Я посмотрела на него, качая головой. Я отняла руку назад:
– Не думаю.
Натаниель начал что-то говорить, но Стивен положил палец ему на губы.
– Нет, Натаниель. – Как будто он знал, что тот собирался сказать. Но он не мог знать наверняка, не так ли? Я могла бы в это поверить, если б Натаниель был из стаи, но он не был.
– Закрой глаза, – сказал Стивен.
– Ага, щас! – сказала я.
– У нас нет времени для этого, – сказал Кевин.
– Он прав, – сказал Тедди. – Я понимаю ваше естественное нежелание, но копы в конце концов постучат в дверь.
Если Натаниель не сможет уехать с нами, придется оставлять с ним людей для охраны, а значит, снова подвергать их опасности. Если мы будем все вместе где-нибудь еще, по крайней мере, мы не поставим под удар невинных полицейских, хотя большинство копов передернуло бы, если назвать их невинными.
Я глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
– Ладно, что у тебя за идея?
– Закрой глаза, – сказал Стивен.
Я нахмурилась на него. Он выглядел терпеливым, почти мученически терпеливым, и я закрыла глаза. Он взял мою руку в свои ладони, и пока он не начал мягко разжимать мои пальцы, я не понимала, что сжала ее в кулак. Он начал массировать мою руку.
Я сказала:
– Перестань.
– Тогда расслабься, – сказал он. – Больно не будет.
– Я не боюсь, что будет больно, – сказала я.
Он передвинулся и встал за моей спиной, так близко, что подол халата касался моих ног.
– Но ты все еще напугана, – его голос упал почти до шепота. – Ты можешь использовать этот страх, чтобы вызвать силу?
Кровь стучала у меня в висках, и я была напугана, но это был не тот страх. Страх, который овладевает вами в критических ситуациях, может вызвать энергию почти без усилия. Это же был страх, который удерживает вас от прыжка из исправного самолета даже при том, что вы решили это сделать. Не нездоровый страх, который в случае необходимости прикрывает спину.
– Нет, – сказала я.
– Тогда давай от него избавимся, – сказал он. Он мягко коснулся моих рук и усадил меня на край постели.
Натаниель издал короткий протестующий звук, как будто это причинило ему боль.
Я открыла глаза, и Стивен сказал:
– Закрой.
Это было самым близким к приказу, что я когда-либо от него слышала. Я послушно закрыла глаза.
Он взял мои руки и приложил кончики пальцев к обеим сторонам лица Натаниеля.
– Кожа на висках такая мягкая. – Он провел мои пальцы мягким зигзагообразным движением по лицу Натаниеля, пальцы скользили с двух сторон, как будто я была слепой и старалась запомнить его черты.
Он передвинул мои руки в волосы Натаниеля. Они были шелковистыми, невероятно мягкими. Как атлас на ощупь. Я погрузила руки в это мягкое тепло, опустила в них лицо и вдохнула их аромат. Там был слабый медицинский запах. Я зарылась лицом в атласный пух его волос и нашла под этим всем его собственный запах. Он пах ванилью, а еще ниже был аромат леса, полей, и меха. Он не принадлежал к стае, но запах был похож. От него пахло домом. Что-то щелкнуло глубоко внутри меня, словно нажали на выключатель.
Я открыла глаза и знала, что делать, как делать, я хотела это сделать. Очень смутно я осознавала, что Стивен давно убрал руки.
Я посмотрела вниз, в сиреневые глаза Натаниеля, и нагнулась к этому изумительному взгляду. Я коснулась его губ моими в целомудренном поцелуе, и одно легкое прикосновение принесло силу теплым, покалывающим кожу потоком. Она изливалась из меня как вода, теплая, успокаивающая, наполняющая. Но одной силы было не достаточно. Нужно было направить ее, руководить ею, и я знала, как это сделать, как будто делала это раньше. Я не подвергала это сомнению, не хотела спрашивать.
Я попробовала провести рукой по его груди, но ее закрывал халат. Натаниель был маленьким, как Стивен, как я. Халат был завязан спереди, не сзади. Моя рука нашла вырез и заскользила по голой коже. Скользила, пока я не нащупала рану.
Я села верхом на ноги Натаниеля. Он издал еще один короткий болезненный звук, и мне это понравилось. Я встала на колени, так что мои ноги касались его тела только внутренней поверхностью бедер. Я стащила с него простыню и развязала халат, обнажая его. Швы выделялись на его бледной коже тонкой темной линией, которая бежала от одного бедра до другого. Жуткая рана, смертельная рана.
Ниже талии на нем ничего не было. Больницы всегда раздевают нас, оставляя нас такими беззащитными, насколько это возможно. Вид его обнаженного тела должен был остановить меня на моем пути. В какой-то степени, это шокировало меня. Я не ожидала такого, но было слишком поздно. Силе было все равно. Я легко провела пальцами по швам.
Натаниель закричал, только отчасти от боли. Он был в полу-эрекции еще до того, как я опустила лицо ко швам. Я облизала рану, как собака, долгой, медленной лаской. Он был больше, чем в полу-эрекции, когда я подняла лицо, чтобы видеть его глаза, смотрящие вниз на меня. Я знала в тот момент, что могла бы иметь его, что он хотел, чтобы я сделала этот последний шаг.
Я чувствовала остальных в комнате будто гул энергии, вибрирующий фон к энергии внутри меня. Я никогда не интересовалась случайным сексом, но запах и ощущение тела Натаниеля это почти пересилили. Я никогда в жизни так не хотела незнакомца. Но желание – это только соблазн. Вы не обязаны ему поддаваться. Я поднялась над ним на коленях, положила ладони на гладкие бедра, провела руками к середине раны. Когда мои руки соприкоснулись, я положила их одну на другую и нажала. Не мышцами или плотью, а энергией. Я посылала эту теплую, растущую силу в его тело.
Он задохнулся, спина выгнулась подо мной, руки сжались на моих предплечьях, пальцы содрогались на моей голой коже.
Это было похоже на сглаживание дефектов у зомби, только эта плоть была теплой и живой, и я не могла видеть воочию то, что исправляла. Но я могла это чувствовать. Я могла чувствовать его тело, гладкое и твердое, лаская места, которых не должны были касаться никакие руки. Перекатывая их в моих пальцах, наполняя его растущим, стремительным теплом из глубины меня. Оно лилось из моих рук, моих ладоней – в него. Тепло разливалось по его телу, по моему телу, пока не стало похоже на жар, бежало по коже, соединяя наши тела в единство тепла и плоти, и прилив энергии все усиливался. Сила росла, пока я не закрыла глаза, но даже тьма была пробита яркостью, белыми цветами, взрывающимися под веками.
Мое дыхание стало прерывистым, слишком быстрым, поверхностным. Я открыла глаза и посмотрела на лицо Натаниеля. Его дыхание было таким же, как мое. Я заставила нас замедлиться, заставила его дыхание замедлиться. Я могла чувствовать его сердце, как будто я ласкала его, держала в руках. Я могла бы коснуться любой его части. Я могла бы забрать любую его часть. Я чувствовала запах крови под его кожей и хотела попробовать ее на вкус.
Он был уже здоров, когда я опустилась на него, прижала губы к его губам. Я повернула его лицо на бок и целовала шею, пока не почувствовала биение пульса под кожей. Я лизнула кожу, но этого было мало. Я поместила губы над бьющейся жилкой и мягко прикусила кожу, пока не смогла держать ее, трепещущую, во рту. Я хотела укусить глубже и сильнее, пока не потечет кровь. Я хотела этого. Я смутно осознавала, что Жан-Клод проснулся. Это его голод я чувствовала, его нужду. Но не его нужда заставляла меня оседлать тело Натаниеля. Даже не моя.
Я помнила тело Натаниеля, а я никогда не встречала его прежде. Я знала его на вкус. Чувствовала его, как может чувствовать только давний любовник. Не мои воспоминания. Не моя энергия.
Я соскользнула с Натаниеля, попыталась сползти с кровати, и упала на колени. Я не могла встать, не сразу. Ричард сказал, пока существует стая, Райна не уйдет. Я не понимала, что он имел в виду, до сих пор. Я вызвала суку из ада, привела ее, и очень хорошо проводила время, делая это.
Но я знала кое-что еще, что-то такое, чего Райна не делала. Я не могла бы упрекнуть ее за это. Я знала, как излечить тело Натаниеля, но я также знала, как порвать его на части. Все, что вы можете починить, вы можете сломать. Когда я держала его сердце своей бесплотной рукой, в какую-то долю секунды, во мне проснулось темное побуждение сжать эту руку, сокрушить эту пульсирующую, бьющуюся мышцу, пока не вытечет кровь и его жизнь не остановится. Момент, мгновение ока, порыв настолько злобный, что испугал даже меня. Я хотела бы обвинить в нем суку из ада, но что-то говорило мне, что эта частица тьмы была целиком моей. И только рука Стивена, зажавшая мне рот, удержала меня от вопля.
Ладонь Стивена заглушила вопль и превратила его в стон. Он прижал меня к себе так крепко, будто боялся того, что я натворю, если вырвусь. Я не была настолько уверена в себе. Больше всего на свете мне хотелось сбежать. Бежать, пока не избавлюсь от мыслей, от ощущений, от всего, что во мне поднялось. Но, как и Ричард, я не могла сбежать от себя самой. Эта мысль заставила меня перестать вырываться и замереть в руках у Стивена.
– Ты как, нормально? – спросил он мягко.
Я кивнула.
Его рука отодвинулась от моих губ, медленно, как будто он не был уверен, что я услышала или поняла его.
Я осела в его руках, почти опустившись на пол.
Он погладил мое лицо, несколько раз, как успокаивают больного ребенка. Он не спрашивал, что было не так. Никто из них не спрашивал.