Несколько минут его слова звучали довольно впечатляюще. Я вспомнил, как люди говорили, что он был совсем неплохим человеком, пока не пошёл работать к Уилме. Он держал маленький бизнес который включал в себя бухгалтерское дело, управление финансовой деятельностью частных лиц и оформление страховки клиентов. Он сам его создал, а когда начал работать на Уилму, она так нагружала его всякого рода нелепыми поручениями и просьбами, что он начал терять других своих клиентов, и в конце концов стал работать на неё, отказавшись от своего офиса, сохраняя за собой так называемый кабинет в её квартире.
- Не думаю, что будет разумно избавляться от меня, Рэнди.
- А я как раз думаю, что это будет разумно.
- Ну вот и поговорили. - я встал, - Я лучше попробую убедить кого-нибудь другого, Рэнди.
Он пожал плечами.
- Конечно, ты можешь поговорить с ней. Я не могу этого остановить, но я совершенно уверен, что она уже приняла своё решение и будет следовать моим рекомендациям. Её адвокаты поддерживают меня. Она могла бы разом выйти из затруднений, продав свою долю в этой компании, но мне не верится, что она захочет отказаться от контроля над ней.
- Это ещё слабо сказано. - Он тоже поднялся, и мы двинулись обратно. Он здорово меня допёк. Я остановил его, схватив за руку. - Ты тут высказывал всякие мнения, Рэнди. Так вот тебе моё: я думаю, что бизнес-менеджер нужен ей настолько же, насколько нужен Гилман Хайес. Ты что-то вроде старшего дворецкого, и бьюсь об заклад, она могла бы найти себе получше и подешевле.
Он посмотрел на меня, потом отвёл взгляд, и лицо его осунулось вокруг рта. Он выдернул свою руку. Я сказал:
- А себя ты включил в эту программу экономии, Рэнди? Или ты страдаешь тем заблуждением, что на тебе всё держится?
Он пошёл прочь от меня, не оглядываясь. Он нёс свои узкие плечи с какой-то странной зажатостью, как будто старался удержать что-то у себя на голове. Если уж я - ненужная статья расходов, то кто же он такой? Я рассмеялся в голос. И почувствовал себя получше. Хотя и ненамного. У меня опять стало мрачно на душе, когда я присоединился к компании, и я попытался придумать какой-то способ воздействия на Уилму. Она так же уязвима, как топор для разделывания мяса. И я прекрасно знал - она ждёт, пока я начну умолять. И это будет конец. Вот тогда-то она заулыбается и пустит в ход нож, наслаждаясь своей работой. Я сидел, оживлённо болтая с этой Мэйвис Докерти, самой большой пустышкой, какую я когда-либо видел, и всё это время пытался придумать рычаг, которым можно было бы раскурочить Уилму. Это всё равно что атаковать памятник Вашингтону с деревянной ложкой. Я выпил чуть многовато, не намериваясь этого делать, а потом выставил себя круглым дураком, рассказав Докерти о положении дел, когда он отвёл меня в сторонку. Не могу я понять большинство этих людей, занимающихся бизнесом. Вроде и дела у них идут как надо, но в такой обстановке они вообще не понимают, что происходит. Кажется, они не видят ножа, торчащего у вас из спины.
Лишь за обедом у меня появилась идея. Произошло это так:
Уилма и Рэнди негромко разговаривали о чем-то. Потом Уилма повысила голос, и по всей комнате было слышно, когда она сказала:
- Ради Бога, перестаньте молоть чепуху и суетиться! - и Рэнди смиренно вернулся к своей тарелке. Как раз в этот момент мне случилось взглянуть на Ноэль Хесс. Я увидел на её лице выражение полнейшего презрения. Этот взгляд захватывал Уилму и Рэнди и, наверное, окружающую местность на добрых полмили окрест. Потом она повернулась, поймала на себе мой взгляд, покраснела и снова принялась за еду.
Не было никакого рычага воздействия на Уилму. Но был первоклассный рычаг в виде миниатюрной брюнетки, при помощи которого я мог заставить Рэнди ходить на задних лапах. Прежде я никогда её особенно не замечал. Она была того неброского типа, который редко меня привлекает. С бледным и худоватым лицом, с длинной верхней губой и довольно маленькими тёмным глазами. Но, проведя более тщательную инвентаризацию, я разглядел в ней то, что мне понравилось. Я быстро порылся в памяти - не говорил ли я ей, или рядом с ней что-нибудь такое, что портило бы мне игру. Нет, на образе Стива Уинсана не было ни единой трещинки. Я задавался вопросом - рассказывала ли Уилма Рэнди про нашу с ней близость. Если да, то, возможно, Рэнди рассказал Ноэли. И, если так, то я могу выбыть из забега ещё раньше, чем откроется барьер на старте. Она так смотрела на Уилму... И она, несомненно, была слишком хорошо осведомлена о постоянных проявлениях неверности со стороны Рэнди, имевших место до того, как Уилма заполучила в своё распоряжение Гилмана Хайеса, осведомлена обо всём ассортименте оказываемых услуг. Внезапно, от всех этих мыслей мне стало немного нехорошо. Мы представляли из себя свору собак, под солнцем трусивших за Уилмой с высунутыми языками. А теперь я попытаюсь ещё больше всё усложнить расчётливым соблазнением. Я спрашивал себя - уж не просыпается ли во мне, с таким опозданием, брезгливость. Человек сначала спасается сам. Возможно, она уже занялась таким интересным делом, как сведение счётов с Рэнди. Хотя, мне почему-то кажется, что она не из таких. Она даже немножко напоминала мне одну девушку, которую я знал по методистской воскресной школе в Дипхейвене, штат Миннесота, в те дни, когда я ходил на занятия с прилизанными волосами, битый час наблюдал за ней и раздумывал - как сказать ей, что я абсолютно убеждён - я стану известным хирургом, и хочу, чтобы она меня дождалась. В те дни, когда я был полон мечтаний и тщеславных помыслов, а девушка была милым, хрупким и дорогим мне созданием.
Я знал, что план мой не ахти. Возможно, это ни к чему меня не приведёт. А даже если и приведёт, нет никакой гарантии, что я смогу заставить её оказывать давление на Рэнди. А если она и согласится на это, и если Рэнди скажет Уилме, что пересмотрел свои взгляды, всё равно Уилма может сказать ему, что она уже приняла решение.
Но, по крайней мере, это был план, и даже если бы он не сработал, он обещал, что уик-энд пройдёт не так скучно.
После обеда мне не представилось походящего случая. Мы с Уилмой как обычно предались игре в кункен, шумной и убийственно серьёзной. Рэнди пребывал в крайнем возбуждении. Эта глупая сучка Докерти танцевала с Культуристом. Остальные играли в слова. А Ноэль, как назло, ушла спать. Я понаблюдал за реакцией Уилмы на танцующих. Казалось, что она их не замечает. Поскольку это была нетипичная реакция со стороны Уилмы, я начал подозревать, что Гилман Хайес может лишиться чего-то большего, нежели моей рекламной поддержки до завершения этого уик-энда.
Один раз, когда Уилма тасовала колоду, я откинулся назад, обводя взглядом полутьму и безмолвие большого зала в тишину, дрожащие пятнышки света на досках настольных игр, стаканы, площадку для танцев, холёные прелести женщин, всех нас, причудливым образом соединённых друг с другом в этой архитектурной композиции, при помощи тепла и тщательно подобранного освещения, а снаружи виднелись озеро и очертания холмов, которые не изменятся и на десятую долю дюйма за время нашей жизни. Окуни будут дрейфовать на глубине у скал, процеживая жабрами холодную воду, и олени будут останавливаться на ночлег на склонах вдали от озера. Но я долгое время шёл по узкой и опасной тропинке, которая становилась всё уже, и чтобы повернуть и пойти обратно требовалась способность балансировать, которой я не обладал.
- Очнитесь, мрачная личность, - сказала Уилма. - Возьмите эту скучную карту.
Я взял, и мне пришлось всматриваться в неё дольше обычного, прежде чем я разглядел, что это шестёрка пик, и что она так удачно ложилась к другим шестёркам, что я мог перейти к семёркам.
Утром, когда я проснулся с привкусом барбитурата во рту, потребовался обычный холодный душ и обычный декседрин, чтобы мой мотор заработал без перебоев. Я подозревал, что этот день будет посвящён тренировке мышц. Уилма любит изматывать своих гостей. Она считает, что если сумеет отправить их обратно в город с ломотой в теле, они запомнят это как хорошее времяпровождение. Было тепло, завтрак на террасе, под солнцем, был замечателен, а ещё лучше было то, что мне удалось сесть за один стол с Ноэль. Я тщательно продумал этот гамбит. Мне предстояло возбудить в ней любопытство ко мне как к личности, и в этом должен был содержаться прозрачный намёк на то, что я не такой как все.
После нескольких банальностей я дождался нужного мне молчания и сказал:
- Имя в своём распоряжении несколько тысячелетий для селекционного разведения, Ноэль, я смог бы по-настоящему усовершенствовать род человеческий. Я размышлял над этим прошлой ночью.
- Усовершенствовать?
- Мы должны быть устроены как ящерицы. После того, как вы становитесь чуть старшее и мудрее, вы сбрасываете кожу и становитесь кем-то другим. Вы становитесь улучшенной версией себя самого. При нынешнем положении дел, если вы изменяетесь, как это неизбежно происходит с людьми, вас всё равно тянет назад ваша прежняя жизнь, то, как вы всегда выглядели. Едва ли это справедливо.
Я увидел пробуждающийся интерес в её глазах и в то же самое время увидел, что глаза её красивого оттенка карего, совсем тёмного карего, который, наверное, виден только на солнце, с крошечными золотистыми хлопьями вокруг зрачков.
- А в кого вы хотели бы преобразиться, Стив?
- Ещё не решил. Просто в кого-нибудь другого. На данном этапе я эдакий смышлёный молодой человек в отставке. Не могу позволить себе усталого вида. Должен быстро бегать. Вроде как поддерживать имидж. А как насчёт вас?
- Наверное, это очень по-женски, Стив, но мне хотелось бы быть большой, золотистой и блестящей, а не какой-то ... коричневой мышкой. Я слишком много времени просиживаю по углам, слишком много наблюдаю и слишком много думаю. Возможно, я просто хочу стать частью действия.
Я позволил себе презрительный взгляд.
- Этого действия?
- Нет, не этого действия. Это уже себя исчерпало. Мне хочется более динамичного действия. Нового, свежего, с литаврами и барабанами.
- Я займусь вашим заказом. Подключу прессу. Мы набьем зал до отказа.
И я посмотрел ей в глаза, очень серьёзно и сосредоточено и увидел, что её глаза слегка расширились, прежде чем она отвела взгляд, увидел, как слегка порозовело её горло, и понял, что вызвал в ней внимание к своей персоне и любопытство. Это тонкая тактика - держаться очень близко к тому, во что ты на самом деле веришь, потому что таким образом можно добиться ощущения искренности и подлинности, которые недостижимы, если вы избираете слишком беллетризованный подход. С ней не придётся особенно возиться. Она слишком запуталась и устала от своей жизни, Рэнди, Уилмы и себя самой. Тут не требовалось какой-то стрельбы с трюками. Можно было стрелять почти вслепую и при этом угодить в самое яблочко. На короткое время у меня возникла мысль, что не стоит этого делать, потому что это было слишком просто. Но человек должен спасаться всеми доступными ему способами.
Позднее, во время утреннего купания, после того, как я свалил Хайеса с лыж, у меня появилась возможность растянуться на причале и поговорить с ней ещё немного. Поразглагольствовать насчёт пустоты и искусственности нашего специфического сегмента цивилизации. Необходимости возвращения к чему-то чистому и честному. Никакой честности не осталось. Одни уловки. Я видел у неё всё признаки растущей бесшабашности. Даже в её походке сквозило осознание чего-то, связанного со мной и с ней. Она начинала пылать изнутри, и от этого смягчился её рот, и она стала чаще смеяться. А ещё это побуждало её всё чаще прикладываться к спиртному. И Рэнди очень помог мне, тем рвением, с какой он относился к маленьким поручениям Уилмы. А она давала их великое множество.
Игра в крокет являла собой полную неразбериху. Пол Докерти напился так, что это даже вселяло некоторую тревогу. Причём было очевидно, что его подтолкнуло к этому Общество Взаимного Восхищения Мэйвис-Хайес. Мы с Ноэль обменивались сочувственными взглядами, ироническими улыбками, и, всё чаще, лёгкими ободряющими прикосновениями. Ленч был поздний и сопровождался обильными возлияниями, и народ мало-помалу погружался в дремотное состояние, набираясь сил для предстоящего вечера, я попросил Хосе найти мне термос, приготовил порцию виски с содовой и сказал Ноэль, что на озере есть место, которое я хотел ей показать. Это был решающий ход. Она согласилась с готовностью, почти поспешно, мы спустились, я взял одну из моторных лодок и вскружил ей голову скоростью, крутыми виражами и плеском воды за бортом. Я доставил её к маленькому островку, перелез через борт, вытащил лодку на берег и помог ей выбраться на поросший травой берег возле знакомых зарослей сумаха.
Она сплошь состояла из зон сопротивления. Одни были убаюканы словами, другие умиротворены ласками. А какие-то растаяли при помощи термоса. Мы были в полном одиночестве, лодку не было видно из дома, перед нами были вода и горы. Капитуляция, хотя и откладываемая, была неизбежна. И я вдруг обнаружил, что она полна неистовства, что у неё слишком много слёз, слишком много сбивчивых слов для обозначения постоянства, которых я не ожидал от неё, и которых не хотел. Это вызвало у меня тревожное, смутное, нервозное ощущение того, что я зашёл слишком далеко. Прежде она никогда не изменяла Рэнди. И была убеждена, что теперь мы вместе навсегда, и знала, что это рациональное обоснование. Она не находила оправдания для того, что она себе позволила, так что ей нужно было повесить на это ярлык большой любви. Я знал, что не смогу без конца отмалчиваться насчёт всех этих "вместе на веки вечные". Я видел в её глазах зарождавшееся подозрение. Так что мне пришлось подхватить эту тему. Я сказал ей, что, к несчастью, моё материальное благополучие временно связано с Рэнди, Уилмой и остальными, так что нам придётся вести себя очень осторожно, как следует всё обдумать, избегать скоропалительных шагов.
- Но это действительно случилось, милый, - сказала она, улыбаясь мне.
- Действительно.
- Я никак не ожидала найти тебя здесь. Я так долго тебя ждала. Очень, очень долго, Стив.
- Меня это тоже удивило, - сказал я в порыве откровенности.
- Но мы будем вместе.
- Как только сможем всё устроить, не загубив на корню мой бизнес .
- Пусть она забирает его. На здоровье. Я отдаю его. Он - бесполезная вещь, Стив. Давно уже ею стал. Он забрёл в паутину, и она опутала его, а когда он уже не мог пошевелиться, она высосала из него все соки. Ты мужчина, Стив. Он уже давно не мужчина. О, я так рада, что мы нашли друг друга. Обними меня покрепче, Стив. Помнишь, что ты сказал этим утром? Ты знаешь - я сбросила кожу. Я вся золотистая и блестящая. Я больше не коричневая мышка.
- Новая кожа великолепна. Она мне нравится. Она лучше прежней. Сверхмягкая. Сверхтонкая. С бессрочной гарантией прочности.
- Перестань меня разглядывать. Ты меня в краску вгоняешь.
- Ммммм, по-моему, краснеть ты начинаешь вот отсюда.
- Стив!
Мы оставались там до летних сумерек, пока светило солнце. И пока не закончилось содержимое термоса; наши тела становились всё тяжёлей и медлительней от сладостной истомы любви на свежем воздухе. Мне было кто-то не по себе от этого подразумеваемого вступления в договорные отношения на веки вечные. Но это был плод на ветке, которому случилось расти в пределах досягаемости. И я мог без конца тянуть время, под предлогами, которые поначалу будут казаться очень убедительными, а постепенно будут становиться менее убедительными, и в конечном счёте превратятся в некую условность, которую мы сохраним в качестве рационального обоснования формулы "когда-нибудь". И, в конечном счёте, это прекратится, как прекращались у меня подобные вещи прежде, и как они будут прекращаться снова, потому что удовольствие без цели само себя подпитывает до тех пор, пока не исчерпает себя и не станет мёртвой вещью.