Белфаст. 6 Июня, 14:15
Я вышел из «Европы», перебежал через Грейт-Виктория-стрит и заскочил в бар «Корона». Бар был битком набит клерками, которые допивали свое обеденное пиво и лихорадочно соображали, как бы не вернуться на работу. В 1980-х их можно было бы расшугать угрозой взрыва, но в нынешнем Белфасте этот трюк уже не сработает.
Я прошел в туалет, запер дверь кабинки и достал из тайника револьвер и патроны.
Проверил револьвер. Абсолютно сухой. Нужно будет написать в «Зиплок» письмецо и сообщить, насколько их изделия, оказывается, полезны при защите оружия от воды. Я зарядил револьвер и положил его в карман.
Выйдя из туалета, я заметил одного из качков Бриджит: он сидел как ни в чем не бывало в баре и курил.
Моран наверняка послал за мной хвост, чтобы не искать, когда крайний срок истечет, и убрать без хлопот.
С хвоста и нужно начать. Я нажал на кнопку пожарной тревоги, находившуюся рядом с туалетом, и, пользуясь всеобщей суматохой, подсел к парню за столик.
— Побеседовать нужно. Пошли в кабинку, — сказал я.
Парень был еще молод, чуть старше двадцати, потому легко испугался:
— Слушай, я никому не хочу причинять…
— Давай-давай!
Мы прошли к одной из больших глухих кабинок, покуда бармен уговаривал посетителей вернуться на свои места, объясняя, что это ложная тревога. В баре было довольно шумно, а быстро народ не успокоится, и, как только дверь кабинки закрылась, я схватил пустую бутылку из-под «Гиннесса» и ударил парня по голове. Его ноги подкосились, я бережно уложил его на пол. Осторожно смахнул стекло с затылка и придал позу спящего. Примерно через полчаса он придет в себя. Я обыскал его в поисках оружия, но нашел лишь выкидной нож — и что он собирался с ним делать, черт побери? Открыл дверь кабинки, быстро прошел через бар, выскользнул на Грейт-Виктория и, свернув направо, направился на юг — в сторону Брэдбери-плейс и «Молт шоп».
Улицы были плотно забиты озабоченными покупателями и праздными прохожими, студентами, скейтбордистами и — примета нового времени — восточноевропейцами, выпрашивающими милостыню с деревянными кружками и самодельными табличками, на которых было намалевано: «Помогите, пожалуйста». Я бросил одному несколько монет и быстро пошел прочь. Мальчишки-газетчики, стоявшие на кипах своего товара через каждые пятьдесят футов, криками «Купите газету! Купите газету!» зазывали людей потратиться на «Белфаст телеграф».
Темой номера был крайне низкий уровень зарплаты врачей, работающих в больницах. Я пролистал газету, где о Бриджит или о Шивон не было ни строчки, и подумал, что пилеры вполне могли наложить запрет на публикацию каких-либо сведений о них. Ко времени следующего выпуска темой номера, возможно, станет заваруха, которую я устроил, и на обложке появится фото этой заварухи.
Я бросил газету в урну и начал искать глазами «Молт шоп».
Этот район я знал хорошо, но на месте снесенных старых домов стояли новостройки. Дорогие рестораны, новые машины. И, увы, засилье «Старбакс». Даже одежда, которую сейчас носили, разительно отличалась от той, в которую одевались в 1992-м. В те времена почти половина мужчин ходили в пиджаке и галстуке, кто-то без пиджака, но обязательно в рубашке, а самые старомодные не выходили из дому иначе как в твидовых костюмах-тройках и кепках. Теперь же все были в просторных футболках ярких цветов, шортах, сандалиях, брюках с накладными карманами, а от обилия маек с футбольной символикой просто в глазах рябило. «Манчестер Юнайтед», «Глазго Рейнджерс» и «Глазго Келтик» были популярнее других. Женщины тоже щеголяли в широких джинсах и футболках, многие — с символикой «Реал Мадрид»; сначала я решил, что это знак солидарности в память о мартовских взрывах, но потом разглядел на всех футболках номер Дэвида Бекхема.
Новейшей статусной деталью молодежного прикида была бейсболка «Нью-Йорк Янкиз». Дешевые авиабилеты, слабый доллар — и любой молокосос в наши дни может легко слетать в Нью-Йорк.
Да ладно, все не так уж плохо.
В два часа дня во многих школах заканчиваются занятия. И хотел бы я поглядеть на того, кому не понравится зрелище идущей к поездам толпы красивых семнадцати- и восемнадцатилетних старшеклассниц, одетых в коротенькие юбочки, модные кожаные туфли, белые рубашки с галстуками.
Тут мне пришлось остановиться: пилеры перегородили дорогу из-за шествия, совмещенного с «исторической постановкой» — небольшая группа «Подмастерьев»[16] инсценировала один из эпизодов осады Дерри. Актеры были в полной выкладке и обливались потом на жаре. Темные костюмы, черные шейные платки, черные шляпы-котелки и оранжевые кушаки. Разыгрывали они знаменитую сцену, когда подмастерья-протестанты заперли ворота Дерри, чтобы не дать католикам захватить город — реальное историческое событие, имевшее место более трехсот лет тому назад. Никогда раньше не слышал, чтобы эту постановку разыгрывали в Белфасте. Наверняка Белфасту выделили культурный грант от Евросообщества. Самим «подмастерьям» было лет по сорок-пятьдесят, все как на подбор с пивными животиками, неопрятными усами и всклокоченными волосами — им вряд ли помог бы даже Видал Сассун. Католическую армию представлял изрядно поддатый мужчина в зеленом свитере и с длинной палкой-копьем.
— Вы не войдете! — заявил ему один из «подмастерьев».
— Да, никоим образом! — добавил второй.
— Мы закроем ворота! — почти выкрикнул третий между приступами отрыжки.
Мужчина в зеленом, похоже, никак на это не отреагировал. Прямо передо мной еще один «подмастерье» влез на крышу припаркованной машины и начал с остервенением топтать крышу. На машине были номера Ирландской Республики, и «подмастерье», видимо, решил, что машина тоже является частью армии католиков короля Якова. Подошедший пилер, старый, полный и усталый, приказал парню спуститься. Он лишь похлопал по своему табельному револьверу, и «подмастерье», испугавшись, слез с крыши.
— Ну вот. Думаю, вы закончили? — крикнул инспектор и помахал другим полицейским, чтобы они открывали улицы. Те начали сматывать желтые ленты.
— Черные ублюдки! — выкрикнул кто-то из «подмастерьев».
Выражение «черный ублюдок» относилось не к расе, а к форме полицейского, которая была такого темного оттенка зеленого, что казалась почти черной. Действительно, в Северной Ирландии малое количество иммигрантов не давало развернуться вероятным расистам. Имелась, правда, довольно многочисленная китайская диаспора, но расисты предпочитали не замечать китайцев, опасаясь, что каждый из них может оказаться Брюсом Ли и с легкостью вытряхнет из них душу.
«Подмастерья» покидать улицу отказались, и пилеры были вынуждены вызвать спецподразделение для борьбы с беспорядками. Ожидая окончания представления, я успел спросить одну из школьниц — хорошенькую брюнетку, которая выглядела так, будто никогда не видела солнца, как пройти к «Молт шоп».
— Вы идете правильно, — сказала та, убедившись, что ее друзья находятся неподалеку, — но закусочная на другой стороне улицы, сразу после Ольстерского банка.
— Спасибо большое.
— Пожалуйста, только я бы на вашем месте туда не ходила, — посоветовала она, медленно моргнув большими карими глазами.
— Это еще почему?
— Вы турист? Из Америки?
— Нет, но я действительно из другого города.
— Если хотите молочный коктейль, лучше идти в «Макдоналдс», а это место какое-то подозрительное…
— Правда? Из-за чего? Наркотики?
— Не знаю. Если вам нужны наркотики, вы найдете их везде. Хотя… там все равно делают хорошие молочные коктейли.
— Ну спасибо за подсказку.
— Я не отказалась бы от молочного коктейля, — сказала девушка, хитро улыбаясь.
— Радость моя, если бы я был на десять лет моложе, выспался бы, не имел проблем со всякими бугаями и не пытался бы найти пропавшего ребенка до полуночи, может, я и побаловал бы тебя молочным коктейлем, но сейчас — увы. — Я, извиняясь, развел руками.
К этому времени улица наконец-то освободилась, и я побежал по направлению к Ольстерскому банку.
Теперь я находился в пределах «Золотой мили».
Белфаст был порождением девятнадцатого века, побочным эффектом бума в ткацкой промышленности, судостроении и ремонте кораблей. Менее чем за сто лет численность жителей увеличилась вдесятеро. Некоторые районы города буквально заполонили католики, тогда как протестантам достались другие районы. И по сей день кварталы протестантов и католиков разделены так же четко, как кварталы белых и черных в Бостоне или Детройте. Восточный Белфаст практически целиком протестантский. Западный — разделен на протестантское гетто вдоль Шенкилл-роуд и католическое гетто вдоль Фоллс-роуд. Попасть в чужое гетто по ошибке невозможно. Шенкилл-роуд пестрит граффити, изображающими героев-протестантов, которые нарисованы, как правило, красным, белым и синим. На Фоллс-роуд — граффити героев-католиков, а цвета — зеленый, белый и оранжевый. Южный Белфаст, однако, является исключением. Я шел именно туда. В этой части города университетский район смыкается с коммерческим центром. Здесь живут люди богатые, в крайнем случае среднего достатка. Тут и дома покрасивее, и улицы пошире, деревья не изрешечены пулями, прогуливаются влюбленные парочки, бродят студенты, много молодежи. Нет баров «только для католиков» или «только для протестантов». Отсутствуют воинственные граффити, флаги и подозрительность.
Но даже здесь боевики вмешиваются в местные дела, и «Молт шоп» вряд ли окажется исключением.
— Ну, видно, добрался, — пробормотал я, заметив невдалеке розовый «кадиллак» 1958 года, чудесным образом сохранившийся и превращенный в открытую веранду.
Скорым шагом я направился к кафе, придавленный нехорошими предчувствиями. Рядом с «Молт шоп» были припаркованы еще несколько автомобилей-веранд: «кэдди», «форд-тандерберд» и неуместный здесь «де лореан». Несмотря на постоянно возобновляющийся дождь, все набиты битком.
Я вошел внутрь.
Большая закусочная в стиле пятидесятых, с фонтанчиком газировки, официантами на роликах, Бадди Холли на музыкальном автомате и прочими реликтами смутно и неверно запечатленных памятью дней правления Эйзенхауэра. Меню вполне обычное для закусочной, хотя иногда попадались типично ольстерские приколы, наподобие сушеных батончиков «Марс», которые шли вместе с ломтем особого хлеба. Все под детские вкусы, куча разнообразных сиропов и молочных коктейлей.
Ко мне подкатила официантка в нейлоновом платье в горошек и с косичками:
— Чего желаете?
Я вынул фотографию Шивон:
— Я ищу эту девочку, она приходила сюда с одним из местных. Рыжеволосый худой парнишка. Никого не напоминает?
Девушка устало вздохнула. Эти вопросы она выслушивала явно не в первый и даже не во второй раз. Ребята Бриджит, полиция, потом опять ребята Бриджит, а затем снова полиция.
Ну, они все же не я.
— Послушайте, это крайне серьезно. Видели вы эту девочку? — Я придал голосу угрожающие нотки.
Она отрицательно покачала головой и посоветовала:
— Вам лучше поговорить с управляющим.
— Всему свое время. Я покажу фото посетителям.
— Нельзя мешать посетителям, — нахмурила она бровки.
— А я попробую.
В кафе сидело человек тридцать, и ни одного старше двадцати пяти. Я показал им фото, спросил о таинственном рыжеволосом парне, но никто ничего не видел. Попробовал поспрашивать официантов и кассиров, но опять оказался ни с чем.
Полное отсутствие информации уже само по себе подозрительно.
Никто не говорил: «О, вроде бы знакомое лицо…», или «Рыжий парень? Да здесь полным-полно таких», или «Думаю, я ее видел. Она была с маленькой собачкой?».
Ни одного привычного ответа.
Я вот что хочу сказать… Белфастцы слишком хорошо умеют держать язык за зубами и ничего не видеть, занимаясь своими делами. Именно поэтому они заменили судебные заседания тайными «тройками»: ни один из свидетелей не желал подтверждать свои слова на глазах у двенадцати незнакомцев и ни один из судей не желал выносить приговор террористам, которые могли жестоко отомстить. А еще я знал, что ирландская культура молчания, пустившая глубокие корни и чрезвычайно долговечная, берет свое начало от вакханалии доносчиков во времена восстания 1798 года. Да только тут чувствовалось что-то другое — как будто все посетители получили неоднозначные инструкции.
Что там сказала Бриджит? От парня пахло травкой. На что намекнула школьница? Это место — наркопритон. Да. Скорее всего, боевики держат это место под контролем. И прямо сейчас здесь, возможно, сидит парочка боевиков.
Я сел за столик и заказал солодовый напиток.
Кафе стало наполняться школьниками и студентами. Вошли два пилера, взяли бесплатные стаканчики с солодовым молоком и уселись с ними у окна. Бесполезное отребье.
Я снова нашел официантку с косичками:
— Хорошо, давай сюда своего управляющего. Я с ним поговорю.
— Он на совещании.
— Приведи управляющего, — повторил я очень тихо.
— Хорошо, — ответила она.
Появился управляющий: двадцать один год, тощий, с жирными черными волосами. В ухе серьга, бачки и затылок зигзагообразно выбриты. Присел за мой столик.
— Вы полицейский? — спросил он с дублинским акцентом.
— Что это у тебя с лицом? Забыл побриться? — Я намеренно решил его разозлить.
— Это называется «стиль», — ответил он.
— Так теперь пишется слово «дерьмо»? Видел эту девочку? — резко сменил я тему, вынимая фотографию.
— Я уже всем вашим говорил: я ее не видел!
— Слушай меня, недоделок. Тебе удалось обмануть ребят Бриджит Каллагэн, потому что они не местные. Ты смог обмануть пилеров, потому что им все до фени. Но я знаю, что тут приторговывают наркотой. Я знаю, что вас крышуют боевики. И я знаю, что ты видел эту девочку.
Он ничего не ответил и уставился в пол.
— Ты видел ее одну и видел с рыжеволосым парнем. И сейчас ты мне по-быстрому скажешь, как этого парня зовут.
Управляющий угрюмо взглянул на меня. Он прикусил губу, почесал прыщи на физиономии. Я понял, что прав. У него не получится соврать. Он видел ее и должен знать имя парня. Более того, он хотел мне об этом сказать: нервничал, открывал и закрывал рот, вытер губы.
Затем он вдруг передумал. Он не скажет мне ни о чем. Ему обо мне не говорили.
— Он — подсадная утка, торговец наркотой, а на кону — жизнь девочки. Ты должен знать, кто это! — рявкнул я.
— Я его не знаю и никогда не видел девочку, — твердо произнес управляющий, шаря глазами по кафе, не следит ли кто за ним.
Я решил поднять ставки — вынул револьвер и аккуратно положил его на стол.
— Слушай, парень, со мной шутки плохи, — предупредил я.
— Убери от греха подальше, там у окна пара копов, — не сдавался он.
— Видел. Если придется, их тоже кончу. Мне нужно найти эту девочку.
Парень побледнел. Он оказался между двумя дьяволами — уже знакомым ему и новым, причем вооруженным револьвером. Бедняга отпил воды и заявил:
— Никогда не видел девочку и этого рыжего парня. Спроси тут любого, и каждый скажет то же самое.
— Я уже спрашивал местных, и все говорили одно и то же. А это чертовски подозрительно. Кого вы все боитесь?
— Никого.
— Кто управляет этим местом?
— Управляющий здесь я.
— В последний раз спрашиваю, кто в действительности управляет этой забегаловкой?
— Не понимаю, о ком ты говоришь.
— О человеке, которому вы каждую неделю платите за крышу. О человеке, который заставляет вас всех молчать о том, что он продает наркотики в вашем замечательном заведении.
Парень отрицательно покачал головой.
— Он продает тут только травку или что-нибудь покруче? — Я решил зайти с другой стороны.
— Не знаю. Если дети покупают марихуану, ко мне это отношения не имеет, — огрызнулся прыщавый юнец. — Поймите, я очень занят. Мне нужно идти. — Управляющий поднялся из-за стола.
— Сидеть, черт побери. Ты знаешь, кто такая Бриджит Каллагэн?
Он сел, кивнув.
— Знаешь ли ты, что она сделает с тобой, если узнает, что ты помешал ей вернуть ее дочь живой и невредимой?
Он снова кивнул.
— Учти, я говорю сейчас именно о Бриджит Каллагэн.
Он обливался потом, дрожал от страха, но даже сейчас он боялся своих боссов-боевиков больше, чем меня, больше, чем Бриджит и направленного на него заряженного револьвера.
Я оглядел кафе.
В помещение плотно набились школьники и школьницы. У окна сидели два копа. Как это ни печально, я не мог пристрелить ублюдка. Не мог приставить дуло револьвера к его лбу и приказать говорить. Мне оставалось только подождать, когда он закроет заведение и подстеречь сукина сына по дороге домой.
— В котором часу вы закрываетесь?
— Мы открыты до полуночи, — еле выговорил трясущимися губами управляющий.
Не подходит.
— Слушай, а мы могли бы побеседовать где-нибудь с глазу на глаз, в задней комнате, например? — попробовал я его как-то встряхнуть, привести в чувство. Вывести бы его отсюда да поговорить по-серьезному…
— Э-э-э… нет. Я не могу отлучиться, извини, — пробулькал он.
— Даю тебе последний шанс. Имя парня или имя твоего хозяина.
— Я же сказал тебе, не знаю.
Один из копов прошел мимо нас в туалет. Я спрятал револьвер в карман куртки.
— Теперь все? — спросил управляющий.
Будь у меня побольше времени, я бы хорошенько поработал с парнем. Но увы. Я встал.
— Ты еще обо мне услышишь, — пригрозил я ему.
Резко повернулся и вышел из «Молт шоп», тихо ругаясь. Я-то решил, мне удастся добиться успеха там, где копы и Бриджит обломались, а сам оказался в дураках. Уперся в глухую стену.
Я прислонился к витрине.
Бриджит я не сказал всей правды.
У меня не было связей. Я уже не ориентировался в изменившемся городе, не знал людей. Да, я занимался мелким рэкетом в начале девяностых, но с тех пор прошла целая вечность.
Я стрельнул сигарету у проходившего студента и присел в «форд-тандерберд». И что теперь делать? Пару раз затянулся и выкинул сигарету. Кивнул сам себе. Да, тут ловить нечего. Связей у меня нет, но я знаю человека, у которого они есть. У меня осталась всего одна козырная карта, да и та довольно опасная.
За Рубакой Клонфертом давненько числился должок.
В те времена, когда я и Рубака были подростками, мы оба были участниками крупной контрабандистской группы, работавшей по обе стороны границы между Северной и Южной Ирландией. Группа переправляла бензин, масло, женщин, самогон — на север; презервативы, противозачаточные таблетки, кассеты с запрещенным видео и иногда тех же женщин — на юг. Времена тогда были простые: боевики не связывались с наркотой, а пилеры на многое смотрели сквозь пальцы. Но даже тогда наше занятие считалось рискованным. Свой товар мы проносили через разные территории, и, чтобы дела шли как по маслу, необходимы были договоренности между всеми самостоятельными бандами и группировками.
Одним ненастным субботним вечером нас с Рубакой арестовали за управление грузовиком с ящиками виски. Мне-то еще оставалось несколько месяцев до совершеннолетия, поэтому пилеры даже не надели на меня наручники, а вот Рубаку они отмутузили и бросили в фургон. Ему светило пять лет за контрабанду, но, к счастью для него, я пролез в кузов, разбил сотню бутылок, бросил тлеющую сигарету и дал деру.
Пилеры сочли его дебилом и, оставшись практически без вещественных доказательств, повесили на Клонферта обвинение в управлении автомобилем без водительских прав. Он получил шесть месяцев, на свободу вышел через четыре. Я к тому времени был уже в армии, а затем уехал в Америку и с тех пор его не видел. Но кое-какую информацию о нем я слышал по Би-би-си, следил за его карьерой.
Теперь он больше не был Рубакой. Он был членом Законодательного собрания Северной Ирландии, членом городского совета Белфаста и одной из восходящих звезд Независимой республиканской партии. Его даже продвигали как вероятного лидера партии, и на выборах в следующем году он вполне мог стать членом парламента.
Гаррет Клонферт. Бывший Рубака.
Единственный подонок в Белфасте, которого я знал, был все еще жив.
Выбиться в люди ему оказалось непросто, потому что нельзя стать членом Совета НРП, если не вырежешь своих соперников. Для человека со стороны разобраться в болоте многофракционной ирландской политики крайне сложно, даже я иногда путаюсь, но я знал, что НРП — это побочная ветвь Республиканской Шин Фейн, являющейся радикальной фракцией Временной Шин Фейн, которая, в свою очередь, есть не более чем крыло официальной Шин Фейн. Честно говоря, НРП вообще-то довольно-таки гнусная контора. Она объявила принятое в 1997 году ИРА Соглашение о прекращении огня предательством и изменой. С 1998 года боевики военного крыла НРП устроили двенадцать взрывов, до событий одиннадцатого сентября они восхваляли Усаму бен Ладена как борца с колониализмом и за свободу, они были повязаны с баскскими сепаратистами из ЕТА, Организацией освобождения Палестины и итальянскими Красными бригадами. Мне не улыбалось идти просить помощи у своего старого друга Рубаки, но по трезвом размышлении он был моей единственной надеждой.
Быстро просмотрел телефонную книгу. Десять минут ходьбы от «Молт шоп».
Офисы советника Клонферта располагались в новом здании из стекла и стали, расположенном рядом с Ормо-роуд неподалеку от Би-би-си.
Первый этаж целиком был превращен в консультационный центр НРП, обслуживающий ее избирателей. Внутри слонялась парочка здоровяков, искавших работу, а также несколько местных жителей, пришедших сюда пожаловаться на канализацию, плохую уборку мусора и шумных соседей. Изнутри здание было выкрашено красновато-розовой краской. Повсюду расклеены плакаты с улыбающимися детьми всех цветов кожи, которые держатся за руки. На стене напротив входа висела некая пародия на гобелен из Байё,[17] выполненная то ли детьми, то ли взрослыми с умственными отклонениями; на нем были изображены сценки из повседневной жизни в Ирландии. Сценки эти остались неизменными с 1927 года: фермеры-овцеводы, фермеры-молочники, рыбаки. А над этими сценками мифической сельской идиллии красовался вышитый обескураживающий лозунг НРП: «Мир. Власть. Процветание».
Я нашел секретаршу по имени Дорин — так было написано на бедже. Дама средних лет, широкая кость, ядовитое выражение лица и светлый парик в стиле Долли Партон.
— Дорин, я хотел бы поговорить с Гарретом. Я его старый друг. Меня зовут Майкл Форсайт.
— В настоящее время советник Клонферт проводит телефонную конференцию с Брюсселем, — ответила Дорин с ненавидящей улыбкой. — Если вы присядете и подождете, я…
Я не дал ей договорить:
— Дорин, я вовсе не хочу быть назойливым, но это дело чрезвычайной важности. Передайте ему, пожалуйста, что Майкл Форсайт хочет с ним встретиться.
Дорин поглядела в сторону двух телохранителей, сидевших на диване и читавших «Вэнити фэйр» с Кирой Найтли на обложке.
— Послушайте, Дорин, нет никакой нужды привлекать к этому ваших вышибал. Я не какой-нибудь нарушитель спокойствия. Просто вызовите Гаррета, я вас уверяю, он захочет меня выслушать, — тихо произнес я.
Дорин взяла телефонную трубку и отвернулась от меня. Говорила она едва слышно:
— Прошу прощения, советник Клонферт, но к вам посетитель, утверждает, что очень срочно. Он представился Майклом Форсайтом. Я могу сказать Ричарду, чтобы он выпроводил его из… А, хорошо. Хорошо. Я его сейчас же пропущу.
Дорин взглянула на меня более уважительно.
— Мистер Форсайт, сейчас я открою дверь, вы пройдете и постучите в первую дверь слева от вас.
Она нажала какую-то кнопку на столе, и тяжелая бронированная дверь за ее спиной распахнулась. Гаррет позаботился о дополнительном рубеже безопасности: бог знает, кто мог попытаться его убрать. Так как я оказался старым другом Гаррета, она не приказала держимордам меня обыскать. Это могло сыграть мне на руку.
Рядом с кабинетом Гаррета висел плакат, изображающий ирландских детей с одутловатыми лицами, стоящих на Блэкпул-пирс, а внизу надпись: «Голосуйте за Клонферта! Это мост в будущее!» Было б куда лучше, если бы фотограф запечатлел настоящий мост.
Чтобы застать его врасплох, я попытался открыть дверь без стука, но ручка не поддалась.
— Кто там? — выкрикнул он.
— Майкл Форсайт!
— А, это ты. Подожди секунду, я тебе открою.
Дверь зажужжала, и ручка повернулась.
Сидел Гаррет за исполинским дубовым столом в колоссальном кабинете. В огромном окне во всю стену виднелось здание Би-би-си и Белфаст, закрытый тучами.
Обтянутые кожей кресла, кожаный диван. Компьютеры и стереоустановка, транслирующая «Радио-3». На стене — репродукции: гогеновская стайка обнаженных полинезиек и фрагмент картины Климта «Три возраста женщины», изображающий старуху. На одном краю стола — фотография советника Клонферта, почти потерявшегося на фоне сенатора Теда Кеннеди и конгрессмена Питера Кинга на открытии в Нью-Йорке мемориала жертвам голода в Ирландии. На другой стороне стола — фото Гаррета с привлекательной молодой женщиной и маленькой девочкой.
Гаррет вышел из-за стола и протянул мне руку. Со времени нашей последней встречи он поправился, но выглядел хорошо. Старше тридцати, рыжеватые волосы, гладкие щеки, добрые глаза и улыбка. Одет в сшитый на заказ итальянский шелковый костюм с пурпурно-красным отливом. Да, вызывающий костюмчик для старого доброго Белфаста, а светло-желтый галстук только подливал масла в огонь.
— Майкл Форсайт! Сколько лет, сколько зим! — улыбнулся он.
— Рубака Клонферт… — отозвался я.
Мы пожали друг другу руки.
— Садись, садись! Сигару? Отменные!
— Нет, спасибо.
— Майкл, Майкл… Ты почти легенда, а?
— Ну я бы не сказал. Вот ты звезда, Гаррет. Советник, член Законодательного собрания — нет слов.
— Да ладно тебе! Я просто делаю для людей что могу. Моим призванием оказалась жизнь в служении.
— Уверен, тебе это подходит.
Взгляд его застыл — он вспомнил прежние деньки.
— Майкл Форсайт… Давненько о тебе не было вестей. Боже ж ты мой, я ушам своим не поверил, когда узнал, что ты вступил в британскую армию. Я рад, что ты смылся оттуда и мне не пришлось тебя убивать! — воскликнул он, оглушительно смеясь.
— Наверное, это мне надо было тебя шлепнуть.
Гаррет снова засмеялся:
— Э, да ты не слишком-то хорохорься, я все о тебе знаю, Майкл. Наслышан о твоих подвигах в Америке.
— О чем ты?
— Говорят, ты убил Темного Уайта из-за денег.
— Ну, можно сказать и так, — признался я.
— Наверно, об этом нельзя спрашивать… Но я полагаю, ты жил под вымышленным именем под прикрытием Программы защиты свидетелей?
— Да.
— Я слышал, ты скрывался в Австралии…
— Ну, так далеко я не добрался… Послушай, Гаррет, мне нравится беседовать о старых временах и твоем пути к славе и богатству, но я пришел сюда за помощью.
Улыбка сошла с лица Гаррета.
— Тебе нужна моя помощь? — недоверчиво переспросил он.
— Да.
— Майкл… хм… сейчас я должен придерживаться буквы закона. Я готовлюсь к выборам в парламент и…
— Гаррет, ничего незаконного. Я сейчас работаю на Бриджит Каллагэн, ее дочь…
— Слышал. Сбежала с каким-нибудь парнишкой, а теперь Бриджит из кожи вон лезет, рассылает повсюду своих ребят, чтобы ее найти. Я все знаю об этом.
— Рад за тебя. Ее люди не вышли на след, копы оказались бессильны, а теперь Бриджит прислали требование о выкупе.
Гаррет медленно кивнул:
— Так вот, значит, как… Ее похитили.
— Похоже на то.
— А я слышал, она сбежала. Может, она это все подстроила, чтобы вытянуть денежки у мамаши.
Мне его болтовня уже стала немного надоедать.
— Гаррет, не суть важно, как это случилось, я должен ее найти и надеюсь, что ты мне поможешь.
Гаррет откатил кресло назад, создавая между нами психологический и физический барьер. Чтобы понять эти намеки, психологом быть не нужно.
— За тобой должок, Рубака.
Он рассмеялся:
— Должок? О чем ты?!
— Вспомни грузовик с контрабандным виски. Если бы я не поджег его тогда, тебе бы пришлось сидеть пять лет.
Гаррет покачал головой:
— Майкл, без вариантов — я откупился бы деньгами независимо от того, поджег бы ты тот грузовик или нет. Не глупи, я ничего тебе не должен.
Я закрыл глаза. Шумно выдохнул. Не стоило ему сегодня так со мной разговаривать.
— Дай сигару, — попросил я.
Гаррет открыл коробку, вынул две сигары, обрезал кончики, раскурил и передал одну мне.
— Майкл, не перекусить ли нам? Я рад тебя видеть, и давай лучше поговорим о том, кем ты был и кем ты стал. Это просто невероятно: ты работаешь на женщину, которая, как я слышал, назначила миллион долларов за твою голову!
Я затянулся сигарой. Дорогая, кубинская. Намного дороже, чем может себе позволить член Законодательного собрания.
— Гаррет, я вовсе не угрожаю тебе… — начал я.
Гаррет рассмеялся:
— Ты? Мне? Чей, как ты думаешь, этот город? Да, я знаю, кто она такая, и видел ее ребят. Но позволь мне сказать тебе кое-что. Это тебе не чертов Нью-Йорк. Даже не пытайся начинать. Прекрати страдать фигней. Стал бы ты трезвонить на всех углах о Бриджит Каллагэн в Палермо? Вот и здесь не пробуй эти штучки.
— Гаррет, дело не только в ней. Ты же не хочешь, чтобы по твою душу пришли из ИРА?
— Майкл, ИРА придерживается Соглашения о прекращении огня. Завязывай с этой болтовней, ты портишь день счастливого воссоединения старых друзей.
— Выслушай меня, Гаррет. Все, что я хочу знать, — имя гангстера, который владеет «Молт шоп» на Брэдбери-плейс. Гребаный управляющий был слишком напуган, чтобы выложить его мне, но, сдается, тебе это имя известно.
Гаррет кивнул. Он знал. Он знал всех теневых заправил на своей территории.
— Почему это так важно для тебя? — спросил он.
— Именно в «Молт шоп» Шивон Каллагэн повстречала парнишку, с которым исчезла. От парня разило травкой. Он явно толкает наркоту. У него, должно быть, есть связи. Наверняка есть и разрешение торговать там, и тот, кто дал ему разрешение, знает, кто он такой и где он живет.
Гаррет медленно покачал головой:
— Майкл, мне жаль, но я не могу тебе помочь. Не хочу подставляться. Если они узнают, что я сказал кому-то, кто…
— У меня револьвер, — прервал я его.
— Я этого не слышал, Майкл. Внутренняя связь включена все время, пока ты тут. Я знаю, ты шутишь, и мне не хочется, чтобы охранники вломились сюда и пристрелили тебя по ошибке. Это было бы пятном на репутации будущего члена парламента от Западного Белфаста. Даже если меня поддержит вся НРП, это угробит мою кампанию, — весело сказал Гаррет.
Теперь я разозлился:
— Иди ты в задницу со своим «миром, властью», а также «процветанием»!
— Майкл, это важные вещи. Мы объединяем людей. Мы черпаем силу в старых архетипах, укорененных в прошлом, полном ненависти. Мы строим здесь новое общество.
— Рубака, не разыгрывай передо мной политикана, не прикрывай красивыми идеями свою сущность. Ты тот, кем был всегда, — паскудный ловчила. Да еще и равнодушный.
Он делано рассмеялся:
— Как это — равнодушный? А ну-ка, просвети меня, заморская крыса!
— Я знаю, приятель, с чего ты начинал, даже если об этом забыли твои собственные избиратели. Я знаю, что ты повязан с теневым бизнесом, и, если твои молодчики ворвутся сюда… ну что ж, очень хорошо, пускай они сделают свое грязное дело, но ты умрешь раньше, чем повернется ручка двери. — Я достал револьвер и направил на Гаррета.
— Убери, ты выставляешь себя дураком!
— Пускай! Лучше быть живым дураком, чем мертвым храбрецом.
— Ты не уйдешь отсюда живым!
— Я убью всех, кто встанет у меня на пути.
— Ты не посмеешь убить меня. Твоя жизнь тогда не будет стоить гроша ломаного!
— Кто владеет «Молт шоп» на Брэдбери-плейс?
— Майкл, забудь об этом, какое тебе дело до пропавшей девчонки?
Раздался стук в дверь.
— Проблемы, советник Клонферт? — спросил мужской голос.
Рубака вопросительно взглянул на меня. Он прав. В случае чего мне не уйти отсюда живым, а это не входит в мои планы.
Мы сверлили друг друга взглядами чуть ли не минуту, и я уже второй раз за прошедший час убрал револьвер — все насмарку, угроза оказалась пустой.
— Никаких проблем, Питер. Мистер Форсайт уже уходит.
Да, этот сукин сын знал, что я его не убью. Знал… Но у каждого есть уязвимое место. Я встал:
— Хорошо, Гаррет. Наверное, мне и вправду нужно идти.
Гаррет тоже встал.
— Майкл, с тобой всегда интересно. Такой необычный. Такой старомодный… В тебе погибает актер, — произнес он и протянул мне руку.
Я пожал ее и подмигнул:
— Ты отважный человек, Рубака. Тебе лучше не угрожать.
— Да, — ответил Гаррет, расплывшись от самодовольства.
Я помедлил секунду и кивком указал на его семейную фотографию:
— Вообще-то, будь я на твоем месте, я бы приставил к дочке парочку телохранителей — пусть последят за ней ближайшие лет десять. Столько ждала Бриджит возможности убить меня. Она терпеливая.
— Что ты сказал?
— То, что слышал, Гаррет, — откликнулся я и пошел к двери.
— Бриджит Каллагэн не посмеет причинить вред мой семье! — прохрипел он с изменившимся лицом.
— Да нет, не семье, только дочери. Бриджит тоже старомодна: око за око, зуб за зуб, мертвая дочь за мертвую дочь…
Я успел сделать еще два шага. Гаррет отключил внутреннюю связь, нажав кнопку на столе, не хотел, чтобы ему мешали.
— Присядь, — просипел он едва слышно.
— Спасибо, я постою.
— Что ты скажешь Бриджит?
— Когда окажется, что ее дочь мертва, я скажу ей, что ты был одним из тех, кто помешал спасти Шивон, и что у тебя есть миленькая дочурка.
Вот оно, его слабое место! Гаррет побледнел, на лбу выступила испарина. Он бросил на меня ледяной взгляд, в котором ненависть мешалась со страхом и стыдом.
— Шеймас Дизи. Это его вотчина. Если там торгуют наркотиками, они платят ему.
— Где мне его найти?
— Телефон и адрес есть в справочнике.
— Мне нужно найти его прямо сейчас.
— Он, должно быть, в «Крысином гнезде».
— Что за место?
— Паб на Валенсия-стрит.
— Где это?
— В районе Фоллс-роуд.
— Плохое место?
— Чертовски плохое.
— Ну, как-нибудь… Расслабься, Гаррет! — Я бросил тлеющую сигару на ковер и раздавил ее.
— Не спеши возвращаться, Форсайт, и помни, что не все, кого ты встретишь, такие мягкие и понимающие, как я.
Я вышел из кабинета. Кивнул Дорин. Да, не самая радостная из встреч. Но я узнал имя — с этого уже можно начинать. Рубака не лгал. Он был жестким, как дубленая кожа, но даже он не мог быть таким двадцать четыре часа в сутки. Не надо было ему помещать на видное место семейное фото, повесил бы репродукцию еще одной климтовской картины. Неужели забыл, как сам говорил мне когда-то, давным-давно: «Скрывай свои слабости»? Нельзя выставлять на всеобщее обозрение свое уязвимое место.
Мда…
Я вышел из консультационного центра. Проверил, нет ли хвостов.
До Фоллс-роуд пятнадцать минут скорым шагом. Я доберусь за десять.
Фоллс-роуд.
Знаете, почему я не люблю это место?
Потому что здесь все еще живет зло этого города.
Я чувствую его — в мостовой, в мрачных красках этого места, в глубине теней.
Я чувствую его, потому что сам когда-то приложил к нему руку.
Я чувствую присутствие и власть зла.
Со времен святого Патрика до набегов викингов в Ирландии протекло пять столетий мира. Ни до, ни после такого уже не бывало. Викинги разодрали страну в клочья казнью «кровавым орлом» и топором, вырубавшим сердца. И с тех пор в нас вселился зверь. Наша тень, наш надзиратель, наш мучитель, наш подстрекатель. Он спит и видит сны. Но он все еще тут. Свернутый в клубок. Голодный. Неумолимый призрак мести и памяти. Он проползает в сторонке, отступает назад, но всегда движется, чует мятежников. Подлинное его пиршество пришлось на Тревожные годы.[18] Кто-то, я думаю, считает, будто зверь не спит — он умирает. Может, и так, но пока еще слишком рано говорить о его смерти. Разумеется, сейчас мы не находимся в состоянии войны, в Ирландии нет терроризма. Горячие точки переместились в Америку, Россию, на Ближний Восток… Здесь нет затаившихся агентов мусульман-фундаменталистов, и в Ольстере воцарился шаткий мир.
Но зло только выжидающе притихло. Это оно движет облака, вызывает ветер.
Шепот его столь тих, что кажется — просто щелкнул переключатель. Щелк! — и все проводочки перестраиваются в новую, более опасную схему Незаметный скачок напряжения замыкает взрыватель фабричного изготовления — и мгновенно приводит в действие семтекс, в миллион раз усиленный начинкой — двумя мешками с удобрением, аммиачной селитрой, полученной в домашних условиях, убийственно опасным веществом. И «удобрение» разносит полицейский участок, или чей-нибудь автомобиль, или взрывается внутри мешка с острыми кровельными гвоздями.
За двадцать лет в Ольстере прогремела тысяча подобных взрывов.
И та сила, которая была причиной этих взрывов, до сих пор тут. Неизвестная, неопределимая. Ждущая, наблюдающая, скрытая под посмертными граффити жертв голодовки, Матери-Ирландии и ИРА. Приезжают туристы, фотографируют эти огромные граффити, но я знаю, что на каждом углу — вооруженные люди: бывшие заключенные с портативными рациями, курьеры в кедах, наркоторговцы в бронежилетах, шпана в кепках «Янкиз».
И все это — Фоллс-роуд, мерзкое место с домами из красного кирпича, самый центр владений ИРА.
Да.
Я свернул на Валенсия-стрит.
«Крысиное гнездо».
Мрачный паб на углу с решетками на окнах и самодельными заграждениями на дороге, чтобы не дать чужакам-террористам проехать мимо и забросать паб бутылками с зажигательной смесью.
Я остановился снаружи. Вдохнул, понюхал воздух.
Мрачные мысли, Майкл. А что, если вещие?
Нет, не беспокойся, тебе нужно бояться не пластиковой взрывчатки, телефона-взрывателя или кровельных гвоздей. Тебе надо опасаться пуль и гранат. Просто смотри в оба.
Я выбросил мрачные мысли из головы, успокоился и вошел в бар.
Кто видел хоть один бар боевиков, тот, считай, видел их все.
Низкие потолки, грязные окна, бильярдный стол, мишень для дартса. За столами — мужики угрюмого вида, ждущие приказов. Я словно перенесся в старомодный вестерн: герой входит в бар, пианист замолкает, все оборачиваются, злодей отрывает взгляд от карт, и кто-то цедит: лучше бы тебе уйти. Здесь нет пианиста, нет покера, нет парня, который предупредит об опасности, а в остальном — один к одному. Я подошел к барной стойке.
— Заблудился? — насмешливо спросил бармен.
— Нет. Я ищу Шеймаса Дизи.
Молодой бармен промолчал.
Пауза — холодная, медленно тянущаяся тишина. Я почувствовал, что Дизи смотрит на меня. Обернулся.
Из кабинки рядом с бильярдным столом вышли шестеро. Все в джинсах, футболках и тяжелых ботинках.
— Я Дизи, — произнес самый мелкий из шестерки.
Бритая голова, широкое лицо, длинные руки, свернутый на сторону нос. Выглядит боксером среднего веса, который мог бы стать хорошим бойцом, да не вышел ростом. Двое его приятелей держали наперевес бильярдные кии. Я отошел от стойки, чтобы бармен не вырубил меня, ударив сзади чем-нибудь тяжелым.
— Какого черта тебе здесь надо? — поинтересовался Дизи.
Я дал ему приблизиться на четыре шага, а затем выхватил револьвер, вытянул руку и ткнул оружием прямо в сломанный нос Дизи. В третий раз с момента моего появления в Белфасте я угрожаю оружием. На сей раз, однако, я решил выполнить угрозу.
Дизи и бровью не повел, а его дружки мигом подоставали разнокалиберные стволы — начищенные автоматические пистолеты и прочие понтовые штучки, которые, впрочем, могли прикончить меня не хуже, чем нормальная пушка.
— Ты знаешь, кто я? — задал я вопрос.
Дизи спокойно улыбнулся:
— А оно мне надо?
— Я — Майкл Форсайт. Ты наверняка слышал обо мне. Я убил Темного Уайта в Америке.
Дизи кивнул:
— Да, слышал кое-что. Ты тот самый крот, которого ищет Бриджит Каллагэн.
— Да, но времена изменились. Бриджит Каллагэн понадобилась моя помощь. Она вызвала меня, чтобы найти Шивон. В последний раз ее видели в «Молт шоп» с рыжим парнем. Это одно из твоих мест. Вот почему я пришел к тебе.
— Чертовски увлекательная историйка. Да ты записной балабол, — изрек Дизи и подмигнул своим дружкам. Те подобострастно захихикали.
— Мне нужно имя парня, который встретил ее в «Молт шоп». — Я гнул свое и для убедительности еще раз ткнул Дизи стволом.
Кто-то из его приятелей сдвинулся с места, но Дизи остановил их. Он не хотел, чтобы они психанули и случайно пристрелили его самого. Даже сейчас он не выглядел испуганным.
— Полагаю, ты искренне веришь в свой собственный бред, Форсайт, — заметил Дизи.
— Я брежу? Я и не знал, что я не в себе…
— Говорят, ты чертовски неубиваемый.
— Кто говорит?
— Да все. Говорят, чтобы кончить человека, который убил Темного Уайта, понадобится целая армия. Ну… у меня для тебя новости, Форсайт. Оглянись: вот она, эта долбаная армия. Здесь все работают на меня.
Я оглядел кучку швали, собравшейся в баре: киллеров, начинающих террористов, душегубов, выпущенных по великопятничной амнистии.
— Я не собираюсь бодаться с тобой, — медленно произнес я.
— Забавный паренек! — рассмеялся Дизи.
— Мне просто нужна твоя помощь. Имя того парня.
— Перво-наперво, Форсайт, откуда, черт бы тебя побрал, я знаю имя каждого молокососа, который ходит в этот гребаный «Молт шоп» на Брэдбери-плейс? Это место не в моем вкусе.
— Послушай, Дизи, у меня нет времени. Понимаю, копам ты ни слова не сказал бы, однако если ты будешь выламываться передо мной, я тебя пристрелю.
— Не знаю, кто тебя надоумил прийти сюда, но ты нарываешься на очень большие неприятности.
— «Молт шоп» принадлежит тебе. Мне об этом сказал Рубака Клонферт. Парень — один из распространителей. Думаю, он похитил девочку без твоего ведома. Ты бы не позволил украсть дочь Бриджит Каллагэн в Белфасте. ИРА не желает войны с ней и со всей гребаной ирландской шоблой в Америке. Но парнишка работает на тебя, и мне не хотелось бы сообщать Бриджит, что похититель — твой человек.
— Это такая угроза?
— Нет. Угроза — это револьвер, приставленный к твоей голове.
— Исчезновение ребенка Бриджит Каллагэн не имеет ко мне никакого отношения. И я, черт побери, не знаю никого, кто мог бы его украсть.
— Дизи, назови мне имя парня, и я уйду.
— Я ничего тебе не скажу, — прошипел он.
— Дизи, ты от рождения идиот? Когда я скажу Бриджит, что ты заодно с похитителями…
Дизи прервал меня, а заодно успокоил своих людей:
— Форсайт, ты меня не слушаешь. Я ничего не знаю ни про какое похищение. Ты же сам сказал, что ни один ублюдок в Белфасте не посмеет украсть ребенка Бриджит Каллагэн. И ты прав. До Штатов отсюда далеко, да вот ребята тамошние близко. Мы ничего кроить не станем, понимаешь? Это опасно для дел. Ты роешь не там. А теперь убирайся ко всем чертям и благодари Бога, что у меня сегодня хорошее настроение.
Я застонал от нетерпения:
— Дизи, я никуда не уйду, пока ты не назовешь имя рыжеволосого пацана, что толкает наркотики в твоем заведении. Ты знаешь, о ком я говорю. Лучше скажи.
— Или что ты со мной сделаешь?
— Убью.
— Ты будешь покойником раньше, чем я упаду на пол, — предупредил Дизи.
— Да. Более чем вероятно. Мы оба умрем из-за ничтожного распространителя травки, который помог украсть Шивон Каллагэн, — подвел я печальный итог.
У одного из парней сдали нервы, и он замахнулся на меня кием. Я выстрелил ему в живот. Кто-то выстрелил в меня, промазал и чуть не ухлопал бармена: он стоял как раз за моей спиной.
— Скажи своим, чтобы успокоились! — выкрикнул я, вдавливая ствол в шею Дизи.
Наступила тишина, нарушаемая стонами бандита, извивающегося на полу в агонии.
— Всем стоять! — приказал Дизи.
Я чувствовал чесночно-пивной перегар его дыхания. Ноги у Дизи мелко дрожали.
Парень на полу продолжал хныкать и хрипеть. Да, пуля тридцать восьмого калибра, засаженная в живот с такого расстояния, — верный путь к смерти.
— А-а-а… помоги-и-те-е… а-а-а… — стонал он. В помещении завоняло кровью и внутренностями.
— Надо бы его в больницу, что ли, — предложил я.
— Несите его, а то помрет! — распорядился Дизи.
Двое подручных подхватили раненого товарища и вынесли из бара.
— Ну что, Дизи? — спросил я.
Теперь Дизи был напуган: он прерывисто дышал, на лбу выступила испарина, заметно дрожали руки.
— Я не имею ничего общего с похищением девочки, — хрипло прошептал он, теряя боевой задор. Вид крови окончательно убедил его в реальности моей угрозы.
— Нисколько не сомневаюсь. Я и не утверждал, что это ты. Но похититель — один из твоих ребят. Торговец травкой в «Молт шоп». Тощий, рыжий. Все, что мне нужно, — это его имя. Ты ему ничем не обязан, а вот он втянул тебя в гнусное дельце.
— Да уж, — согласился Дизи.
— Ты ведь знаешь, о ком я говорю, да? — спросил я и провел револьвером по его лицу, остановившись на лбу. Револьвер скользил легко, размазывая пот.
— Знаю, — наконец-то признался Дизи.
— Отлично. Теперь ты скажешь мне его имя и адрес. И ему лучше быть именно там, когда я отправлюсь к нему в гости, потому что если он скроется…
— Завязывай с угрозами, я не боюсь Бриджит Каллагэн.
— А при чем тут она? Тебе меня надо бояться. Ты знаешь, какой урон нанесет твой череп револьверу, если я сейчас выстрелю в упор?
— Нет.
— Вообще никакого.
Мысли Дизи метались в поисках выхода: если он назовет мне имя и адрес, он потеряет авторитет в глазах своих людей, если промолчит, я могу оказаться именно тем человеком, которому хватит духу выбить ему мозги. Минуту назад я застрелил одного из его подручных. А Дизи следующий на очереди. И он решился:
— Я не знаю адреса. Можно, конечно, найти, но это займет несколько часов. Если ты дашь мне номер телефона, я перезвоню тебе и…
— Стоп, стоп! Мы же только что были честны друг с другом. Не надо портить общего впечатления. Придется нам с тобой проститься…
Кожа под стволом револьвера уже посинела.
— Парня зовут Барри. Он живет в лодке у набережной Лагана. Лодка называется «Рыжая копна». Больше мне ничего не известно. Я не слежу за каждым недоноском, торгующим травкой, который работает на меня.
— Барри?
— Барри, — подтвердил Дизи.
Я повернулся к оставшимся бандитам:
— Так, парни. Мы с Дизи выйдем погулять. Если я увижу, что хоть один из вас высунул голову, засажу смельчаку пулю прямо между глаз, а следующая пуля достанется Дизи. Так что на вашем месте я бы остался здесь. А теперь бросайте оружие и за барную стойку!
Никто не пошевелился.
— Выполняйте, — приказал Дизи.
Бандиты побросали оружие и втиснулись за стойку.
Не отрывая револьвер ото лба Дизи, я подошел к двери. Черт, сейчас мне придется повернуться к бандитам спиной. Я повернулся и толкнул дверь. Мгновение я остро чувствовал свою уязвимость — волосы на затылке встали дыбом. Но никто не стал геройствовать. Мы с Дизи вышли на улицу.
— Спасибо за информацию, — сказал я.
— Как-то не верится мне, что она тебе пригодится, — насмешливо буркнул Дизи.
— Поживем — увидим.
Я отвел револьвер от его лба и отошел.
— Надеюсь, у тебя есть страховка, потому что после этого маленького подвига тем, кто тебя любит, она может пригодиться. Хотя… кому нужен предатель и доносчик? — сказал Дизи.
— Обернись, — скомандовал я.
Он обернулся.
Я ударил его рукояткой револьвера по затылку, и он свалился на тротуар.
А я со всех ног помчался под гору и бежал вниз по Фоллс-роуд до тех пор, пока не очутился в безопасности, в центре Белфаста.
— Где Лаган? — спросил я у прохожего.
Тот сказал, я перевел дыхание, поморщившись от приступа боли в раненом животе, и направился на восток — на встречу с Барри, а если повезет, и с Шивон.
Шаг… Легкий бег… Бег…
Угрозы Шеймаса Дизи я решил всерьез не принимать.
Если он просто болтун, все закончится пшиком. Но если он попытается отомстить, ему лучше взять номерок и присоединиться к очереди жаждущих. У меня долгие отношения со злом. Дизи — мелкая уголовная рыбешка. А я — Майкл Форсайт, человек-легенда.
Пусть к этой легенде добавится еще один штрих. Пусть в нее верят. Пусть ее пересказывают.
Он прожил двенадцать лет в бегах, пережил не меньше трех покушений. Потерял ногу, сбежал из мексиканской тюрьмы и разрушил империю Темного Уайта.
С ним шутки плохи. Он призрак, ужас в ночи…
Говорят, когда он был зачат, добрая фея как раз находилась в отпуске, а когда родился, стервятники сидели на крышах домов его врагов.
Ремесленники-протестанты, принимавшие участие в защите ирландского города Дерри от католиков (1689). Парады в честь осады Дерри часто сопровождаются провокациями и насилием против католического населения.
Гобелен из Байё — памятник раннесредневекового искусства, вышивка по льняному полотну примерно семидесяти метров в длину с изображением сцен Нормандского завоевания. Выполнена в конце XI в.; хранится в городе Байё (Нормандия).
Тревожные годы (1919–1923) — период гражданской и партизанской войн Ирландии против английского господства и вооруженной борьбы между Ирландской республиканской армией и сторонниками соглашения с Великобританией.