— Разглядел его? — Спросил неожиданно Чепурной.
— Кто он?
— Сейчас ноль на двух ногах. — Чепурной многозначительно поджал губы. Ответ только подогрел любопытство Жетвина.
— И все же?
— Генерал-лейтенант Габуния. При Сталине в НКВД крутил ручку мясорубки. Где-то не поостерегся. Может что-то не так подпихнул. Может потерял бдительность. И сам попал пальцем в шнек. Тут же его затянуло целиком.
— Посадили? — У Жетвина прорезался чисто профессиональный интерес.
— Как водится. Впаяли вышку.
— Как же он выкрутился?
— Его взяли по так называемому «мингрельскому делу». Тогда Сталин начал серьезно рыть под Берию. Тот по национальности был мингрелом. Ему пришили, что с помощью земляков он копает под Сталина. Тогда усадили целую кучу дружков Берии: Барамию, Шарию, Рапаву… Всех и не упомнишь.
Чепурной замолчал. Полез в карман. Достал пачку сигарет «Кэмел».
— Ты не сказал главного: как он сумел выкрутиться?
— Пока тянулось дело, Сталин умер. Берия помог дружкам выскочить на свободу. Приблизил их к себе…
— Все ясно.
Жетвин не скрыл разочарования: все обстояло слишком просто.
— Самое веселое началось позже. В апреле пятьдесят третьего Габунию освободили. В конце июня арестовали Берию. Подгребли и его близких дружков. Только Габуния сумел доказать, что сам был жертвой сталинских репрессий. Кто-то из свидетелей показал, что однажды слышал от Сталина такой отзыв о Габунии: «Габуния?! Да он же мингрел! А всем известно, что цыгане, румыны, евреи и мингрелы — одна кампания». Короче, вышло так, что Габуния ограничился самым малым сроком. Потом его реабилитировали. Вернули генеральское звание. Пенсию. Право на медицинское обслуживание по высшему разряду…
— Ну и время было! — Жетвин зло сплюнул на дорожку. Растер подошвой. — Поедом люди жрали друг дружку. Как пауки в банке. И всем объясняли, что делают это в государственных интересах. Слава богу, теперь такого нет.
— Чего такого? — Чепурной проницательно посмотрел на него. — Пауков в банке?
— КГБ нет.
— Не волнуйся. Главное, чтобы не перевелись мухи. Пауки всегда найдутся.
Жетвин промолчал — переваривал. За легкостью, с которой Чепурной сформулировал мысль, могло скрываться нечто серьезное. Зачем он рассказал ему эту историю? Намекает на что-то? С видом отстраненным, стараясь показать, что не придал рассказу особого значения, Жетвин философски подвел итог:
— И все же время теперь иное. Все течет, все изменяется.
Чепурной хмыкнул:
— Еще и так говорят: все течет и все из меня…
— Ты имеешь в виду что-то конкретное?
— Тебе не кажется, что нас выбивают?
— В смысле? — Жетвин старался выглядеть спокойно и рассудительно.
— В самом прямом. Сперва Абрикоса. Потом Лобанова. Теперь Марусича. Тебе это ни о чем не говорит?
— Говорит, но я поспешных выводов не делаю. У Абрикоса в машине взорвалась граната. Можно спросить: а на хрен он её держал с собой? Только ты сам знаешь — он был неравнодушен к бухающим штучкам. Одна взорвалась. Две других нашли в бардачке его машины. Правда, без взрывателей… Лобанова могли приложить старые дружки…
— Ладно, допустим что это так. Но взрыв в доме… В новом доме…
— Что тебя смущает?
— Жек, меня давно ничто не смущает и не удивляет. Просто заставляет думать.
Жетвин улыбнулся.
— И что надумал?
— Самое простое. Я нанял детектива.
Жетвин все ещё улыбался, показывая, что относится к этому разговору без всякой серьезности, но беспокойство все сильнее давало о себе знать: неужели Чепурной что-то выведал? Если это так, то угроза для дела возникала нешуточная.
— Представляю во сколько это тебе обошлось.
— Жек, ты все шутишь, а дело совсем не в тратах. Сыщик работал неделю, а накопал немало подозрительного. Он нашел мужика, который работал на стройке у Марусича сторожем…
— И что?
— Выяснились странные вещи…
— Так расскажи.
— Не сейчас, ладно?
Чепурной вдруг остановился, поморщился и приложил руку к груди и страдальчески сморщился. Сказал, явно рассчитывая на сочувствие:
— Наверное, перегулял. Пора пойти полежать.
— Тебе помочь?
— Спасибо, доковыляю. Пошли помаленьку.
Чепурной повернулся и медленно, при каждом шаге покряхтывая, двинулся к больничному корпусу.
Так они прошли десятка два метров, когда Жетвин вдруг понял — ссылка на боль могла быть удобным поводом, чтобы прекратить разговор на скользкую тему. Но почему? Неужели Чепурной о чем-то догадался или что-то заподозрил, а потому без видимой причины замкнулся?
— Может мне подключиться?
— Ты о чем? — Чепурной изобразил удивление.