В ее глазах появилось выражение, которое внезапно заставило меня почувствовать себя слишком молодой или, возможно, наивной.
– Ты разденешься и устроишь ему сюрприз, и он не выгонит тебя. Не может быть такой ярости без страсти. Он хочет тебя так же сильно, как ты хочешь его. Согласись, подружка.
Я покачала головой.
Она вздохнула.
– Почему нет?
– Тысяча причин, но главным образом, Жан-Клод.
– Да бросай ты его, – сказала она.
Я рассмеялась.
– Ага, конечно!
– Он что, действительно так хорош? Настолько хорош, что ты не можешь от него отказаться?
Я думала об этом целую минуту и не знала, что сказать. Наконец, это свелось к одной фразе, и я сказала ее вслух.
– Я не уверена, что в мире хватит белых роз, чтобы заставить меня забыть Ричарда. – Я подняла руку прежде, чем она смогла меня перебить. – Но я не уверена, что во всей вечности хватит уютных вечеров, чтобы заставить меня забыть Жан-Клода.
Она села прямо, глядя на меня. Почти скорбное выражение заполнило ее глаза.
– Ты действительно так думаешь, да?
– Ага, – сказала я.
Ронни покачала головой.
– Господи, Анита, ты такая испорченная.
Это заставило меня рассмеяться, потому что она была права. Над этим можно было или плакать, или смеяться, а я уже истратила на Ричарда весь свой дневной запас слез.
Зазвонил телефон, и я подскочила. Теперь, когда опасность миновала, я могла позволить себе быть нервной. Я пошла на кухню и сняла трубку там. Прежде, чем я успела ответить, раздался голос Дольфа:
– Анита, ты в порядке?
– Полицейская “голубиная почта” даже быстрее, чем я думала, – сказала я.
– О чем ты говоришь?
Я рассказала ему то же, что сказала оператору 911.
– Я не знал, – сказал Дольф.
– Тогда почему ты хотел знать, в порядке ли я?
– Этим утром чуть ли не все принадлежащие вампирам деловые помещения или городские дома подверглись нападению примерно в то же время. Церковь Вечной Жизни забросали зажигательными бомбами, и по всему городу были одиночные нападения на не-вампиров.
Страх промчался по мне как хорошее шампанское, ненужный адреналин, который некуда выплеснуть. У меня было много друзей среди неумерших, не только Жан-Клод.
– “Мертвый Дэйв”, на него напали?
– Я знаю, что Дэйва выкинули из полиции после того, как он... умер, но мы приглядываем за нашими. В его баре поставили охрану в форме, пока мы не выясним, что, черт возьми, происходит. Мы поймали поджигателя до того, как он успел натворить больше, чем закоптить наружную стену.
Я знала, что в Цирке остались только “плохие” вампы, но Дольф этого не знал. Он счел бы странным, если я бы не спросила.
– Цирк?
– Они сами отбили пару поджигателей. Почему ты не спросила сначала о любви всей твоей жизни, Анита? Разве он не дома?
Дольф спрашивал так, словно уже знал – а это могло означать, что он действительно уже знал, или что он просто выуживал информацию. Но я была почти уверена, что прислужники совета не скажут всю правду. Полуправду, это да.
– Жан-Клод остался вчера вечером.
Молчание на этот раз было еще более напряженным, чем раньше. Я позволила ему перерасти во что-то достаточно плотное и неприятное, чтобы задохнуться. Не знаю, как долго мы слушали дыхание друг друга, но первым сломался Дольф.
– Ему повезло. Ты знала, что это произойдет?
Это выбило меня с защитных позиций. Если он думал, что я утаила от него что-то настолько важное, неудивительно, что он был взбешен.
– Нет, Дольф, клянусь, я понятия не имела.
– А твой дружок?
Я задумалась на секунду.
– Не думаю, но я спрошу, когда он встанет.
– Ты имеешь в виду, воскреснет из мертвых?
– Да, Дольф, – сказала я, – именно это я и имею в виду.
– Ты думаешь, он мог знать обо всем этом дерьме и не сказать тебе?
– Вероятно, нет, но у него есть свои заморочки.
– И ты все же встречаешься с ним... Я просто не понимаю, Анита.
– Если бы я могла объяснить это так, чтобы это имело смысл для тебя, Дольф, я бы так и сделала, но я не могу.
Он вздохнул.
– У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, почему кто-то нападает сегодня на всех монстров?