После плевка ингалятора в горло хозяин астматически просипел:
- Хорошо протопили?...
Тарас Григорьевич обиженно развёл руками: мол, спрашиваете! Как заказывали!
*** Знакомство Франца с Василисой
Пришло воскресенье... День, который для Игоря Максимильяновича давно ничем не отличался от будней.
Бурханкин, как уехал к музыкантам, так со вчерашнего утра пока не появлялся... Фомка слонялся по комнате, просился во двор. Когда хозяину надоедал его скулёж - бывал выпущен, носился до ворот и обратно по единственной расчищенной дорожке. Одним словом - скучал.
Франц вдруг почувствовал: что-то случилось. Быть такого не могло, чтобы Вилли оставил его без информации.
Он встал на лыжи и резво заскользил по снегу. Углубился в лес метров на триста всего - и тут впереди приветственно залаял Фомка. Ему ответил серьёзный, односложный, но радостный гавк. Франц узнал голос Волчка, прибавил в темпе.
- Ох... Фима... хорошо, что ты... надо выручать!.. - задыхаясь, ещё издали закричал Бурханкин, увязая в снегу: шёл без лыж.
Он волоком тащил за собой тулуп, на котором кто-то лежал.
Франц заметил откинутое в сторону тонкое, бледное, запорошенное снегом девичье запястье... рассыпавшиеся по меховой изнанке тёмные волосы, приукрашенные морозным серебром.
- Куда ты её тащишь?! - он приподнял края тулупа, подсунул лыжи в качестве полозьев. - Кто это?..
- Не бойся, не к тебе! - пропыхтел егерь, тяжело отдуваясь. - К себе в берлогу. Надо схоронить девочку, пока... Это Василиса и есть.
Франца напугало слово "схоронить".
- Жива?.. - получив в ответ кивок, спокойно возразил: - Ко мне ближе. Чего же не на Орлике?..
- Я его Михалне запряг, чтоб доктора из больницы привезла. Они там угорели... Да, к тебе, Фима, лучше, - убеждённо пропыхтел егерь, - не догадаются, что она у тебя.
Игорь Максимильянович снял дублёнку, накрыл ею легко одетую девушку. Потащили.
Через несколько минут занесли в дом, уложили в комнате на диван.
Бурханкин, клацая зубами, вернулся в сени, повертел в руках мокрый тулуп, бросил его на пол. Не испросив разрешения, быстро надел дублёнку Франца и снова выбежал на улицу. Волчок, подчиняясь его приказу, остался сторожить у входной двери, прикрыв мудрые глаза оттенка сырой глины...
Франц быстро решал, глядя на незнакомую Василису:
"Что же делать? Спиртом растереть?"
Пока стягивал с полуживой девушки ботинки, носки, свитер, джинсы, пока растирал вафельным, смоченным водкой полотенцем ступни, руки, плечи, Фомка предпринял свои меры: вылизал бледное лицо, как тарелку дорогого фарфора, уткнулся шоколадными ноздрями в перламутровую раковину уха, пощекотал тёплым дыханьем.
Сработало. Ледышка оттаяла: даже смущённо улыбнулась, почесала ухо.
- Где-нибудь больно? - спросил Франц.
Она пошевелила пальцами рук и ног, снова улыбнулась, потянулась к свитеру.
Франц предложил ей меховые тапки, набросил на узкие плечи свой зимний длиннополый халат.
Василиса встала. Огляделась.
- Спасибо.
- Ну вот и славно! Меня зовут Игорь Максимильянович. Теперь - в ванну. Фомушка, проводи. Фройляйн, возможно, захочет запереться, так ты останься внутри на всякий случай. Только веди себя прилично и не подглядывай! Франц погладил своего любимца: - Не беспокойтесь! Он умный. И потом вы нам сильно напоминаете мою дочь.
Василиса хотела что-то сказать, закашлялась и только кивнула. Франц понял: благодарила.
Егерь вернулся лишь через полчаса. Франц успел протереть и без того блестящий поднос, поставить на него тонкую чашку, заварить в ней зверобой и мяту, прикрыть хрупким блюдцем, сверху напялив стёганую молодуху - "бабу на чайник".
- Где тебя носило? - накинулся он на Бурханкина, заслышав шум в сенях.
- Оследие заметал, - коротко ответил тот, отряхиваясь от снега, - на всякий случай. Теперь её здесь точно искать не будут. Слушай, пока, это... пока нету её...
- Раздевайся. Пойдём в гостиную.
В комнате егерь начал беспокойно озираться:
- А где же?..
Франц мотанул головой в сторону льющейся воды.
- Отогревается. Где ты её нашёл?
- Рядом с флигелем.
Франц ничего не понял. Достал из буфета кружку, вазочку с малиновым вареньем, розетку. Подвинул Бурханкину.
- Рассказывай. Как она туда попала?.. Угорела и вышла подышать?.. Когда?.. Ночью?..
Егерь таинственно пожал круглыми плечами под собачьей шерстью свитера, налил себе чаю, отхлебнул.
- Вот не захотел ты, когда мы тебя просили, вот теперь уже ничего и не сделать...
Франц предполагал, что разговор начнётся именно с этого, потому попробовал не раздражаться. Только спросил:
- Значит, теперь ты не нуждаешься в моей помощи?..
Бурханкин сразу заюлил, как провинившийся Фомка:
- Я-то... мне-то что... вот она вот...
Он склонил голову в сторону чуланчика-ванной.
Франц, изобразив, что тоже прислушивается к плеску воды, равнодушно заявил: