- Нет, я не мог сделать этого. В противном случае...
- В противном случае противник одержал бы победу, - закончил за него Джек. - Но и мое положение мало отличается от вашего, правда? Я узнал об этом от вас. Это вас удивляет? - спросил Джек.
- Да, - признался принц.
- Вы не ищете спасения в бегстве. Я - тоже.
- По-прежнему искусны в словесных маневрах, а, Джек?
- Видите? Этого я не утратил. - Райан был доволен.
- Я буду настаивать, чтобы вы вместе с семьей поехали с нами в Вайоминг.
- Вы всегда можете обратиться через мою голову к начальству - поговорите с Кэти. Его Высочество засмеялся.
- Пожалуй, я так и сделаю. Улетаете обратно завтра?
- Да, сэр. Сегодня мне нужно забежать в "Хэмлис" за игрушками.
- Поспите хорошенько, Джек. Продолжим наш спор в будущем году.
В этот момент в Вашингтоне было на пять часов раньше. Лиз Эллиот смотрела через свой письменный стол на Боба Хольцмана, который представлял свою газету в Белом доме. Подобно большинству журналистов, постоянно аккредитованных здесь, Хольцман знал, что президенты со своей администрацией приходят и уходят, и пережил их всех. Его огромный опыт в Белом доме являлся чем-то вроде парадокса. Лишенный доступа к сенсационным новостям, Хольцман знал, что здесь есть тайны, о которых он узнает лишь через несколько лет, а это будет уже слишком поздно для газетных статей и попадет в распоряжение историков, но его искусство в распознании тончайших нюансов и выяснении слухов позволило бы ему занять видный пост в любой разведывательной службе. Однако газета платила ему намного больше жалованья государственного служащего, особенно после того, как он опубликовал несколько бестселлеров, освещающих жизнь высших коридоров власти.
- Это исключительно для моего сведения?
- Совершенно верно, - ответила советник по национальной безопасности.
Хольцман кивнул и начал делать записи. Итак, правила игры установлены. Никаких прямых ссылок или цитат. Элизабет Эллиот можно назвать "сотрудником администрации" или лучше во множественном числе: "источники внутри администрации". Он поднял голову от записной книжки - во время таких интервью магнитофоны тоже не разрешались, - ожидая продолжения. Лиз Эллиот обожала драматические эффекты. Она была умной женщиной, немного элитарной - что встречалось среди сотрудников Белого дома не так редко - и, вне всякого сомнения, находилась ближе всех к президенту, если Хольцман правильно разобрался в знаках. Но это не для широкой публики. Возможная любовная интрига между президентом и его советником по национальной безопасности уже не была полным секретом. Сотрудники Белого дома молчали, как всегда, - даже, пожалуй, больше. Хольцману это казалось странным. Фаулер не относился к числу людей, к которым испытываешь любовь и преданность. Возможно, они симпатизировали ему, потому что он был одиноким. Были широко известны обстоятельства смерти его жены, и это, по-видимому, добавило сочувственных голосов в его пользу во время последних выборов, какую-то долю процента. Не исключено, сотрудники считали, что, если в его жизни снова появится женщина, он изменится. А может быть, они были просто настоящими профессионалами. (Это отличало их от лиц, попавшие в Белый дом по политическим соображениям, подумал Хольцман. Для тех не было ничего святого.) Возможно, Фаулер и Эллиот старались вести себя осторожно и не афишировать свою связь. Как бы то ни было, журналисты, аккредитованные при Белом доме, иногда обсуждали это в баре "Конфиденциальный источник", "Конфиденшиэл соре", в Национальном клубе прессы всего в двух кварталах от Белого дома и пришли к выводу, что любовная жизнь Фаулера не должна попасть в фокус внимания общественности до тез( пор, пока это не мешает ему исполнять свои обязанности. В конце концов, его заслуги в области внешней политики были выдающимися. Эйфория от Ватиканского договора и его потрясающе благоприятных последствий так и не рассеялась. Нельзя порочить президента, так хорошо исполняющего свой долг.
- У нас могут возникнуть трудности с русскими, - начала Эллиот.
- Да? - Это заявление застало Хольцмана врасплох.
- Есть основания считать, что у Нармонова трения с высшим военным руководством. Это может оказать воздействие на окончательное выполнение условий договора о сокращении вооружений.
- Каким образом?
- Есть основания полагать, что Советы будут противиться уничтожению всех ракет СС-18. Они уже отстают от графика их демонтажа.
"Есть основания". Эта многозначительная фраза повторилась дважды. Хольцман на мгновение задумался. По-видимому, очень чувствительный источник - скорее всего разведывательное сообщение, а не перехват.
- Русские утверждают, что завод по уничтожению ракет не справляется с работой. Наши инспекторы, которые там находятся, согласны с ними.
- Может быть, завод был спроектирован с - как это говорится? - с заранее рассчитанной недостаточностью?
- Каково мнение ЦРУ? - спросил Хольцман, записывая все это в свой блокнот и стараясь не отстать.
- Первоначальный доклад поступил от них, но пока им не удалось получить убедительные доказательства.
- А что думает об этом Райан? Он хорошо разбирается в советских делах.
- Райан не оправдывает наших надежд, - ответила Лиз. - Между прочим, - и об этом вы ничего не должны писать и не должны упоминать его имени - мы провели небольшое расследование, которое обнаружило тревожные факты.
- Какие именно?
- Именно? Мне кажется, что полученные сведения противоречивы. В них говорится, что один из руководителей ЦРУ состоит в любовной связи с женщиной иностранного происхождения, и не исключено, что родился ребенок.
- Речь идет о Райане?
Советник по национальной безопасности покачала головой.
- Я не могу опровергнуть или подтвердить эту информацию. Не забывайте о правилах.
- Не забываю, - ответил Хольцман, скрывая раздражение. За кого она меня принимает? За какого-нибудь Джимми Олсена?
- Дело в том, что он, похоже, знает, что нам не нравится доставляемая им информация, однако пытается закрутить факты, чтобы заставить нас проявить к ним интерес. Сейчас такое время, что нам требуется достоверная информация из Лэнгли, но мы не получаем ее.
Хольцман задумчиво кивнул. Такое случалось в Лэнгли и раньше, но это не походило на Райана. Репортер решил пока отложить эту проблему в сторону.
- А что по поводу Нармонова?
- Если получаемые нами сведения хотя бы отчасти верны, он в трудном положении и уступает позиции, кому - левым или правым, - мы не можем сказать. Не исключено, что он может уйти.
- Это точно?
- Нам кажется. То, что силы безопасности шантажируют его, очень тревожно. Но при наших проблемах в Лэнгли... - Лиз беспомощно подняла вверх руки.
- Да, когда все шло так хорошо. У вас, наверно, трудности с Каботом?
- Он быстро овладевает своими обязанностями. Если бы у него был хороший помощник, все было бы в порядке.
- Вы очень обеспокоены происходящим? - спросил Хольцман.
- Очень. В такой момент нам нужна надежная разведывательная информация, а она к нам не поступает. Как можно догадаться, что нам делать с Нармоновым, если у нас нет никаких сведений? - произнесла Лиз раздраженно. - Наш герой носится по городу, занимаясь делами, которые не должны его касаться, - к примеру, он обратился прямо в Капитолий, не поставив в известность своего босса, ведет переговоры по одной проблеме и в то же время не дает Каботу хороших аналитических материалов по глобальной проблеме. Разумеется, он должен уделять внимание и кое-чему на стороне...
Наш герой, подумал Хольцман. Какой интересный выбор слов. Она по-настоящему ненавидит Райана, это уж точно. Хольцману это было известно, но он не знал почему. Ей вроде бы незачем ревновать его. Райан никогда не проявлял честолюбия, по крайней мере не в сфере политики. По всеобщему мнению, он был хорошим человеком. Репортер вспомнил его единственную faux pas <Буквально "ложный шаг", оплошность (фр.).> с Элом "Трентом, которая, по мнению Хольцмана, была подстроена. Теперь у Райана с Трентом были отличные отношения. Для чего могло потребоваться - что могло оказаться таким важным подстроить такое? У Райана было две звезды разведчика - за что, Хольцман так и не сумел узнать. Всего лишь слухи, пять различных вариантов четырех различных событий, причем скорее всего все не соответствуют действительности. Райан не пользовался особой популярностью среди журналистов. Причина заключалась в том, что он никогда не содействовал утечке информации. Воспринимал соблюдение тайны слишком серьезно. С другой стороны, он не пытался заискивать перед средствами массовой информации, и Хольцман уважал всех, кто следовал этому правилу. В одном он был теперь убежден: он серьезно недооценивал антипатию, которую испытывала администрация Фаулера к Райану.
Мной пытаются манипулировать, подумал Хольцман. Это было так же уместно, как павлин на гумне. Разумеется, очень ловко. Ссылка на русских была, наверно, точна. Неспособность Центрального разведывательного управления снабжать Белый дом жизненно важной информацией не являлась новостью. И это, похоже, было правдой. Так где же таится ложь? А есть ли она здесь вообще? Может быть, им хотелось организовать утечку правдивой, но весьма чувствительной информации.., обычным способом. Не в первый раз Хольцман узнавал интересные вещи в северо-западном угловом кабинете западного крыла Белого дома.
Неужели он не сумеет написать статью?
Будет сделано, Бобби, старый друг, сказал себе репортер.
Перелет из Лондона в Вашингтон прошел удивительно гладко. Райан старался побольше спать, а сержант, исполнявший роль стюарда, читал инструкции по монтажу игрушек, которые Джек купил в Англии.
- Эй, сержант, - окликнул его пилот, который вышел в салон, чтобы поразмяться. - Чем это ты занимаешься?