дистанцию. Пусть теперь свое пересказывают. В таких случаях издали страшнее. Недельки через две проведаю, когда старшего Ситянского похоронят. Слышал уже?
- Нет, но сообразил, что не удержитесь от какой-нибудь показухи. А, что в лесочек, который наметили, нельзя было свезти, и там кончить? Обязательно надо было на виду у всех? Разговоры теперь пойдут...
- Это - да! - восхищается Замполит. - Ну, Молчун, ну деятель! Первый раз такое вижу - "отсрочку". Аж, мороз по коже! Мокруха с пролонгацией.
- Вот, считай, и попугали, - говорит Извилина. - А мокрое? Какое мокрое, если человек сам по себе умер? От вполне естественных причин. В общем, вскрытие покажет. А если, после такого наглядного урока, остальным еще нужны объяснения, значит, они безнадежны и все равно ничего не поймут.
Подрагивают, поигрывают пальцы Замполита.
- Как в целом прошло? - спрашивает Георгий.
- Никто за стволы не хватался, не думаю, что и были, - отчитывается Замполит. - Скучно!
- Их берут, когда из города выезжают - покуражится, - замечает Седой. - А в городе стараются не шалить - слишком много глаз. Да и уже и не по времени, лет с десяток назад, тогда другое дело...
- И еще! - опять жалуется Замполит. - Сергеич! Почему, как Миша - так "Медвежонок", а как Леха - так "Суслик"?
- Подсознание сработало! - вроде бы извиняется Сергей-Извилина.
Леха крякает, но расспрашивать - что за "подсознание", в чем оно заключается, не спешит.
Проезжают круг, останавливаются - подсаживаются Молчун - что ушел через кухню и двигался дворами-переулками высматривая надо ли отсекать хвост. Казак, что страховал Молчуна, влетает в кабину, смотрит в заднее окошко - все ли? Лихо командует:
- Ханди - летсгоу базар!
- А жалости у меня к нему нет совершенно, - продолжает Извилина, но теперь больше для Феди-Молчуна. - Он работягу убил, транзитника убил, ради того, чтобы деньги его трудовые взять. Считай, что я в этом деле прокурор. Все! Точка!
Извилина знает, что Федя-Молчун способен на многое, но такой фокус видел впервые.
- Вскрытие покажет, - повторяет он, про себя думая: - "А что оно собственно покажет? Оторвался тромб, прогулялся по венам и создал закупорку в сердечном клапане? Гипертонический удар? Что в общем не удивительно, зная беспорядочный образ жизни "покойного"... А учитывая то, что предстоят две недели беспробудного пьянства. Так сказать - отвальная-отходная... Порода такая - не умеют по иному дверьми за собой хлопать..." Еще думает, а не рассчитал ли Молчун наперед, что будет пить? Пробил же точки под "сердечную недостаточность" - чтобы случилось ближе к историческому факту-эпитафии: "покойный сердце имел черствое, скорее вовсе не имел..." Действительно, раз уж человека убил из личной жадности - ради денег, бумаги разрисованной - тут ни в какие ворота, даже не стой там Петр с ключами...
...Характер рождается под небом. Под общей крышей характера не совьешь. Под небом - один, под крышей тебя, зажав стенами и коридорами, гонят с такими же в определенное стойло, где внушают наперед определенные истины, словно отлитые с одного лекала. И каждый человек - учитель. Один научит выбивать зубы, другой их заговаривать, третий - растить зубы по всему телу...
Странности Федора гораздо более бы бросались в глаза, если бы он с самого детства не был молчун. Странности распознали бы позднее, обеспокоились и весьма возможно заперли бы Федю в учреждении с решетками и тюремщиками в белых халатах, но только не в группе, чьи задачи не менее странны, а собственные неповторяющиеся странности заставляют решать их более качественно. А так... Мало ли кто на чем контуженный? Федор боготворит Устав, и заставляет себя жить по наиболее жесткому - собственному. Должно быть, из таких и получались лучшие монахи-схимики, которые, выковав себе некую идею, ограничивали себя во всем, что находилось вне этой идеи, что не служило ей. Любому делу нужны препятствия, иначе оно так и не наберет массы, чтобы их ломать...
Напугай камень, и он сам даст трещину. Федя помнит то время, когда ходил в лес пугать камни. Вросшие, мшистые, вековые, они, казалось, смеялись над ним. Пинать их ногами было больно и глупо. Понял, что пугать надо страх в самом себе. В человеке сорок видов безумия, Федор нашел сорок первое. Если человек находит поприще по собственному безумию, оно сразу же начинает походить на здравый смысл...
ФЕДЯ (60-е)
Федя проигрался в "чику". Не кому-нибудь, а Кенту...
Чтобы играть в "чику", первым делом нужен хороший плинтак. Лучший плинтак получался, если в чистом песке; не слишком сыром или сухом, продавить-накрутить небольшое углубление лампочкой, потом, растопив свинец в консервной банке, осторожно влить - причем, никак не больше не меньше, а ровно столько, сколько необходимо. Удачные плинтаки ценятся. С удачного можно было порядком выиграть - рубль и даже два! Но это если играть целый день, и если удача будет. Попробуй с десяти шагов попасть навесом в стопку копеек или (хотя бы) оказаться со своим плинтаком ближе всех к рубежной черте, чтобы иметь "первую руку". Те, кто не добросил, уже считаются проигравшими, теряют вложенные деньги, а хочешь выиграть - приходится постоянно рисковать, чтобы, как самому лучшему, иметь право на "гашение". И опять же, всякий кувыркающийся плинтак, если он не врезался своей гранью в землю, не влип в нее, а отпрыгнул, перекульнулся через себя - в зачет не идет, и неудачнику приходится, потеряв все вложенное, терпеливо ждать следующего кона. Бросать надо с подкруткой. Федя тайком от всех сделал выбоинку, вгоняет в нее ноготь указательного пальца и, в момент броска, им закручивает. От этого плинтак летит ровно и как бы вгрызается в землю, вплотную к линии - прямо туда, куда нацелил.
Но лучшая удача, если попал прямо в стопку монет, чтобы та рассыпались, и тут даже не надо, чтобы хотя бы одна из них перевернулась - тогда все они твои, и игра начинается по новой. Первая рука опять твоя.
Федя три раза подряд снял банк - дело небывалое. И Кент, рассвирепев, схватил его плинтак и забросил в прудку с зеленой ряской, черной тухлой водой и лягушками.
- Играй другим, а сваливать не смей!
С Кентом не поспоришь. Федя взял тяжелый щербатый плинтак у какого-то малыша и, конечно же, проигрался...
Федя - никакой. Совсем никакой, ничем не выделяется: ни ростом, ни поступками. Только задумчив и молчалив без меры. Еще можно уловить его оценивающий взгляд, словно от зверька - сделают ему плохое или нет? - только это пока еще и можно уловить.
У Феди нет друзей. Чтобы иметь друзей, надо чем-то выделяться, либо иметь что-то такое, чего у других нет, либо идти в подчинение. Федя не любит мальчишек - своих погодков, и тянется к тем, кто значительно старше его. Но им он тоже не нужен: не срывается бегом по мелким поручениям, только стоит и слушает, следит за движениями. При нем всем неловко. Обзывают всяко, иногда длинно, словно характеристику дают: "пыльным мешком из-за угла трахнутый". Федя не обижается. Во всяком случае, по его виду не поймешь - обижается или нет. Когда на него замахиваются, он отбегает и смотрит. Когда за ним бегут - бежит, останавливаются - он тоже останавливается и опять смотрит. В школе его трудно прижать в угол, он держится середины. Федя ненавидит маленькие комнаты и всегда в ожидании, что его ударят сзади...
Федя не любит устные предметы, у доски слова из него выходят очень тяжело, паузы между ними большие - это раздражает учителей, и им кажется, что Федя туповат. Но контрольные он пишет споро - живым умом, задачи решает быстрее всех, сочинения образные, и, если не знать, кто написал, можно потом очень удивиться...
Немота без глухоты случай редчайший. Иногда делает над собой титанические усилия, говорит сразу несколько крайне необходимых фраз, обильно при этом потея. Один раз, когда ставился вопрос о его определении в спецшколу для детей с недостаточным развитием, приехала комиссия, расположилась в актовом зале. Тогда всех удивил. С огромного испуга говорил четко и внятно, отвечал на все вопросы. Комиссия директору с завучем поставила на вид: "Что это вы дурака валяете? Живой ребенок - сообразительный!" А те так себя чувствовали, будто Федя все это нарочно, что это он их обманывает, дурит...
После проигрыша Кенту, Федя сразу же идет в секцию бокса - записываться в боксеры...