На следующий день Хэл не мог дождаться, когда начнутся занятия. Его выводы были просты. Он уже давно размышлял над тем, почему у него не получается освоить ничего из того, что показывал им волхв, и пришёл к неутешительному выводу. Он ведь был рождён в другом мире, наверняка в нём нет никакой магии, или что там они используют…
Другое дело — меч. Тут уж явно не потребуется ничего, кроме наличия всех конечностей и приобретённых навыков.
Воодушевлённый, он, едва начались занятия, встал со своего места и подошёл к Абре.
— Мастер, — учтиво обратился он, как было положено в этом мире обращаться к старшему, — я бы хотел учиться у вас.
Краем глаза он заметил, как презрительно скривился Дойл. Тот давно превзошёл остальных в мистических техниках, и скептически относился к присутствию в доме Абры, который никогда при них не демонстрировал таких же способностей.
Тем не менее, Абра был выше их по статусу, и Дойл не смел напрямую перечить ему. Но Хэл был уверен, что он только что дал повод к новым издёвкам по отношению к нему на ближайшее время.
— Но ты ведь итак учишься, — удивился Абра.
— Вы меня не поняли… Я хочу учиться владению мечом.
На сей раз вся остальная троица прервала занятия и уставилась на них. Аро со смущённым выражением лица поспешно отвернулся, словно застал кого-то за неприличным занятием. Дойл, изогнув бровь, смотрел словно на таракана. Взгляд же Тары был полон чего-то непонятного, он словно обжигал Хэла.
Абра несколько секунд ничего не говорил, с небольшим интересом оглядывая Хэла.
— Я поговорю об этом с мастером Мельдорфом, — пообещал он.
Хэл кивнул и вернулся к своему столу, без особого интереса выводя на нём бессмысленные руны.
За ужином Абра обратился к волхву при всех, озвучив тому просьбу Хэла. К восторгу последнего, тот не сомневался ни секунды.
— Пусть учится, — тут же ответил он на просьбу своего слуги. — Может, из этого что и выйдет… Не всё же ему рисованием заниматься.
Дойл тут же расхохотался, вгоняя Хэла в краску. Благо, освещение было тусклым. На следующий день, пока волхв возился с остальными, Абра повёл Хэла во двор.
— Говоришь, хочешь учиться, — хмыкнул Абра. — Оголи торс.
Хэл смутился от этого странного приказа, но быстро скинул рубаху, оставшись в простых холщовых штанах.
— Ты слишком слаб и худ, — сказал Абра. Он подошёл и двумя пальцами словно тисками сжал бицепс Хэла. — В твоих руках нет силы, необходимой для того, чтобы стать мечником.
— Я буду усердно тренироваться, — сквозь зубы произнёс Хэл, сдерживая боль.
— Что ж, посмотрим, — сказал Абра. — Пока ты недостоин того, чтобы носить меч.
Он, наконец, отпустил руку Хэла и приблизился к границе леса. Затем полы его плаща взметнулись и медленно опустились. Казалось, ничего не произошло, но тут, с громким скрипом ствол одного из деревьев съехал на сторону и повалился оземь.
— Сотня отжиманий, — Абра поднял левую руку и оттопырил большой палец. — Три сотни приседаний, — к большому присоединился указательный. — А так же пятьдесят переносов этого дерева от леса к хижине и обратно, — взметнулся и средний палец. — Ежедневно.
Он обернулся и кивнул ошарашенному Хэлу, после чего вернулся в хижину.
Делать было нечего — Хэл принял упор лёжа и начал отжиматься. Три… шесть… девять…
Он рухнул без сил прямо на землю. Щуплые мышцы, не привыкшие к нагрузке, тут же налились тяжестью. Его грудную клетку словно стягивала незримая резинка.
Но он знал Абру — если тот что-то сказал, то он непременно будет следовать своему слову. Не было смысла просить его о смягчении тренировки.
Хэл передохнул и вновь принялся отжиматься. На сей раз вышло лишь пять повторений.
Постепенно отжимания превратились в жалкие попытки подрыгаться в упоре лёжа. Его руки сгибались максимум до середины, а по лицу струился пот, образовывая мокрое пятно на земле перед ним.
Был уже полдень, когда он, наконец, сделал последнее отжимание и откатился в сторону, тяжело дыша и глядя в небо. Он прикрыл глаза, казалось, всего на миг, как вдруг на его лицо что-то полилось.
Вздрогнув, он вскочил на ноги. Перед ним стоял Абра, держа в руках кувшин с водой и краюху хлеба.
— Перекуси и продолжай, — сказал он. В его глазах не было ни капли сострадания.
Хэл жадно набросился на нехитрую еду — с таким аппетитом он ещё никогда не ел. Твёрдый цельнозерновой хлеб царапал нёбо, но ему было всё равно. Даже обычная пресная вода казалась невероятно вкусной.
Он продолжил тренировку — пришёл черёд приседаний. Тут было немного полегче, но всё же у него ушло на три сотни приседаний не меньше двух часов. К концу упражнения он едва мог стоять на ногах — они дрожали и то и дело грозили подогнуться.
К этому времени уже стемнело, и вскоре в доме волхва погасли тусклые свечи. Они отправились спать, а Хэл — к срубленному ранее дереву.
Оно весило, казалось, целую тонну — ему никак не удалось поднять его. Тогда он кое-как повернул его за один конец, и принялся толкать, перекатывая его к хижине.
Дрожащие ноги не раз его подводили, и он больно бился о землю, но всякий раз вставал и продолжал катить дерево.
На преодоление расстояния от леса до хижины уходило по десять-пятнадцать минут, и Хэл уже к середине ночи боролся с соблазном отправиться спать, а завтра сказать Абре, что сделал все пятьдесят раз…
И этот соблазн был испытанием гораздо более тяжёлым, нежели физическая боль.
Он заставил себя прогнать эти мысли и продолжил катить дерево туда и обратно. Вскоре его глаза опустели, разумом он ушёл глубоко в себя, но тело продолжало бороться и идти к цели.
Уже рассветало, и Хэл с ужасом осознал, что не помнит, сколько перекатов сделал. Он сбился где-то на тридцать пятом или тридцать шестом разе, и не знал, сколько ещё осталось.
Как не знал он и того, что из темноты за ним наблюдают две пары глаз.