– Ты, мерзкий святоша! Ты отвечаешь перед тем же мастером, что и я. За это ты сгниешь живьем!
Уоррик стоял очень прямо. Можно было буквально увидеть, как он ожидает своей пытки. Он стоял, в белом сиянии, и выглядел именно так, как полагается святому воину. На его лице был покой, в прекрасных глазах – мир.
Сила Иветт хлынула вперед, и краешком задела мня. Но Уоррик стоял на прежнем месте, целый и чистый. Ничего не произошло. Иветт развернулась к нам.
– Кто ему помогает? Кто защищает его от меня?
Я, кажется, поняла, что только что случилось.
– Никто ему не помогает, Иветт, – ответила я, – он мастер вампиров, и ты больше не можешь причинить ему вред.
– Да что ты говоришь! Он мой! И я могу делать с ним все, что пожелаю. Он всегда был моим.
– А теперь – нет, – сказала я.
Уоррик улыбнулся, у него просветлело лицо.
– Господь освободил меня от тебя, Иветт. Он, наконец, простил мне падение. Мое вожделение к твоей белой плоти вело меня в ад. Теперь я свободен от тебя.
– Нет! – крикнула она. – Нет!
– Похоже, наш брат по совету ограничивал силу Уоррика, – сказал Странник. – Точно так же, как он давал силу тебе, Иветт, он отнимал ее у него.
– Это невозможно! – сказала она. – Мы сожжем этот город дотла и возьмем ответственность на себя. Мы покажем им всем, что мы монстры.
– Нет, Иветт, – сказал Уоррик, – не покажем.
– Ты мне для этого не нужен, – сказала она, – я и сама могу быть монстром. Уверена, что найдется репортер, которого я смогу приласкать. Я сгнию прямо перед объективом, прямо на нем. Я не подведу нашего мастера. Я буду таким чудовищем, каким он хочет нас видеть. Монстром, который живет во всех нас.
Она протянула руку Гарри.
– Пойдем, найдем своих жертв во всех людных местах.
– Мы не можем этого допустить, – сказал Странник.
– Да, – подтвердил Падма, с помощью Гидеона и Томаса вставая на ноги. – Мы не можем этого допустить.
– Да, – сказал Уоррик, – мы не можем дать ей соблазнить еще кого-нибудь. Хватит.
– Нет, не хватит. И никогда не хватит. Я найду тебе лучшую замену, Уоррик. Я могу заново создать тебя. Из того, кто будет для меня слугой на все времена.
Он медленно покачал головой.
– Я не могу позволить тебе украсть душу у еще одного человека. Я не брошу еще одного несчастного в ад твоих объятий.
– Я думала, ты боишься этого ада, – сказала Иветт. – Века боязни, что ты сгоришь в наказание за свои преступления.
Она распалялась, повышая голос:
– Веками я слушала твое нытье про утраченную чистоту, потерю благодати и ждущие тебя наказания.
– Я больше не боюсь своего наказания, Иветт.
– Потому что думаешь, что прощен, – сказала она.
Он покачал головой.
– Бог знает, прощен ли я истинно, но если я буду наказан, то заслужил это. Как все мы. Я не могу позволить тебе найти другую грешную душу вместо меня.
Она скользнула к нему, запустив пальцы в его белую тунику. Я потеряла ее из виду за его широкой спиной, и когда она обошла его и появилась с другой стороны, она начала разлагаться. Она скользила гниющими руками по его белому одеянию, оставляя черно-зеленые слизистые следы. Она рассмеялась, и покрытое язвами лицо искривила гримаса.
– Что с ней происходит? – прошептал Ричард.
– Она сама, – ответила я.
– Ты вернешься со мной во Францию. Ты будешь служить мне, даже если теперь ты мастер. Если кто и может принести такую жертву, то это ты, Уоррик.
– Нет, – ответил он. – Если бы я действительно был тверд и достоин Божьей благодати, то вернулся бы с тобой. Но я не так силен.
Она обвила гниющие руки вокруг его талии и улыбнулась ему. Ее тело разрушалось, истекало темной вязкой жидкостью прямо на белое совершенное платье. Густые белые волосы высохли прямо у нас на глазах, превратившись в блеклую солому.
– Тогда поцелуй меня, Уоррик. Всего один последний раз. Я должна найти тебе замену еще до рассвета.
Он обхватил ее руками, закрыв длинными белыми полами балахона, и прижал к себе.
– Нет, Иветт, нет.
Он смотрел на нее сверху вниз, и на его лице появилось что-то, очень похожее на нежность.
– Прости меня, – сказал он очень тихо.
И он вытянул руки перед собой.
Из ладоней вырвался огонь, странного бледного цвета, светлее, чем языки горящего газа.
Иветт оглянулась и обратила свое почти разложившееся лицо к огню.
– О, ты не посмеешь, – сказала она.
Уоррик приблизил к ней руки. Первым загорелось ее платье. Она закричала.
– Не будь идиотом, Уоррик! Отпусти меня!
Но он не слышал ее, и когда огонь коснулся ее плоти, она вспыхнула, будто была пропитана бензином. Она загорелась ярким голубым огнем. Дико закричав, она начала биться, но он крепко прижал ее к своей груди. Она не могла сбить языки пламени даже с рук.
Огонь окутал Уоррика синим нимбом, но он не горел. Он стоял, как желто-белое изваяние посреди синего огня, и действительно был чертовски похож на святого. На что-то святое, чудесное и ужасное одновременно. Он стоял, сияя, а Иветт начала чернеть и рассыпаться у него в руках. Он улыбнулся нам.