- Не похоже, чтобы Джилл была экстравертом, - заметила я.
- Ее описывают как приятную, умную, но замкнутую в себе.
- А Элизабет?
- Как более открытую, - сказала Эбби. - Такой она, думаю, и была. Иначе не смогла бы успешно работать в торговле.
Блеск газовых фонарей отодвинул сумрак от тротуаров, когда мы шли к стоянке машин на Торговой площади. Плотные облака закрывали луну, и влажный, холодный ветер пронизывал до костей.
- Интересно, чем бы теперь занимались эти пары, будь они живы, какие бы изменения произошли в их жизнях? - проговорила Эбби, уткнув подбородок в воротник и засунув руки в карманы.
- Что, как ты думаешь, делала бы Хенна? - осторожно спросила я ее о сестре.
- Вероятно, она все еще жила бы в Ричмонде. Думаю, мы обе жили бы там.
- Жалеешь, что ты уехала?
- Бывают дни, когда жалею обо всем. С тех пор как не стало Хенны, чувствую себя так, словно у меня нет никакого выбора, ничего не могу делать, как хочу. Будто я живу под гнетом не зависящих от меня обстоятельств.
- У меня другое впечатление. Ты решила работать в "Пост", переехала в федеральный округ Колумбия. Теперь решила написать книгу.
- Мои действия были такими же вынужденными, как и решение Пэт Харви провести пресс-конференцию и предпринять все те шаги, которые ей дорого обошлись, - сказала она.
- Да, ей пришлось делать выбор.
- Когда переживаешь нечто подобное, не осознаешь, что делаешь, если даже считаешь, будто понимаешь происходящее, - продолжала Эбби. - Никто не поймет, что это такое, пока сам не переживет нечто подобное. Чувствуешь себя в изоляции. Например, выходишь куда-нибудь, а люди стараются избегать тебя, опасаются встречаться с тобой взглядом и разговаривать, потому что они не знают, что сказать. Завидев тебя, они шепчутся друг с другом: "Видишь ее, вон там. Ее сестру убили". Или: "Вон Пэт Харви, это ее дочь..." Ощущаешь себя так, будто живешь в пещере, боишься остаться одна, боишься быть с другими, боишься идти спать, боишься просыпаться по утрам, потому что вместе с рассветом возвращается ужас. Мчишься, как черт, изматываешь себя. Оглядываясь назад, вижу: почти все, что я сделала после смерти Хенны, наполовину безумно.
- Мне кажется, ты держалась и действовала исключительно хорошо, искренне сказала я.
- Тебе неизвестно, что я делала. Какие ошибки совершила.
- Садись, я довезу тебя до твоей машины, - предложила я, поскольку мы дошли до Торговой площади.
Доставая ключи, я услышала, как на темном участке стоянки заработал двигатель. Мы уже расположились внутри моего "мерседеса", закрыв дверцы, подняв стекла, и пристегнули ремни, когда рядом с нами остановился "линкольн" и окно водителя опустилось вниз.
Я приоткрыла окно своей машины настолько, чтобы расслышать, что хотел сидевший за рулем мужчина. Он был молод, чисто выбрит, одной рукой пытался удержать карту.
- Прошу прощения, - обезоруживающе улыбнулся он. - Скажите, как отсюда добраться до Шестьдесят четвертой Восточной?
Я почувствовала, как напряглась Эбби, пока я объясняла ему, как проехать.
- Посмотри номер его машины, - торопливо сказала она, когда он тронулся с места. Сама же она полезла в сумочку за ручкой и блокнотом.
- Е-Н-Т-восемь-девять-девять, - быстро прочитала я.
Она записала.
- В чем дело? - взволнованно спросила я.
Эбби посмотрела по сторонам, в поисках его машины, пока я выезжала со стоянки.
- Ты заметила его машину, когда мы подходили к стоянке? - спросила сна.
Я задумалась. Когда мы подошли, стоянка была почти пустой. Я едва заметила машину, стоявшую в слабо освещенном углу, которая могла быть "линкольном".
Об этом я сказала Эбби и добавила:
- Но мне показалось, что в ней никого не было.
- Правильно. Потому что в салоне не горел свет. - Да, света не было.
- Изучал карту в темноте, Кей?
- Точно, - сказала я, пораженная.
- Если он не местный, то как ты объяснишь, что у него на заднем бампере укреплен парковочный знак?
- Парковочный знак? - повторила я.
- У него специальный парковочный знак Вильямсбурга. Такой же знак был у меня несколько лет назад, когда на археологических раскопках, которые вел Мартин Хандред, обнаружили остатки скелета. Я тогда готовила серию репортажей, приходилось много ездить, и парковочный знак позволял мне парковать машину внутри исторического района и около рощи Картера.
- Парень работает здесь и спрашивает, как проехать на Шестьдесят четвертую? - пробормотала я.
- Ты хорошо его рассмотрела? - спросила она.
- Достаточно. Ты думаешь, это тот, кто шел за тобой в ту ночь в Вашингтоне?
- Не знаю. Может быть... Черт возьми, Кей! Я с ума схожу от всего этого!
- Ну хватит, хватит, - решительно проговорила я. - Дай мне этот номер. Посмотрим, что можно сделать.
* * *
На следующее утро мне позвонил Марино и передал шифрованное сообщение.
- Если ты не читала "Пост", лучше пойди и срочно достань.
- С каких пор ты начал читать "Пост"?
- Ни с каких, если есть возможность не читать. Бентон предупредил меня час назад. Перезвони мне позже. Буду в офисе.
Надев утепленный костюм и лыжный жакет, я поехала под ливнем к ближайшей аптеке. Добрых полчаса я просидела в машине с включенной печкой и мерно-монотонно работающими дворниками под холодным дождем. Я пришла в ужас от прочитанного. Несколько раз в голову приходила мысль, что, если Пэт Харви не подаст в суд на Клиффорда Ринга, это сделаю я.
На трех четвертях первой страницы газеты был помещен материал о Деборе Харви, Фреде Чини и других убитых парах. Ничего святого не было сокрыто. Информация Ринга была написана очень доходчивым языком и содержала подробности, о которых не знала даже я.
Незадолго до смерти Дебора Харви поведала одному из друзей свои подозрения, что ее отец был алкоголиком и имел роман со стюардессой, женщиной в два раза моложе его. Очевидно, Дебора подслушала несколько телефонных разговоров отца с любовницей. Она жила в Шарлотте, и, как отмечалось в статье, Харви был у нее в ночь исчезновения дочери и Фреда Чини. Поэтому полиция и миссис Харви не могли разыскать его. Как ни странно, но подозрения Деборы настроили ее не против отца, а против матери, которая, увлеченная собственной карьерой, почти не бывала дома и потому, в глазах Деборы, была повинна в отцовской неверности и пристрастии к алкоголю.