Повариха так кричала, что голос её рванулся в закрытое окно, распахнул форточку, перелетел через двор, стукнулся о забор. Около развалин флигеля пробудилось эхо, ответило из глубины брёвен диким, жутким, глухим криком, почти рёвом... Замерло...
Все затихли, прислушиваясь. Только метель подвывала по-волчьи, заметая снегом подоконник. Певунья свернулась калачиком, беспомощно оглянулась на повариху.
- Метель, - успокоила та. - У ней разные голоса.
Василиса потрогала седые пряди...
- Значит, мне опять послышалось... - Потом она звонко, страстно расхохоталась. - Господи! Да о каком наследстве они толкуют?!.. Ну хоть вы им скажите, Игорь Максимильянович! Ну дом-то ещё ладно, можно рассматривать, как повод для беспокойства, хотя я лично сомневаюсь: не вилла и не замок! А письма дедушки... Если этот гад их спёр?.. Когда у нас защищали интеллектуальную собственность? Покажите мне это место! - Певунья вновь залилась смехом.
- И-и, что смеёшься, глупая! - опомнилась Евдокия Михайловна и вдруг всхлипнула. - До чего довели девочку...
Закрывшись фартуком, ушла плакать на кухню.
- Я не п-понимаю, чему ты радуешься, - невольно улыбнулся Пётр, заразившись весельем певуньи.
Доктор покачал оранжевой головой:
- Игорёша, давно ли мы с тобой были такими беспечными?..
Франц неожиданно для себя вслух процитировал дневник Дианы Яковлевны:
- "Давно ли, долго ль... это - для поэтов. Пусть мимолётно жить на свете этом..."
Василиса снова прыснула в кулак.
- Ничего смешного! - строго заметил Игорь Максимильянович. - Вы думаете, он распространил отраву от расстройства, что не уговорил?..
Она всё хихикала:
- Не вышло сразу, зашёл по второму разу, не пережил отказа, оставил заразу...
Услыхав, повариха влетела в столовую.
- Этот ирод опять же за своё возьмёться! Как её уберечь?.. Он же опять, небось, под землю ушёл. Подклеть-то хорошо заперли?
- "Не бойтеся", - поддразнил повариху её же говорком Пётр. - Он, наверно, давно у своих: вертолётчики больше не летают. А у Васьки - у неё вон сколько заступников!
Фомка и Волчок подняли головы одновременно.
Бурханкин, насупив брови, покосился на завхоза, шепчущегося с сыночком и решил внести свою лепту:.
- Кто-то же, это... отвёз автомобиль в лес?!..
Василиса исподлобья посмотрела на Георгия, искоса - на завхоза, открыто - на Франца. Перевела взгляд на Бурханкина...
- Наплевать! Надоело бояться! - И запустила пальцы в седой "ёжик" Петра: - Предлагаю героический эксперимент! Давай, Белый, рыжими станем, как доктор!
- А такими же мудрыми станем?..
- А слабо - дуэтом прогуляться?..
- А пошли! - тут же согласился Пётр. - Точно не боишься?..
Она вдруг поёжилась, прямо в одеяле подошла к окну.
- Нет, всё-таки, кто же там так кричал? - собрала горку снега на подоконнике, утрамбовала в комок...
Евдокия Михайловна закрыла форточку, смахнув с подоконника остатки влаги, спокойно заметила:
- Никто не кричал, тебе показалося. Иди, девонька, проветрися. Видишь, метель утихает - можно, значит.
Василиса перекинула снежок из ладошки в ладошку, одеяло с неё упало.
- А давай, Белый, мы ещё кого-нибудь слепим...
Пётр поддержал её, приобняв за острые плечи.
- А потом - песенку споём!.. А расскажешь о крёстной?..
- А это, как будешь себя вести! - невинно освободилась Василиса от руки Петра, быстро запихнула ему за шиворот снежок и прихлопнула, сразу отбежав на безопасное расстояние. - Тётя Дуся, вы не знаете, где моя куртка?
- Возьми мою, - ревниво глядя на певунью, великодушно разрешил Георгий.
- Подождите!.. - глаза Франца были устремлены на кресло, с которого она только что встала. - Идите сюда. Оба! - приказал он Петру и Василисе.
Ничего не понимая, оба подчинились.
- Смотрите! - Франц указывал на шнур серебряного плетения, которым было отделано самодельное кресло - перевёрнутый деревянный осьминог.
Василиса провела рукой по лбу, обвязанному обрывком такого же шнура.
Игорь Максимильянович спросил Петра:
- Что за дерево, можете определить?.. Случайно, не орех?
Гитарист пробежался пальцами по осьминожьим ногам-подлокотникам, как по грифу, пожал плечами, недоумённо поднял к Францу голову:
- Кажется, да, ну и что?
Бурханкин уже был рядом.
- Мог бы и меня, это... спросить, я бы, это... сразу бы сказал, что орех, - заметил он обиженно, - и стучать бы не стал...
- Нет, простучать надо, - возразил Франц. - Пётр, займитесь этим. Смелее, - подогнал он, - не взорвётся.
Через пару минут из-под обивки широкого сиденья на свет были извлечёны свёрнутые трубочкой бумаги.