— Я скажу ему, что буду поститься за него, — великодушно предложила Владка, готовая к самопожертвованию.
— Нет, нет… — матушка покраснела, — это невозможно.
Однако девчонки уже не слушали ее. Сабина, Владка, Геля выбежали на двор. Через минуту они вернулись, таща огромный мешок. Владка, вспотевшая и запыхавшаяся, начала развязывать мешок, приговаривая:
— Сам господь бог ниспослал нам этого пьянчужку, За всю морковь и брюкву он запросил восемь злотых. Да еще сказал, что даст нам бесплатно овсяной соломы со своей повозки.
Матушка, нервно теребя платок, еле выдавила из себя:
— Унесите это как можно быстрее!
— О, смотрите, какая сладкая! — наслаждалась Сабина, пихая за обе щеки грязную неочищенную морковку. — Настоящая каротелька.
— Унесите это сейчас же!
Девчата, с радостным визгом склонившиеся над мешком и рывшиеся в моркови, выпрямились,
— Почему унести? Что вы говорите?
В дверях появилась Казя с корзиной, наполненной серыми брюквенными головками.
— Вот принесла. Оттащить в подвал?..
— Почему матушка не хочет купить морковь? — возбужденно кричали рассерженные воспитанницы.
— Что случилось? — спросила Казя.
— Матушка велит отдать все это назад гуралу.
— Как так? — Казя шумно опустила корзину на пол. — Ведь матушка знает, что запасов в подвале не хватит даже на месяц. А он возьмет столько, сколько мы ему дадим. Сказал, что хочет сделать добро для сирот.
— Деньги, предназначенные на ваше содержание, кончились, — с трудом шевеля губами, пояснила матушка. — Поэтому мы должны экономить.
— Как это — на наше содержание? — сунула и я свой нос. — А на содержание сестер? Ведь сестры тоже должны есть!
— Вот потому-то и сестры тоже экономят. Мы — нищенствующий монашеский орден. Нашей обязанностью является покорно сносить все, что посылает нам судьба. Ваше страстное упорство…
— Геля, бери мешок. Отнесем его в подвал, — прервала настоятельницу Сабина.
— Я категорически запрещаю, — матушка придержала Гельку за руку и с усилием добавила: — Не можем мы лишаться последних злотых. Завтра пойдем в гмину[14].Может быть, достанем картофеля.
Но на все ее доводы Сабина ответила тоном хозяйки, которой поручено кормление целой семьи:
— Пусть матушка идет в свою келью. Мы скажем ему, чтобы пришел за деньгами через две недели.
И матушка, почувствовав себя лишней, рванулась к келье так поспешно, словно она убегала от корзины с брюквой и мешка моркови, вокруг которых плясали радостные воспитанницы.
— Что мы теперь будем делать? — спросила Владка, грызя кончик карандаша.
Были часы медитации[15]. Сестра Алоиза продиктовала нам тему для сочинения на великий пост: "Какие мысли возбуждают во мне образы двух разбойников?"[16], раздала листки бумаги и ушла в келью.
— Ведь кажется, ему было сказано, что он получит деньги через две недели, — продолжала Владка.
— Как это "кажется"? — запротестовала Сабина. — Сказано было — и нужно заплатить.
— А откуда мы возьмем деньги?
Вошла сестра Алоиза.
— Прошу вас не отвлекаться от сочинения. Казя, над чем задумалась?
— Над тем, что этому доброму разбойнику должно было быть немного неприятно…
— Остановись, дитя, что говоришь ты? Разве Христос не сказал: "Никто не добр, как только один бог"?
— Он так сказал наперекор евреям, чтобы сделать им это назло, — заявила Казя. — А если бы тот разбойник сделал бы что-нибудь хорошее? Если бы он дал меру картофеля бедным еврейским детям или освященного хлеба, то был бы добрый или нет?
— Отдельный поступок не свидетельствует еще о характере человека. — И сестра Алоиза, выходя из трапезной, добавила: — Прошу быстрее кончать сочинение, а то мы сегодня должны провести еще спевку.
— А может быть, наш гурал-торговец и есть как раз такой вот добрый разбойник? — размечталась Казя. — Только сестра Алоиза не опознала его?
— Ты лучше придумай, чем ему заплатить.
— Можно сказать, что каждая из нас пожертвует по два крестных хода за его семью, — предложила Зоська.
— Только без — жульничества, — резко осекла ее Геля. — Вот если бы он пообещал тебе морковь, а дал бы вместо нее бочку святой воды, ты была бы довольна?
— Ну, еще бы! Теперь на святой воде можно хорошо заработать, — рассмеялась Зоська и выбежала из трапезной.
— Сумасшедшая. — Геля передернула плечами. — Нужно придумать способ, как бы пустить в ход белошвейную мастерскую, чтобы вернуть клиенток, чтобы у швей была работа, а у матушки-настоятельницы — деньги на картофель и морковку. Подумайте над этим.
— Мне кажется, — несмело начала Зуля, — что каждой клиентке нужно дать что-нибудь для поощрения. Святой образок, например, или скуфейку[17].
— Ничего подобного! — горячо запротестовала Йоася. — Как раз нужно поснимать святые образа, на их места повесить зеркала, шить блузки новых фасонов, а не такие старомодные, со стоячими воротничками. Купить журналы мод. Жаль, что нет тут Янки. Она сумела бы это устроить. Одна пани показывала сестре Юзефе образец ночной рубашки, сшитой в мастерской у вдовы. Говорю вам — чудо!
— Обойдемся без твоей Янки, — буркнула Геля. — Сами сумеем сделать, что надо.
Девчата разделились на два лагеря. Один из них, довольно малочисленный, но зато ужасно упрямый, требовал оставить образа на месте, в мастерской. Совсем неожиданно к этому лагерю примкнула и Сабина.
— Люди привыкли смотреть на нашу мастерскую как на благочестивое заведение, — доказывала она. — А как только увидят новшества, будут удивляться. Я бы советовала повесить такую афишу, на которой было бы написано, что за клиентов нашей мастерской мы молимся особо. Это бы людям понравилось. Люди любят все, что делается для них даром.
— И что же? — с презрением прервала я Сабину. — Ты не постеснялась бы повесить на стене такие афишки: "За пошив одеяла в нашей мастерской обязуюсь прочитать за здравие клиентки пять раз молитву "Богородице дево, радуйся" — бесплатно. За занавески — три "Слава отцу и сыну и святому духу…" — Я осеклась: в трапезную вошла сестра Алоиза.
— Кончили сочинения?
— Я даже и не начинала, — буркнула Геля.