Я тронула галстук с черным рисунком.
– Охотно верю.
Но это его не задело. Он распахнул дверь в комнату отряда и провозгласил:
– Красота пред старостью. (перевернутое выражение от Age before beauty, pearls before swine– дословно: Годы перед красотой, бисер перед свиньями – прим. Cara)
Наступила моя очередь хмуриться.
– Что ты задумал, Зебровски?
Он посмотрел на меня невинными глазами.
– Я? Задумал?
Я покачала головой и вошла в дверь. На каждом столе сидел игрушечный пингвин. Никто из сотрудников не обращал на меня внимания – они говорили по телефону, разбирали файлы, работали на своих компьютерах, но у каждого на столе был пингвин. Прошел почти год с тех пор, как Дольф и Зебровски увидели мою коллекцию. Издевательств сразу не последовало, и я решила, что спасена. Когда Зербовски вернулся после болезни в начале года, пингвины стали появляться в самое неподходящее время: на сидении моей машины, в моем багажнике. Должно быть, они уже истратили пару сотен долларов на все это.
Я все еще не знала, как реагировать на это. Игнорировать? Сделать вид, что нет тут никаких пингвинов? Собрать их и забрать домой? Взбеситься? Если бы я знала, что заставит их прекратить шутки, давно бы это сделала. Я уже пыталась игнорировать и собирать, но безрезультатно. К тому же казалось, что будет еще хуже. Я подозревала, что они готовят грандиозную кульминацию. Не уверена, что мне интересно знать, что именно.
– Рада видеть всех такими энергичными в три часа ночи.
– Не жалеем ни сил, ни времени, – сказал Зебровски.
– Где Дольф?
– В комнате для допросов с нашей потерпевшей.
Что-то в его словах заставило меня посмотреть на него.
– Дольф назвал ее по телефону “предполагаемой” потерпевшей. Почему ей никто не верит?
Он улыбнулся.
– Дольф взбесится, если я тебе расскажу.
Он ткнул в меня пальцем.
– Ступай, девочка. У нас есть кое-кто, с кем тебе надо встретиться.
Я нахмурилась.
– Если это очередная шутка, я собираюсь очень сильно рассердиться.
Он придержал передо мной дверь.
– Мы расстроили твое свидание с Графом Дракулой?
– Не твоего ума дело.
Дружное “о-о-о” пронеслось по комнате. Под общие возгласы я вышла в дверь. Некоторые предложения были слишком грубыми, а одно – физически невозможно даже с вампиром. Все это сексуальное неудовлетворение или просто принадлежность к мужскому полу, разница небольшая. Я снова заглянула в дверь и сказала:
– Вы все просто ревнуете.
Это вызвало еще больше свиста.
Зебровски ждал меня на лестнице.
– Не знаю, откуда будет лучше видно твои ноги, если я пойду перед тобой и буду оглядываться, или за тобой? Я думаю, впереди будет лучше.
– Успокойся, Зебровски, или я все расскажу Кэти.
– Она и так знает, что я страшный развратник.
Он пошел вниз по лестнице, глядя назад на меня.
Я спускалась по лестнице, натягивая платье вниз, насколько это возможно. Когда у вас достаточно узкое короткое платье, даже если это удобно для ношения пистолета, вы либо чувствуете себя комфортно под пристальными мужскими взглядами, либо так не одеваетесь.
– Как только ты убедил Кэти встречаться с тобой и даже выйти за тебя?
– Я ее напоил, – ответил он.
Я рассмеялась.
– Расспрошу ее в следующий раз за ужином.
Он ухмыльнулся.
– Она расскажет тебе слезливую историю – что-нибудь романтичное и глупое. Не верь ей.
Он остановился перед первой комнатой для допросов и осторожно постучал.
Дольф открыл дверь и заполнил собой весь проем. Он был не просто высокий, а огромный, как профессиональный борец. Его галстук был завязан идеально, белый накрахмаленный воротник плотно прилегал к шее, на серых брюках все еще были видны стрелки. Единственной уступкой жаре и позднему времени были длинные белые рукава рубашки на виду. Он был без пиджака. А уж те разы, когда я видела Дольфа в рубашке с короткими рукавами, можно было вообще пересчитать по пальцам одной руки.
У всех копов великолепно получается скучающее лицо, или пустое лицо, у некоторых даже почти довольные лица, но у каждого в запасе есть лицо непроницаемое. Пустота поселяется в их глазах и скрывает все секреты. Дольф выглядит непроницаемым, когда ведет допрос. Сейчас же он был очень рассержен. Я никогда не видела его столь явно раздраженным на допросе.
– В чем дело? – спросила я.
Он закрыл за собой дверь, вышел в коридор и покачал головой.
– Не знаю, за что мне это.
– Рассказывай, – сказала я.
Его взгляд скользнул по моей одежде, словно он только что ее заметил. Он выдавил из себя некое подобие улыбки.
– Кое-кто оказывает пагубное влияние на твой гардероб.