- Во имя Бога, которого мы знаем под разными именами, но который един для всех, мы предлагаем гостеприимство нашего города всем людям доброй воли. У всех нас много общих религиозных традиций. Все мы верим в Бога, милосердного и справедливого. Мы верим в духовную природу человека. Мы верим в высочайшую ценность духовного начала и в проявление этого начала в милосердии и братстве. Мы шлем самые лучшие пожелания нашим братьям из дальних стран и молимся за то, чтобы их вера нашла путь к справедливости и миру, к которым все наши вероисповедания устремляют нас.
- Н-да, - заметил один телекомментатор, выключив микрофон, - мне начинает казаться, что этот цирк - дело серьезное.
Этим, разумеется, телевизионное освещение происходящих событий не кончилось. В интересах справедливости, равновесия, полемики, надлежащего понимания возможных последствий и продажи рекламного времени телекомпании включили в свои передачи выступление руководителя еврейской военизированной организации, который во всеуслышание напомнил о высылке евреев из Иберии Фердинандом и Изабеллой, о черных сотнях российского императора и, естественно, об уничтожении миллионов евреев Гитлером. На последнем он остановился особо в связи с объединением Германии и в заключение сказал, что евреи не такие идиоты, чтобы довериться кому бы то ни было, кроме оружия в собственных сильных руках. Аятолла Дарейи, религиозный глава Ирана и заклятый враг всего американского, проклял из Кума всех неверных, обрекая каждого из них в отдельности и всех вместе на вечное пребывание в аду, лично им созданном для этой цели. Однако перевод этого пламенного выступления затруднил его понимание для американцев, так что недвусмысленные проклятья аятоллы пропали даром. Самозваный "христианин, вдохновленный Богом", с юга Америки получил львиную долю эфирного времени. Сначала он проклял римскую католическую церковь как олицетворение Антихриста, а затем повторил свое знаменитое утверждение, что Бог не может даже услышать молитвы евреев, не говоря уже о неверных мусульманах, которых он обозвал магометанами в качестве дополнительного, хотя и излишнего, оскорбления.
Однако почему-то на всех этих демагогов не обратили внимания - вернее, не обратили внимания на высказанные ими точки зрения. Телевизионные компании затопило тысячами звонков от рассерженных зрителей, требовавших, чтобы эти фанатики впредь не появлялись на экранах. Такая реакция массовой аудитории привела в восторг руководителей телекомпаний. Это означало, что зрители снова включат тот же канал в надежде увидеть там очередное оскорбление общественной морали. Ханжа с американского Юга тут же заметил, что количество пожертвований сократилось. Бнай Брит поспешило осудить высказывания излишне откровенного раввина, а глава Лиги исламских наций, сам видный священнослужитель, объявил фанатичного имама еретиком, сославшись на слова пророка, которого он и процитировал. Чтобы уравновесить все эти высказывания, телекомпании обеспечили соответствующий комментарий, продемонстрировав таким образом свое стремление к беспристрастности, успокоив одних зрителей и приведя в ярость других.
Уже на следующий день одна из газет обратила внимание на то, что тысячи корреспондентов, аккредитованных на конференции, называют ее "Кубком мира" из-за круглой формы, которую имеет площадь святого Петра. Наиболее наблюдательные сообразили, что это объясняется бессилием репортеров, которым требовалось рассказывать о происходящем, а рассказывать-то было нечего. Меры безопасности, принятые на конференции, оказались поразительно строгими. Участники, приезжающие в Ватикан и уезжающие оттуда, пользовались военными самолетами и базами ВВС. Репортеров и фотографов с длиннофокусными объективами старались не подпускать к месту действия, да и вообще передвижения участников конференции осуществлялись главным образом в темное время суток. Швейцарские гвардейцы, несмотря на мундиры эпохи Возрождения, не позволяли проскочить мимо себя даже мыши, и назло репортерам, когда произошло нечто значительное министр обороны Швейцарии воспользовался отдаленным входом, - никто его не заметил.
Опрос общественного мнения во многих странах показал, что почти все надеются на успех конференции. Мир, уставший от противостояния, в приливе эйфории и чувства облегчения от недавних изменений в отношениях между Востоком и Западом, поверил каким-то образом, что успех вполне возможен. Комментаторы предостерегали от излишнего оптимизма, указывали на то, что в новейшей истории не было более сложной проблемы, однако люди во всем мире молились на сотне языков в миллионах церквей за успешное завершение последнего и наиболее опасного конфликта на планете. К чести телекомпаний, они сообщили миру и об этом.
Профессиональные дипломаты, а среди них были и закоренелые циники, которые не бывали в церкви с детских лет, почувствовали на себе такую тяжесть ответственности, какой не испытывали никогда прежде. Отрывочные сообщения, поступающие от хранителей музеев и служащих Ватикана, говорили об одиноких полуночных прогулках по нефу собора святого Петра, разговорах на балконах ясными звездными ночами, продолжительных беседах некоторых участников конференции со Святым отцом. И ни о чем больше. Высокооплачиваемые телекомментаторы смущенно поглядывали друг на друга. Сотрудники печатных изданий тщетно старались раздобыть хоть какую-нибудь хорошую идею, чтобы использовать ее в своих статьях. Впервые после марафонских переговоров Картера в Кэмп-Дэвиде столь важная конференция проходила при столь скудном освещении.
И мир ждал, затаив дыхание.
***
На голове старика была красная, отороченная белым феска. Мало кто сохранял свою характерную одежду, но этот старик жил в соответствии с древними обычаями предков. Жизнь была нелегким испытанием для друзов, и единственное утешение он нашел в религии, которую исповедовал в течение своих шестидесяти шести лет.
Друзы являются членами религиозной секты на Ближнем Востоке. Их вера соединяет некоторые аспекты ислама, христианства и иудаизма. Секта друзов была основана в одиннадцатом веке Аль-Хакимом би-Амрилахи, египетским калифом, считавшим себя живым воплощением Бога. Друзы живут в основном в Ливане, Сирии и Израиле, занимая шаткое положение в обществе всех трех государств. В отличие от израильских мусульман им разрешают служить в вооруженных силах еврейского государства - обстоятельство, которое не укрепляет доверия к сирийским друзам в правительстве их страны. И хотя некоторые друзы сумели занять командные должности в сирийской армии, они хорошо помнят, что один друзский офицер в звании полковника был расстрелян после войны 1973 года за то, что его полк вынужденно отступил со стратегически важного перекрестка. Несмотря на то что с чисто военной точки зрения он проявил себя бесстрашным и умелым командиром и ему даже удалось сохранить порядок в уцелевшей части своего полка, потеря перекрестка стоила сирийской армии двух танковых бригад, и в результате полковника расстреляли.., за то, что ему не повезло, и, возможно, потому, что он оказался друзом.
Старый фермер не знал всех подробностей этого случая, но и того, что было ему известно, оказалось достаточно. Тогда сирийские мусульмане убили друза, и его смерть была не последней. Поэтому старик не доверял никому ни из сирийской армии, ни из правительства Сирии. Это не значило, однако, что он испытывал теплые чувства к Израилю. В 1975 году дальнобойное израильское орудие 175-миллиметрового калибра обстреляло район, где он жил, в поисках сирийского склада боеприпасов и осколком случайного снаряда была смертельно ранена его жена, с которой он прожил тридцать лет. В результате к его многочисленным страданиям прибавилось одиночество. То, что являлось для Израиля исторической неизбежностью, для этого простого фермера стало непосредственным и смертельно опасным фактом жизни. Судьба решила, что ему предстоит жить между двумя армиями, причем каждая из них рассматривала его существование как раздражающее ее неудобство. Старик был человеком, который ничего не ждал от жизни. У него был небольшой участок земли, где он вел хозяйство, несколько овец и коз, примитивный дом, построенный из камней, убранных им со своего поля, где их валялось в избытке. Он хотел одного - чтобы ему позволили жить. Когда-то он считал, что запрашивает у судьбы совсем немного, однако шестьдесят шесть бурных лет доказали, что он глубоко ошибается. Старик всю жизнь молил своего Бога о милосердии, о справедливости, о простых радостях - он знал, что никогда не сумеет выбраться из нищеты, - которые сделали бы его существование и существование его жены хоть чуть-чуть более сносным. Но и этого не произошло. Из пятерых детей, которых родила ему жена, совершеннолетия достиг лишь один, и тот был призван в сирийскую армию перед войной 1973 года. Его сыну повезло куда больше, чем всей их семье: когда снаряд, выпущенный из израильского танка, попал в его БТР-60, силой взрыва юношу выбросило из люка, и он выжил, потеряв только один глаз и руку. Выздоровев, он женился, у него появились дети, у его отца - внуки, а сам он вел умеренно обеспеченную жизнь торговца и ростовщика. Это был не такой уж крупный подарок судьбы, но по сравнению со всем остальным, а также с жизнью его отца такое существование было благом.
Старик-фермер выращивал овощи и пас свое маленькое стадо на усеянном скалами поле неподалеку от сирийско-ливанской границы. Он не трудился с настойчивостью и упорством, не добивался чего-то, и назвать его жизнь даже борьбой за существование было бы преувеличением. Жизнь для него превратилась в привычку, которую он был не в силах нарушить, в бесконечную череду дней, приносивших все большую усталость. Каждой весной его овцы ягнились, и старик тихо молился, чтобы ему не дожить до дня, когда придется забивать их, и одновременно испытывал возмущение при мысли о том, что эти кроткие и глупые животные могут пережить его.
Наступил еще один рассвет. У старика не было будильника, да он и не нуждался в нем. Светлело небо, и колокольчики его овец и коз начинали звенеть. Он открыл глаза и снова почувствовал, как болит все его тело. Старый крестьянин вытянулся на постели, затем медленно встал. В течение нескольких минут он умывался, соскребал седую щетину с лица, ел черствый хлеб, запивая его крепким сладким кофе, и начал, наконец, трудовой день. Он старался ухаживать за своим огородом с утра, пока дневная жара еще не стала невыносимой. У него был довольно большой огород, он продавал овощи на ближайшем рынке, а деньги расходовал на покупку товаров, которые считал "роскошью". Но даже и такой труд становился для старика непосильным. От работы в огороде болели руки и ноги, пораженные артритом, а попытки не пустить овец и коз в огород, чтобы животные не съели и не потоптали нежные ростки, были еще одним проклятием в его жизни. Но овец и коз старик тоже продавал на рынке без вырученных за них денег он давно бы голодал. Говоря по правде, старый крестьянин работал усердно, питался не так уж и плохо и, не будь он таким одиноким, мог бы питаться куда лучше. Однако одинокая жизнь превратила его в скрягу. Даже инвентарь у него был старым. Он взял мотыгу и поспешил в поле, пока солнце еще не поднялось высоко над горизонтом, чтобы выполоть сорняки, каждое утро снова появляющиеся среди овощей. Если бы только удалось обучить козу, думал он, повторяя мечты своего отца и деда. Козу, которая ела бы сорняки, не трогая овощи, - да, это было бы прекрасно. Но коза ничуть не умнее комка земли - разве только хочет набезобразничать и причинить хозяину неприятности. Как всегда, старик начинал работать в одном и том же углу огорода. Три часа он непрерывно поднимал и опускал мотыгу, выпалывая сорняки вдоль одного ряда растений и переходя затем на другой. Он трудился с неустанной энергией, равномерно взмахивая мотыгой, словно опровергая свой возраст и усталость.
КЛИНК!
На что он наткнулся? Крестьянин встал и вытер пот со лба. Закончив только половину утренней работы, он уже устал и предвкушал отдых, который проведет, ухаживая за овцами... Нет, это не камень. Он разгреб мотыгой землю и.., а, вот оно что.
Многие удивляются тому, что на пахоте постоянно появляются камни. Фермеры во всем мире шутят по этому поводу с того самого момента, как начали возделывать землю. Каменные изгороди вдоль дорог Новой Англии подтверждают существование этого на первый взгляд таинственного явления. Причиной всему является вода, которая просачивается в почву после дождей. Зимой пропитанная влагой почва замерзает, становится твердой и расширяется. В результате расширения она выталкивает находящиеся в ней предметы наверх, потому что на этом пути они встречают меньшее сопротивление. Таким образом камни появляются на поверхности, и происходит странный процесс - камни растут на полях. Это в особенности свойственно Голанскому району Сирии, потому что почва здесь подвергалась влиянию недавних вулканических явлений, а зимы тут холодные и морозные - на удивление многим.
Но это был не камень.
Он разгреб землю мотыгой и увидел, что перед ним металлический предмет песочно-коричневого цвета. Ну конечно, тот день. Тот самый день, когда его сын...
Что же ему делать с этой проклятой штукой, подумал крестьянин. Разумеется, это бомба. Он не был настолько глуп, чтобы не понимать этого. А вот как она попала сюда, это, конечно, загадка. Старик никогда не видел, чтобы самолеты сирийские ли или израильские - сбрасывали бомбы поблизости от его фермы. Но какое это имело значение? Главным было то, что бомба существует и отрицать этого нельзя. Для крестьянина коричневый предмет мог вполне сойти за валун, слишком тяжелый, чтобы он мог вытащить его и отнести на край поля, и такой большой, что пересекал два ряда моркови. Он не боялся бомбы. Она не взорвалась в момент падения, а значит, была неисправна. Настоящие бомбы падают с самолетов и разрываются в момент удара о землю. А эта всего лишь вырыла небольшую воронку, и старик засыпал ее на следующий день, даже не подозревая о ранении сына.
Почему бы ей не остаться под землей, на глубине двух метров, как это было в момент падения, подумал старый крестьянин. Но в его жизни все шло наперекосяк. Не правда ли? Если что-то могло причинить ему неприятность, так оно и происходило. Крестьянин не мог понять, почему Бог относится к нему с такой жестокостью. Разве он не молился каждый день, разве не соблюдал суровые традиции друзов? Ведь он никогда не стремился к чему-то. Тогда за чьи грехи приходится ему расплачиваться?
Ничего не поделаешь. Бессмысленно задавать подобные вопросы, когда ты уже стар. Сейчас ему нужно было просто трудиться. Старик взмахнул мотыгой и продолжил прополку, встав на край бомбы для удобства, а затем стал двигаться дальше вдоль ряда. Через день-два приедет его сын, чтобы отец повидал своих внуков, поиграл с ними - единственная оставшаяся у старика радость в жизни. Он посоветуется с сыном. Его сын служил в армии и разбирается в подобных вещах.
Эта неделя была из тех, которые ненавидят государственные служащие. Нечто важное происходило в другой временной зоне. Разница во времени составляла шесть часов, и Джеку казалось очень странным, что он чувствует себя таким усталым, хотя никуда и не улетал из Вашингтона.
- Ну, как там у них дела? - спросил Кларк с водительского сиденья.
- Лучше не придумаешь, - ответил Джек, просматривая документы. - Саудовцы и израильтяне сумели договориться вчера по некоторым вопросам. И те и другие хотели внести в текст изменения, а потом оказалось, что эти изменения идентичны. - Джек рассмеялся. Наверняка это произошло случайно - в противном случае обе стороны изменили бы свои позиции.
- Представляю, какое было замешательство! - Кларку пришла в голову та же мысль, и он захохотал. Было еще темно, и единственное, что говорило в пользу того, как хорошо рано вставать, так это пустынные дороги. - Тебе действительно понравились саудовцы?
- Сам-то ты бывал там?
- Ты имеешь в виду помимо войны? Много раз, Джек. Из Саудовской Аравии мы засылали агентов в Иран в семьдесят девятом и восьмидесятом годах. Так что я провел там много времени, даже научился языку.
- И тебе понравилось там? - спросил Джек.
- Очень. Подружился с одним парнем, майором в их армии - разведчиком вроде меня. У него не хватало опыта полевых операций, но теоретически он здорово подготовлен. Умный мужик, понимал, что ему нужно многому научиться, и прислушивался, когда я с ним разговаривал. Два раза приглашал меня к себе домой. У него было двое сыновей - забавные мальчуганы. Один сейчас летает на истребителях. Странно, как они обращаются со своими женщинами, правда? Сэнди бы там не понравилось. - Кларк замолчал, выехал на левую полосу и обогнал грузовик. - С профессиональной точки зрения из кожи вон лезли, чтобы сотрудничать потеснее. Короче говоря, то, что я видел, мне понравилось. Непохожи на нас - ну и что? В мире живут не одни американцы.
- А израильтяне? - спросил Джек, запирая портфель с секретными документами.
- Приходилось работать и с ними, один или два раза - нет, больше, главным образом в Ливане. Сотрудники их спецслужб - настоящие профессионалы, правда, очень высокомерные. Но у тех, с кем мне приходилось встречаться, есть для этого все основания. Своеобразное мышление, как в осажденной крепости, - или мы их, или они нас. Впрочем, это легко объяснимо. - Кларк повернулся к Райану. - В этом-то вся загвоздка, верно?
- Что ты имеешь в виду?
- Отучить их от этого будет непросто.
- Ты прав. Мне хотелось бы, чтобы они взглянули на сегодняшний мир и увидели перемены, происшедшие в нем, - проворчал Райан.
- Ты должен понять их, док. Они - все до единого - мыслят, как солдаты на передовой. Чего же хотеть от них? Да вся их страна - что-то вроде зоны, открытой для свободной охоты. Потому-то они и рассуждают, как мы на фронте во Вьетнаме. Существует лишь два типа людей - наши и все остальные. - Джон Кларк покачал головой. - Простое мышление, направленное на выживание. Израильтяне мыслят таким образом потому, что не могут мыслить по-другому. Нацисты уничтожили миллионы евреев, и мы ничего не сделали, чтобы помешать этому, может быть, из-за того, что в то время обстановка была такой. С другой стороны, не думаю, чтобы мы встретились с большими трудностями, если бы действительно захотели покончить с Гитлером. Короче говоря, я согласен, что им не следует смотреть только под ноги - однако нужно помнить, что мы требуем от израильтян очень многого.
- Может быть, тебя следовало взять с собой, когда я беседовал с Ави, заметил Джек, зевая.
- Генерал Бен-Иаков? Говорят, он упрямый и серьезный мужик. Подчиненные уважают его - это свидетельствует о многом. Жаль, меня не было с тобой, босс, но две недели, проведенные за рыбалкой, поставили меня на ноги.
Даже солдатам на передовой дают отдохнуть, подумал Райан.
- Согласен, мистер Кларк.
- Знаешь, док, сегодня после обеда мне придется съездить в Квантико и подтвердить свою квалификацию по стрельбе из пистолета. Не обижайся, но и тебе не мешало бы расслабиться. Хочешь, поедем вместе? У меня для тебя приготовлена отличная "беретта".
Джек задумался. Предложение было заманчивым. Даже очень заманчивым. Но у него столько работы...
- Извини, Джон, нет времени.
- Слушаюсь, сэр. Вы перестали следить за собой, пьете слишком много и выглядите как дерьмо, доктор Райан. Это моя точка зрения.
Примерно то же самое сказала мне вчера Кэти, подумал Райан, но Кларк не подозревает, как все плохо. Джек смотрел в окно на проносящиеся мимо огни в домах. Там просыпались государственные служащие.
- Ты прав, Джон. Мне действительно нужно заняться этим, просто сегодня нет времени.
- Может, завтра? Пробежимся во время обеденного перерыва?
- У меня обед с начальниками управлений, - уклончиво ответил Райан.
Кларк замолчал и сосредоточил внимание на управлении машиной. Боже мой, когда этот сукин сын поймет, что с ним происходит? Ведь он такой умный человек - и позволяет себе сгореть на работе.