- Должно быть, он узнал, что приедешь ты.
- Необработанных образцов накопилось до потолка. Таковы мои планы на оставшуюся часть дня. Или, по крайней мере, были таковыми.
При этом он вопросительно посмотрел на меня.
- У меня возникло затруднение, надеюсь, ты сможешь помочь мне. Мне нужно разыскать рецепт, который, возможно, был выписан в Ричмонде восемь или около того лет назад.
- В какой аптеке?
- Если бы я знала, - ответила я, пока мы поднимались в лифте на третий этаж, - тогда было бы все куда проще. Придется, образно говоря, организовать телефонный марафон. Собрать как можно больше людей и обзвонить все аптеки в Ричмонде.
- О, Господи! Кей, да их, должно быть, не меньше сотни.
- Сто тридцать три. Я уже сосчитала. Вполне можно управиться. Ты можешь мне помочь?
- Разумеется. - Он выглядел подавленным.
В помощь Филдингу я подключила к этой работе своего администратора Розу, еще одного секретаря и анализатора-компьютерщицу. Мы собрались в конференц-зале со списком аптек. Инструкции были предельно ясны. Никому ни слова о том, чем мы заняты, - ни членам семьи, ни друзьям, ни полиции.
Так как рецепт был восьмилетней давности, а Джилл погибла, была надежда, что рецепты находились не в действующем, а в старом томе дела. Я советовала всем просить фармацевтов проверить по архивным материалам: Если кто-нибудь из них будет уклоняться от выполнения этой просьбы или от выдачи информации, советовала переадресовать разговор с ними ко мне.
Мы разошлись по своим кабинетам. Два часа спустя к моему столу подошла Роза, нежно массируя свое правое ухо.
Она протянула мне листок, не в силах скрыть торжествующей улыбки.
- Аптека на Бульварди-Брод. Там, на имя Джилл Харрингтон, хранятся два закрытых рецепта на либриум.
Она назвала мне даты. - Имя врача?
- Доктор Анна Зеннер, - ответила она. Боже мой!
Скрывая удивление, я поздравила ее.
- Ты бесподобна, Роза. Возьми отгул на вторую половину дня.
- Я в любом случае ухожу в четыре тридцать, а сейчас уже опаздываю.
- Тогда возьми отгул завтра с утра на полдня.
Мне хотелось обнять ее.
- И скажи остальным, что работа закончена. Могут перестать звонить.
- Была ли доктор Зеннер не так давно президентом Ричмондской Академии медицины? - спросила Poза, задумчиво останавливаясь в дверях моего кабинета. - Похоже, я что-то читала о ней. О да. Она еще и музыкант.
- До позапрошлого года она была президентом Академии. И она играет на скрипке в Ричмондском симфоническом оркестре. Тогда ты ее знаешь.
Роза выглядела пораженной.
"Все слишком хорошо", - подумала я, поднимая телефонную трубку.
В тот же вечер мне домой позвонила Анна Зеннер.
- Как видно из газет, ты была занята в последнее время, Кей, - сказала она. - Ты заявляешь о себе?
Интересно, читала ли она "Пост"? В утренней статье было интервью с Хильдой Озимек и ее фотография с подписью "Ясновидящая знала, что все они мертвы". Приводились высказывания родственников и друзей убитых, половину страницы занимала цветная диаграмма, показывающая места, где были найдены машины и тела. Кэмп Пири зловеще обозначался в центре этого участка черепом с перекрещенными костями, словно на пиратской карте.
- У меня все нормально, - ответила я. - Но может стать еще лучше, если ты мне поможешь.
Я объяснила, что меня интересовало.
- Завтра я направлю факсом официальный запрос с указанием статей закона, позволяющих мне затребовать материалы в отношении Джилл.
Это была проформа. Тем не менее, мне казалось неудобным напоминать ей о предоставленных мне законом правах.
- Можешь принести запрос сама. Обедаем в четверг в семь часов?
- Тебе совсем не обязательно беспокоиться...
- Никакого беспокойства, Кей, - мягко перебила она, - я соскучилась по тебе.
Глава 13
Пастельные тона жилых кварталов напомнили мне о Майами-Бич. Дома были окрашены в розовый, желтый, голубой цвета, с отполированными бронзовыми ручками на входных дверях и развевающимися самодельными флагами, вид которых под дождем, перешедшим в снег, казался нелепым.
Движение в час "пик" было ужасным. Мне пришлось дважды объехать квартал, прежде чем я нашла место для стоянки на приемлемом расстоянии от моего любимого винного магазинчика. Я выбрала четыре бутылки вина, две красного и две белого.
Затем поехала вдоль Монумент-авеню, где статуи восседающих на конях генералов Конфедерации нависали над машинами, двигавшимися в призрачно-молочном месиве снега. Летом, посещая Анну, я проезжала по этому маршруту раз в неделю, постепенно мои визиты стали нерегулярными осенью и совершенно прекратились зимой.
Приемный кабинет располагался в доме - приятном старом строении, выкрашенном в белый цвет. Улица была вымощена булыжником, а с наступлением темноты зажигались газовые лампы. Позвонив в дверь и уведомив ее о своем появлении, как делали ее пациенты, я прошла в фойе, ведущее в комнату ожидания. Кожаная мебель стояла вокруг кофейного столика, на котором лежали журналы, старый восточный ковер покрывал паркетный пол. В шкафу, в углу, красовались игрушки для маленьких пациентов. У стены стоял письменный стол, на нем кофеварка, а чуть подальше от стола был камин. В конце длинного коридора распрлагалась кухня, где что-то готовилось, и я вспомнила, что сегодня пропустила ленч.
- Кей, это ты?
Послышался незабываемый голос с сильным немецким акцентом и спешащие мне навстречу торопливые шаги. Затем появилась Анна, которая, вытерев руки о фартук, заключила меня в объятия.
- Ты закрыла за собой дверь?
- Да, ты сама закрываешь дверь после ухода последнего посетителя, Анна, - привыкла говорить я всякий раз.
- Ты мой последний пациент. Я прошла за ней на кухню.
- И все твои пациенты приносят вино?
- Я бы этого не позволила. Но я не готовлю для них. Ради тебя я нарушаю все мои правила.
- Да, - со вздохом сказала я, - смогу ли я отблагодарить тебя?