Перезагрузка системы - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Глава 16. Историческая память народа: Помним про своих мёртвых!

Из доклада начальника Политического управления Красной Армии Льва Мехлиса «О военной идеологии», на Совещании (10 мая 1940 г.) по итогам Советского-финской войны»:

«В вопросах военной идеологии мы оказались достаточно беззаботными. В работе давила повседневная текучка, процветал эмпиризм…

Что нам необходимо для поднятия военной идеологии и военной науки на уровень требований современной войны?

Для этого нужно, прежде всего, ликвидировать болтовню о непобедимости Красной Армии, ликвидировать зазнайство, верхоглядство и шапкозакидательство. Нам нужно прекратить разговоры о том, что Красная Армия непобедима, а больше говорить о том, что мы должны многому учиться, чтобы идти вперед.

В отношении армий малых сопредельных с Советским Союзом стран у наших командиров и политработников заметно пренебрежение и высокомерность. Эта недооценка вооруженных сил малых стран неправильна и вредна, ибо, когда эти малые страны выступят на стороне крупных империалистических держав против СССР, они сумеют притянуть на себя значительные силы Красной Армии, если мы будем их недооценивать и не будем знать их театра и методов войны. Следовательно, надо внимательно изучать и знать слабые и сильные стороны всех армий сопредельных стран, в том числе и малых…

Глубоко вкоренился вредный предрассудок, что, якобы, население стран, вступающих в войну с СССР, неизбежно, и чуть ли не поголовно, восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии, что рабочие и крестьяне будут нас встречать с цветами. Это ложное убеждение вырастает из незнания действительной обстановки в сопредельных странах. Война в Финляндии показала, что мы не вели политической разведки в северных районах и поэтому не знали, с какими лозунгами идти к этому населению и как вести работу среди него. Мы часто обходились с крестьянами как с рабочим классом, а оказывается, что этот крестьянин крупный кулак, шюцкоровец, и он реагирует по-своему. Столкновение с действительностью размагничивает нашего бойца и командира, привыкшего рассматривать население зарубежных стран с общей — поверхностной точки зрения…

Неправильно освещаются также интернациональные задачи Красной Армии. В печатной и устной пропаганде на первый план выдвигается тезис об освободительной роли нашей армии. Интернациональные задачи излишне подчеркиваются и в проекте Полевого устава, где сказано, что «Красная Армия вступит на территорию нашего врага, как освободительница угнетенных и порабощенных» (ПУ-39, с. 4).

Конечно, во всех случаях, мы, вступив на территорию противника, будем в роли освободителей трудящихся от эксплуататорских классов. Но в практической работе нельзя швыряться лозунгами вообще. Я считаю, что давать такой лозунг в Полевом уставе Красной Армии не нужно. Каждый лозунг должен иметь свое место и свое время. Между тем лозунг об интернациональных задачах Красной Армии сплошь да рядом дается вне времени, без учета условий и без учета того, к кому апеллируют.

…Наши политработники часто подходят к этим вопросам по-школьному. Усвоив из книг общее и безусловно правильное положение о том, что наша армия является освободительницей трудящихся капиталистических стран, они еще не умеют применять теорию в жизни, вести пропаганду и давать лозунги, исходя из конкретной обстановки.

Аналогичная ошибка была допущена и в первый период войны с белофиннами, в особенности с правительством Куусинена. Незадачливые политработники механически усвоили лозунг об интернациональных задачах Красной Армии, об освобождении финского народа и обращались с этим лозунгом одинаково как к финскому населению и солдатам, так и к своим войскам. Не учитывали того, что если финскому солдату можно и нужно говорить о том, что Красная Армия несет ему освобождение, то для наших красноармейцев этот лозунг не всегда будет понятен и близок. Там же, на финском фронте, выходила газета под названием «За коммунизм». Это название я изменил, так как для беспартийных товарищей оно может быть не всегда понятным.

В речи товарища Молотова было сказано о том, что Красная Армия ведет войну за безопасность города Ленинграда и наших северо-западных границ, ведет войну за то, чтобы уничтожить военный плацдарм, который готовили противники Советского Союза. Когда этот правильный лозунг, данный ЦК и Правительством, вновь был подтвержден нашими политработниками, он придал гораздо больший смысл и действенность нашей пропаганде.

Этот лозунг был понятным для всего личного состава».

В том же «отдельном кабинете» совнаркомовской столовой, после того как малость перекусили и, всерьёз взялись опустошать самовар, я первым делом в присутствии Льва Мехлиса заявил Народному Комиссару Государственной Безопасности (НКГБ) Пономаренко и Начальнику его «Главного управления безопасности» — Влодзимирскому:

— Советизацию прибалтийских республик надо заморозить до лучших времён. И эту «заморозку» надо начать именно с органов НКГБ: придержите коней, товарищи чекисты!

Поясню:

После присоединения западных областей, что в принципе — можно только приветствовать, Советский Союз повёл себя как медведь в посудной лавке — перебив множество «горшков».

На благо это никому не пошло — ни самому Первому в мире государству рабочих и крестьян, ни населяющему его советскому народу, ни национальностям — населяющим эти самые «западные области».

И если с бывшей австро-венгерской Галитчины (с какого-то неведомого мне перепуга вдруг ставшей Западной Украиной) — всё в принципе понятно и, взятки с неё гладки… То ситуация с Прибалтикой, напоминает или театр бессмысленного абсурда или кем-то тщательно спланированную операцию…

Не, ну если подумать:

Латыши и эстонцы (про литовцев не знаю, поэтому врать не буду) испокон веков, ещё со времён Тевтонского и Ливонского ордена ненавидят германцев — бывших триста лет их господами и обращавшихся с ними, как с бесправными скотами. Буквально вчера (в историческом смысле, конечно) усиленные латышскими полками отряды эстонской армии, резались насмерть с добровольцами из «Фрайкора[1]» в битве при Вендене.

Однако, понадобилось менее года, чтоб прибалты возненавидели нас больше потомков своих многовековых поработителей!

Мда… Просто так этого не сделать, это надо очень хорошо постараться и иметь при этом — особенный талант.

К счастью в отличии от Западной Украины, в случае с Прибалтикой — точка невозврата ещё не пройдена.

После добровольно-принудительного присоединения трёх республик к Советскому Союзу, оказалось что численность местных компартий — не только несерьёзна, но и просто до гомерического хохота смешна: от двухсот членов человек в Эстонии до тысячи в Литве. Поэтому первым делом пришлось искусственно создавать «аппарат» советизации и, при этом одновременно — не забывая «чистить» его от случайных и даже враждебных элементов.

Разве может обладать авторитетом у местного населения, такая «направляющая и руководящая»?

Конечно, нет!

А на хуахуа она тогда?

И мной уже было дано указание Щербакову — Секретарю-Председателю Исполнительного комитета Пленума ЦК ВКП(б), пустить дело с созданием национальных компартий в Прибалтике «на самотёк»: пускай сами само- организуются — что выйдет, то выйдет.

Одновременно через государственные органы на местах, ищется подход к патриотическим силам, настроенным враждебно к Германии. Такие должны быть, обязательно должны быть.

В принципе, первые шаги Советской Власти в Прибалтике получили поддержку широких масс.

Бесплатное обучение в средней школе для всех категорий населения, отмена платы за медицинское обслуживание, введение для рабочих и служащих обязательного государственного страхования, объявление запрета на повышение ставок квартирной платы и стоимости коммунальных услуг.

Собственность крупных помещичьих имений была рационализована, земля конфискована и поделена между безземельными и малоземельными крестьянами. Предусматривалось повышение закупочных цен на все сельскохозяйственные продукты…И главное: вопрос об коллективизации в Прибалтике — даже ещё не поднимался.

Это не могло не привлечь симпатии рабочих и крестьян.

Однако одновременно, прибалтов жёстко «обули» экономически при обмене национальных валют на рубли. Вслед за этим, в эти края пришёл невиданный доселе зверь: советский товарный дефицит — которому способствовали «понаехавшие» из «старых» советских республик «советизаторы», буквально сметавшие всё с магазинных полок.

Недовольство новыми порядками произрастёт из среды мелкой городской буржуазии и на несколько порядков усилится, как только будет проведена национализация домов, кинотеатров, аптек и прочих «табачных лавок».

Городской обыватель (чиновники, бывшие офицеры, люди свободных доходных профессий и прочая публика.) недоволен тем, что проводимые новшества нарушают его сложившиеся привычки и быт, а так же потрясают его бюджет.

Опять же патриотизм — хоть и «местячковый» и, «националистический» — называй как хош… Но это всё же — самый настоящий патриотизм и, он никуда не делся после присоединения.

Особенно он обострился когда приводили национальные части трёх республик к красноармейской присяге. Сопротивление было настоль велико, что это «мероприятие» пришлось отложить до февраля 1941-го года — видимо в надежде, что «само рассосётся»…

Не рассосалось!

Органы НКВД перехватывали вот такие письма:

«Нам советские политруки говорят, чтобы мы дали присягу советской Конституции. Мы против присяги. Нас демобилизуют или нас вышлют туда, где растет перец, но это не важно. Что будет — пусть будет, но присяги принимать не будем и большевиками быть не хотим»…

«Мы еще не потеряли надежду, ожидаем, когда засветит солнце и возродится Литва. Сначала Советы говорили, что будет свобода, но мы почувствовали на себе, что получается наоборот, хотя нам продолжают пускать туман в глаза. Мы знаем, что нас ожидает, все равно мы не поддадимся. Нас не переделают: как были литовцами, так и останемся литовцами, мы не мальчишки. Нас агитируют, чтобы мы приняли присягу, но нам другой присяги не нужно. Мы знаем, что осенью придут другие друзья».

И это была лишь верхушка айсберга.

Что особо в этой истории умиляет, так это факт существования несмотря ни на что — до самого 22 июня, прибалтийских национальных воинских формирований. Интересно, что ждали наши стратеги в синих штанах, от военнослужащих пишущих вот такие письма?

Неужели не понимали, что за СССР они воевать не будут и при первой же возможности ударят в спину?

Так почему хотя бы не распустили ненадёжные части?

А ведь именно через них, Третья танковая группа Гота ударила в тыл Западному фронту…

Глупость или измена?

В общем накануне войны, Прибалтика оказалась на пороге политического и экономического кризиса. Недовольство во всех слоях населения росло и росло лавинообразно…

Однако по моему твёрдому убеждению — пока в этом не было ничего фатально-катастрофического. При нападении Германии на Советский Союз и вторжении Вермахта в Прибалтику у местного населения обязательно бы проснулся бы «спящий ген»: их многовековая ненависть к историческому врагу.

Но…

Но здесь за Гитлера хорошо подыграли наши верхи. Впрочем, сколь не смотрю пристально на события 22 июня и после этой даты — такое стойкое ощущение складывается, что где-то «на самых верхах» — идёт игра двух команд в одни ворота. Своими словами: наши поражения мы организовали сами, а германская армия — нам лишь помогала быть разбитыми.

Многие факты и последующие за ними события — просто нельзя объяснить чем-то другим.

Точно также решили и в данном случае!

С недовольством населения решили бороться простым, но хорошо опробованным методом — репрессиями.

Вот и документик в «послезнании» всплывает:

«Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР

«О мероприятиях по очистке Литовской, Латвийской и Эстонской ССР от антисоветского, уголовного и социально опасного элемента»:

В связи с наличием в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР значительного количества бывших членов различных контрреволюционных националистических партий, бывших полицейских, жандармов, помещиков, фабрикантов, крупных чиновников бывшего государственного аппарата Литвы, Латвии и Эстонии и других лиц, ведущих подрывную антисоветскую работу и используемых иностранными разведками в шпионских целях, ЦК ВКП(б) и СНК СССР постановляют:

1. Разрешить НКГБ и НКВД Литовской, Латвийской и Эстонской ССР арестовать с конфискацией имущества и направить в лагеря на срок от 5 до 8 лет и после отбытия наказания в лагерях сослать на поселение в отдаленные местности Советского Союза сроком на 20 лет следующие категории лиц…».

И всё!

Эта, по своей сути — бессмысленно-бестолковая акция (ибо даже пионер знает, что насильно мил не будешь) окончательно определила отношение жителей Прибалтики — не только к Советской Власти, но и к русскому народу в целом. И не только на период Великой Отечественной Войны, но и…

На века!

Но пока, как говорится в довольно популярной в «эпоху Застоя» песТне:

«Еще пока не поздно нам сделать остановку.

Кондуктор, нажми на тормоза!».

Надеюсь, что в этот раз, в нас всё будет по другому.

***

Получив такое необычное устное распоряжение, Пономаренко и Влодзимирский отделались односложными фразами, типа: «Вас поняли, исполним» и, замолчали.

Вообще, живого диалога как в случае с Жемчужиной, разговора «за чаем» не получилось — скорее мой монолог «о намерениях»… Так была довольно раскрепощённой — привыкшая чувствовать себя в безопасности за широкой спиной могущественного муженька. Эти же, ежечасно ходили буквально по лезвию ножа и поэтому тщательно следили за «базаром» и старались лишний раз рот не открывать.

Да и видимо ошарашенные новыми назначениями, они ещё не пришли в себя и держались настороже.

В принципе, может оно и к лучшему.

«Каждый солдат должен знать свой маневр», поэтому объясняю:

— Этим летом нам предстоит война с Германией и лишних врагов мне не надо! Прибалтийские республики имеют по стрелковому корпусу каждая. Возможно их боевая ценность и довольно условная… Не спорю! Но лучше — если эта «условная ценность» будет на нашей стороне, чем на гитлеровской: ибо лишняя соломина — ломает хребет верблюду.

Влодзимирский, осторожно замечает:

— И тем не менее, товарищ Сталин, в Прибалтике полно антисоветских элементов…

Строго на него глядя:

— На данный момент между СССР и Германией происходит обмен: все желающие этнические германцы — сваливают в Фатерлянд, а взамен на историческую Родину — из Рейха приезжают якобы этнические литовцы, латыши и эстонцы… Вот те, не только «антисоветские элементы» — но и поголовно шпионы, диверсанты и подрывные элементы! Так почему-то вы их не трогаете, товарищи чекисты.

Тот, глядя куда-то в сторону:

— Таково решение политического руководства, товарищи Сталин…

Кулаком по столу:

— Так вот, отныне «решение политического руководства» таково, товарищ Начальник Главного управления безопасности: «упаковывать» таких «репатриантов» ещё на границе и в «пресс-хату» под «молотки»!

По лицам вижу: «переводить» не надо.

Пономаренко:

— Международного скандала не получится, товарищ Сталин?

Отмахиваюсь:

Рисунок 52. Комиссар госбезопасности 3-го ранга Лев Емельянович Влодзимирский.

— Да пусть получается — товарищ Вышинский как-нибудь отбрешется — на то он и на Департамент иностранных дел поставлен… Да и не будет никакого скандала: знает фашистская кошка, чьё сало съела — особенно, если мнимые «репатрианты» «запоют».

Продолжаю:

— Если же начнёте арестовывать и высылать местных прибалтов — «антисоветских элементов» станет ещё больше и их станет труднее вылавливать. Неужели это непонятно? Поэтому если нет в наличии призыва к насильственным действиям и самих насильственных действий — забейте.

Посмотрев прежде на портрет на стене, Влодзимирский нерешительно:

— А если речь будет идти о клеветнических наветах…

Тоже глянув в том же направлении, заканчивая за него:

— …В адрес товарища Сталина? Тогда набейте — имеется в виду «хлебало» этой «шпротине» и отпустите. Но только не арестовывайте!

Мехлис, видимо решив оживить чаепитие, спросил:

— Неужели, товарищ Сталин, арест представителей крупной буржуазии, старых чиновников и офицерства — может оттолкнуть от нас широкие массы трудящегося населения Прибалтики?

Безапелляционно отвечаю:

— Ещё как может! Это самое «население», с 1918-го года воспитывалось в националистическом духе. Это как в деревне: отдельный парень может среди своих считаться полным и ничтожным чмом… Но это наш(!) парень! Попробуй только его тронь парень из другой деревни… «Наших бьют» и стенка на стенку!

— Жизненное и главное — очень доходчивое сравнение…

Сперва улыбнувшись, затем Пономаренко спросил «по существу»:

— …Но что все же прикажите делать с вышеперечисленными категориями, настроенными открыто враждебно к Советской Власти?

Объясняю, загибая пальцы:

— Искать к ним подходы и точки соприкосновения интересов, дать возможность уехать за границу и нам не мешать, тем или иным образом — скомпрометировать в лице соплеменников, обвинив например в ложемужестве… Хм, гкхм… В мужеложстве, мать его итти.

Оба чекиста переглядываются и дуэтом:

— «В мужеложстве»?!

Подтвердив уверенным кивком:

— Именно в нём. Среди этой категории — таковых выше нормы, но в приличном обществе — пока не принято быть откровенным пидарасом. Вот этим можно и воспользоваться! Только всё надо делать грамотно и с использованием неопровержимых улик в виде фото- и кинодокументов.

Посмотрев в глаза Влодзимирскому, с сегодняшнего дня — главного «кровавого гэбиста», с настойчивым нажимом:

— …Конечно такое намного труднее, чем просто — хватать и тащить. Но «ныне, присно и во веки веков» — такое должно быть стилем вашей работы, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга!

Тот, правде не сразу и не совсем уверенно, но всё же ответил:

— Хорошо, товарищ Сталин! Отныне так и будет.

Не переставая буравить того взглядом, пока он не отвёл глаза:

— У меня нет в этом никаких сомнений, товарищ Влодзимирский.

Допив стакан чая и налив новый, продолжаю:

— Выселения с территорий Прибалтики и вообще всех — не так давно присоединённых территорий, проводить конечно все же надо. Но не в таком формате! В преддверии войны и возможной оккупации этих земель, нужно вывезти в глубь страны квалицированную рабочую силу и в первую очередь — железнодорожников вместе с семьями, заменив их командированными из центральных районов. Естественно, это сделать надо грамотно, например: под предлогом переобучения под советские стандарты. Типа: «не сцыте, граждане — два-три месяца и вернём вас обратно в целостности и сохранности».

Естественно, по мере продвижения Вермахта на восток, командировочные железнодорожники будут отходить с частями Красной Армии и, у гитлеровских тыловиков — возникнут большие проблемы с железнодорожными перевозками. А если эти самые «командировочные», перед отходом ещё и железнодорожную инфраструктуру испортят — проблемы из просто больших, могут стать вообще неразрешимыми.

И писТсец тогда полярный Блицкригу!

Далее, вот ещё задумки появились:

— Прибалтийские порты находящиеся непосредственно возле границы — Лиепаю и Виндому, уже сейчас можно начинать потихоньку эвакуировать — вывозя оборудование и рабочих в Архангельск например…

Этот северный порт, во время будущей войны сыгравший такую важную роль в поставках по Ленд-Лизу — обошли стороной первые пятилетки вместе с великими стройками коммунизма и, ныне его состояние немногим лучше, чем было во времена сразу после Первой мировой и Гражданской войн.

— …С началом же войны, это же надо проделать с Ригой и Таллинном и причём — в очень хорошем темпе и по принципу: «что не съем — то надкушу». Чтоб противник не смог воспользоваться этими портами, для снабжения своих войск — наступающих на Ленинград.

Далее:

— Перед войной, желательно удалить с территорий Западной Украины и Белоруссии всё мужское население прошедшее военную подготовку при панах, вместе с призывниками этого года и, убрать сей «контингент» подальше от границы, например: в Закавказье, Среднюю Азию и Дальний восток…

Мой горячий привет панам Бандере и Шнуркевичу!

— …Они воевать за нас не только не будут, но и при первой же возможности — воткнут штык в спину.

Хорошенько подумав — стоит ли говорить иль нет, всё же решил посвятить:

— В конце марта-начале апреля, товарищи, произойдёт одно «событие» с очередной частичной мобилизацией, вот этим и воспользуйтесь.

Пономаренко:

— Последнее больше по части Наркомата обороны, товарищ Сталин.

— «На стыке наук» так сказать, на «стыке наук», товарищ Нарком госбезопасности.

Подытоживая разговор об недавно присоединённых территориях, сказал:

— В общем, товарищи, состыкуйтесь с соответствующими наркоматами и немедленно приступайте к работе.

***

По стариковски покряхтев, повздыхав и пару раз глянув на потолок — как бы не решаясь сказать о нелицеприятном…

Но тем не менее начал:

— Прошу отнестись со всей серьёзностью, товарищи… Забудьте старые лозунги, типа «малой кровью, могучим ударом» — это всё вредная брехня, сочинённая каким-то недобитым троцкистом! Эта война будет очень долгой, крайне тяжёлой и небывало кровопролитной: ведь по сути — нам будет противостоять вся объединённая Европа во главе с Германией. И никакого восстания германского пролетариата не будет… В конечном итоге, мы всё же конечно победим — ибо наше дело правое, но на начальном этапе войны — врагом будут оккупированы значительные территории…

Помолчав:

— …Возможно даже до самого Днепра.

За неимением на столе «ухи», народ «поел» чая не забывая про сахарок — чстоб соображать лучше и, уставился на меня во все глаза… Мол, продолжай.

И глядя на Пономаренко, я продолжил:

— Исходя из этого, товарищ Комиссар госбезопасности 1-го ранга, он же — Первый секретарь Коммунистической партии Белоруссии, в скобках — «большевиков», надо заранее позаботиться об создании на временно оккупированных территориях партизанского движения: кадры, базы, связь с «Большой землёй»…

В отличии от Щербакова, которого снял с должности Первого секретаря Московского обкома ВКП(б), Пономаренко я оставил во главе компартии Белоруссии. Исходя из того соображения, что в «реальной истории» эпицентром партизанской войны была именно эта республика и, точно такое же повторится и в её «альтернативном варианте».

Рисунок 53. Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Лучшего качества фото соответствующего возраста не нашлось.

Во время Великой Отечественной Войны, этот человек был Начальником Центрального Штаба партизанского движения, руководил партизанскими формированиями, подготавливал и проводил крупные партизанские операции — «Рельсовая война», «Концерт» и им подобные.

Поэтому уверен: Пантелеймон Кондратьевич и в «текущей реальности» не оплошает…

Особенно, если ему назначить в помощники полковника Старинова (надо бы такого найти ещё, ибо кроме звания и фамилии ничего не знаю[2]) с его богатейшим опытом в подобных делах и подсказать кое-что из имеющегося «послезнания».

Вот например, задаю неожиданный вопрос:

— Товарищ Пономаренко! Вы читали книгу Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол»?

Удивлённо:

— Нет, товарищ Сталин. Как-то не довелось.

— Напрасно, напрасно! Невероятно, просто чертовски интересная книжка и для Вас — как Начальника Штаба партизанского движения, представляющая несомненный интерес.

Спохватываюсь:

«Интересно, вышла ли она уже в русском переводе в СССР или нет?».

Не моргнув глазом приняв — как данность новое назначение, тот заинтересованно:

— Обязательно прочту после такой рекомендации. Но хотелось бы знать — в чём именно состоит «несомненный интерес» для Начальника Штаба партизанского движения?

С удовольствием объясняю:

— В этом, во истину — шедевральном произведении, командующий фронтом перед началом наступательной операции даёт партизанскому отряду задание взорвать мост стратегического назначения. Но…

Заостряя внимание, поднимаю палец вверх:

— …Но с обязательным условием: тот должен быть уничтожен именно в определённый момент — в самом начале операции: не раньше и не позже. Несоблюдение этого условия будет означать провал операции в целом. Основная мысль ясна, товарищ Начальник Штаба партизанского движения?

— Ясна, товарищ Верховный главнокомандующий.

— Возвращаясь к нашей действительности, приказываю: основной целью партизанского движения должны коммуникации противника — по которым он снабжает вторгнувшиеся вглубь нашей территории войска. И причём, в нужное время — когда Красная Армия перейдёт в решительное контрнаступление.

В «реальной истории», с задачами и целями партизанского движения изрядно напортачили, ставя во главу угла такое вот:

«Чтоб земля горела под ногами фашистских оккупантов! Чтоб ни минуту враг не чувствовал себя спокойно на нашей земле!».

В результате горели наши сёла и очень часто — вместе с жителями, спокойно не чувствовали себя сами партизаны — за коими охотились денно и нощно, как за дикими зверьми… А фашистские оккупанты — более-менее стабильно снабжали свою армию, дошедшую аж до самой Волги-Матушки и седых вершин Кавказа.

То, что в первую очередь партизаны должны бить по коммуникациям, важнейшем из которых являются железные дороги — дошло лишь к 1943-му году и, сразу же — потрясающий успех во время вышеназванных операций.

Пономаренко задумался и спросил:

— А разве партизаны не должны мешать врагу во время его вторжения вглубь нашей территории?

Отицающе верчу головой, рискуя что она открутится с шеи и свалится с плеч долой:

— Когда враг наступает — он силён и, значит — сможет выделить значительные воинские формирования, чтобы если и не уничтожить партизан — то хотя бы загнать их в глубь лесов и болот и там блокировать, не позволяя таким образом им выполнять свою главную задачу…

А так «в реале» и было: во время контрнаступления РККА под Москвой зимой 1941-1942-го годов, партизанские отряды не сумели помешать германскому командованию снабжать войска и подбрасывать подкрепления по железной дороге — так как рано вылезли с сиюминутными задачами и были уничтожены, или загнаны в самые глухие дебри. В результате нашей армии (и не только поэтому, конечно, эта причина — из разряда «упущенных возможностей») не удалось полностью уничтожить группу армий «Центр» и война продлилась ещё три года, принеся неисчислимые бедствия.

— …А вот когда противник в боях с нашей армией обессилеет и обескровится, когда в бой будет брошен «последний батальон»… Вот тогда, уж!

Я грозно и не без уместного в данном случае пафоса потряс кулаками и, затем спокойно:

— А до этого партизанам сидеть на попе ровно, как мышь под веником и дышать через раз.

После чего изрядно ошарашил:

— Приветствуется даже сотрудничество партизан с оккупантами — чтоб как можно ближе подобраться к тем самым «коммуникациям», в ожидании часа «X».

Чекисты переглянулись — с вполне определённым выражением на лицах и дуэтом издали нечто вроде:

— Вот, даже как?

Как ни в чём не бывало, усмехаюсь:

— Считаете, что для Советской Власти будет лучше, если с оккупационной администрацией будут сотрудничать её выползшие из всех щелей враги? Вылавливать и вешать коммунистов, комсомольцев и председателей колхозов? А предпочитаю, чтоб всё происходило с точностью наоборот.

Те вновь переглядываются, но уже сосем другим выражением на лицах:

— Это гениально, товарищ Сталин!

Подмигнув и заканчивая «партизанскую тему»:

— А вы, что думали, товарищи? Так что если в дальнейшем что-то будет непонятно — спрашивайте, не стесняйтесь.

***

Следующая тема происходящего чаепития:

— А скажите-ка мне, товарищ Влодзимирский, всех ли польских офицеров в Катыни расстреляли?

Тот поперхнулся чаем, довольно долго кашлял с выступившими слезами на глазах, но всё-таки ответил, причём в довольно жёсткой форме:

— Товарищ Сталин! Этот вопрос надо адресовать в Департамент исполнения наказаний — там сейчас ведают расстрелами и всем таким прочим.

Понимающе-снисходительно улыбаюсь:

— Ну не будьте таким формалистом, товарищ Начальник Управления безопасности НКГБ! Просто скажите мне: что Вам известно про массовые расстрелы пленных польских офицеров в Катыни весной прошлого — 1940-го года?

Тот в явном замешательстве:

— Если эта «Катынь» в оккупированной Германией Польше, то про «массовые расстрелы» надо спрашивать у товарища Фитина — Начальника Службы внешней разведки СССР или у товарища Вышинского…

Стараясь быть терпеливым, подсказываю:

— «Катынь» — это какая-то дыра где-то под нашим Смоленском, где находится (или до весны 1940-го года находился) лагерь для военнопленных польских офицеров. Что Вам по этому поводу известно, товарищ Влодзимирский?

Тот, вижу — тоже стараясь быть терпеливым, объясняет:

— Мне известно, товарищ Сталин, что для содержания пленных поляков осенью 1939-го были устроены три лагеря польских военнопленных. Но ни о каких расстрелах поляков в какой-то Катыни и тем более — массовых, мне ничего не известно.

Чешу недоумённо в затылке:

— И что? Так до сих пор и сидят они в тех трёх лагерях?

— Почему же? Военнопленных украинцев, белорусов и других национальностей, Родина которых на территории Западной Украины и Западной Белоруссии — уже весной прошлого года распустили по домам… Тех из поляков, кто согласился выехать на территорию отошедшую Германии, отправили туда.

С надеждой:

— А всех остальных ведь расстреляли, да?

Не сумев скрыть раздражения, тот восклицает:

— Да, нет же, товарищ Сталин!

Разочарованно бурчу:

— Скажите ещё, что отпустили предварительно хорошо накормив и погладив по попке…

— Нет, не отпустили. Польских генералов, чиновников и вообще всех офицеров — разместили в лагере близ Старобельска, что в Харьковской области. Враждебно настроенных к Светской власти поляков, а так же разведчиков, контрразведчиков, жандармов, полицейских и тюремщиков — в Осташковском лагере близ Калинина. Кроме этого, туда перевели немало польских граждан русского происхождения, до войны состоящих в Русской фашисткой партии или же состоящих в белогвардейских организациях и принимавших участие в террористической деятельности.

Жестом заострив моё внимание, Влодзимирский:

— Вот из числа этого контингента военнопленных, решением Особого совещания НКВД — около тысячи человек было оформлено «по восьмой категории».

Кивком давая понять, что понял что это за «восьмая категория» такая, спрашиваю:

— Всего «около тысячи»? Хорошо, но мало! А с рядовыми то поляками, что произошло?

— Простые пленные польские солдаты и унтер-офицеры, родом из немецкой части Польши, которые отказались туда возвращаться — содержатся в Козельском лагере Смоленской области и Путивльском лагере Сумской области.

Озадаченно переспрашиваю:

— Так, что? Польских офицеров на западе СССР нет?

— Нет, товарищ Сталин — только рядовые солдаты и унтер-офицеры.

Не сумев сдержаться, удивлённо восклицаю:

— Так откуда они там взялись?!

Все трое на меня уставились:

— Вы это про что, товарищ Сталин?

Отмахиваюсь:

— Так, мысли вслух… Не берите в голову, товарищи.

«Ларчик» открывается очень просто: польские историки — такие же бестыже-безнравственные шлюхи на службе у политики, как и их советско-российские коллеги. Правда, у этих есть одно оправдание: они проституируют во благо национальных интересов своего Отечества. У наших же профессиональных шалав с учёными званиями, даже такой отмазки нет.

***

Никаких «братских» чувств, ни к западным — ни к южным, или ещё каким славянам — я не питаю и отлично знаю — что это взаимно. Поляки в качестве врага обходятся на порядок дешевле, чем в качестве союзника.

Поэтому никаких «армий» — ни Крайёвой, не Людовой… Ни генерала Андерса, ни Берлинга…

Никаких «Трёх танкистов с собакою[3]»!

Поляки вообще — извечный, ещё со времён как бы не Рюрика и наизлейший враг Государства Российского. Что там не говори, фашистам не удалось взять, разрушить и сжечь Москву. Французам это удалось, да и только.

Чёртовы ляхи же, не только захватили и сожгли Первопрестольную во времена Смутного времени — но и больше года в ней сидели. Даже не пытаясь управлять завоёванной страной — а откровенно грабя и опустошая её… И, делали это они так основательно, что долго ещё словами Нестора-борзопица:

«Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть,

нъ часто врани граяхуть,

трупиа себе деляче,

а галици свою речь говоряхуть,

хотять полетети на уедие».

«Татары», «Батый», «Иго», «Золотая Орда»?

Три раза: ХАХАХА!!!

И пламенный привет составителям ЕГЭ.

Для меня татары — первые (и возможно единственные) в это части Галактике союзники для русских, а Батый — кто угодно, но только не монгол. Трёхсотлетнее Иго, в истории страны было только одно и, было оно отнюдь не «монголо-татарским» — а романовским. Золотая Орда же — великая евроазиатская империя, в которую Московия входила как государство-вассал…

Средневековый феодализм, мать его!

В своё время и, кстати — это было не так уж и давно, Пруссия была вассалом Ржечи Посполитной и что?

Хоть кого-то из современных германцев это напрягает?

Так что для меня что фашист, что поляк — понятия практически равнозначные. То, что они в данный момент сцепились меж собой — так это явление случайное и обусловленное двумя субъективными факторами: польской спесью и германской самовлюблённой тупостью.

И была бы у меня такая возможность (а может всё же появится?) я бы обе эти нации переселил бы подальше от наших границ…

Куда-нибудь за Атлантический океан!

Однако, бодливому попаданцу, Бог (или кто там так «играется»?) Бог рогов не даёт!

Однако, появилась проблема: до сих пор ещё живые поляки на подотчётной мне территории… Недоработал Реципиент, а мне теперь парь мозги — как будто больше их парить нечем.

Я б конечно, их всех загнал в овраг и не разбирая — кто там офицер, кто рядовой — из пулемёта…

Сам бы за «Максим» встал.

Однако, политика!

Чтоб добрый дядюшка Рузвельт подгонял мне «ништяки» и Черчиллю это делать советовал — резкие движения противопоказаны.

Поэтому, мы пойдём другим путём!

***

Кой-какие неясные моменты в этой истории остались, поэтому спрашиваю:

— Товарищи! А почему эти поляки считаются военнопленными? Насколько я знаю, ни СССР, ни канувшая «в лету» Польская Республика — войну друг другу не объявляли?

По наступившему молчанию, я понял что ляпнул какую-то — то ли откровенную глупость, то ли вопиющую бестактность.

— Хм, гкхм…

Изрядно покраснев за меня, Мехлис прокашлялся и извиняющим тоном, то и дело поворачиваясь к чекистам с выражением: «Ну, что поделаешь… Старость!», объяснил весь наш с клятыми ляхами расклад:

— Польское правительство Сикорского, ещё находясь во французском Анже, 18 декабря 1939-го года объявила войну… СССР. И не только на словах! Во время советско-финской кампании оно собрало сто тысяч добровольцев для участия на стороне Маннергейма. Правда, те собирались слишком долго и до окончания конфликта на фронте так и появились.

Мехлис замолчал, глядя на меня с видом:

«Ну что ж ты так лоханулся, а? У нас это каждому школьнику известно…».

Влодзимирский же, обменявшись взглядом с Пономаренко:

— Правительство Сикорского воюет с нами не на словах а на деле. Подчиняющейся ему «Союз вооружённой борьбы[4]», организовал в прошлом году сто с лишним терактов на Западной Украине, во время которых было убито и ранено немало советских граждан — советских и партийных работников, бойцов и командиров Красной Армии.

Чувствуя себя крайне неловко — как будто в битком набитом лифте пёрнул, я тем не менее довольно бодро:

— Так, значит между СССР и Польшей вполне себе объявленная война? Отлично! Будем геноцидить этих пшекских курв, везде где только их встретим…

Сделав таинственно-заговорщический вид:

— …Но сперва — пропагандисткая подготовка, в которой Вы — Товарищ Мехлис, будете играть первую скрипку.

Но прежде — совсем немного, основательно забытой моими современниками истории…

***

В результате Первой мировой войны обретя независимость, Польша тут же начала войны против окружавших её как старых — типа Германии и России, так и против новообразовавшихся стран — вроде Литвы у которой оттяпала Вильно и Украинской Народной Республики (УНР) — которую поглотила полностью.

«Гиена Европы», словами сэра Черчилля — совершенно точное определение!

В результате ещё до взятия Пилсудским Киева, ответного наступления Красной Армии и её разгрома под стенами Варшавы, в плену оказалось свыше 200 тысяч человек: военных и гражданских лиц, большевиков и белогвардейцев, бойцов антибольшевистских и националистических (украинских и белорусских) формирований.

Абсолютное большинство из них — порядка 150 тысяч, были красноармейцами.

Рисунок 54. Польский лагерь смерти для пленных красноармейцев. 1920 год.

Чтоб содержать такое великое множество народу, Речь Посполитая создала огромный — раскинувшийся на территории Польши, Белоруссии, Украины и Литвы «архипелаг» из десятков концентрационных лагерей. Самые известные из них: Стшалково, Шиптюрно, Ланьцут, Тухоле — даже тогдашней европейской прессой назывались «лагерями смерти».

Кто угадает, из какого времени эти строки?

«Из всего состава (пленено было около 1000 человек), выбрали коммунистов, комсостав, комиссаров и евреев, причем тут же на глазах всех красноармейцев один комиссар-еврей был избит и потом расстрелян».

Ни дать, ни взять — сорок первый год, да?

Зверства гитлеровцев-фашистов, зондер-команды, пресловутый «Закон о комиссарах» — что ж ещё…

А вот и не угадали!

Это показания бежавшего из плена красноармейца Валуева В.В., попавшего в плен полякам 18 августа 1919-го года под Новоминском.

Нечеловеческие зверства начинались на поле боя, в ближнем тылу и продолжались на всём этапе следования в лагерь смерти.

Из показаний красноармейца Михаила Ильичева, взятого в плен на территории Белоруссии:

«…Осенью 1920-го нас везли в вагонах, наполовину заполненных углем. Теснота была адова, не доезжая станции высадки, шесть человек скончались. Потом сутки нас мариновали в каком-то болотце — это чтобы мы не могли лечь на землю и спать. Потом погнали под конвоем до места. Один раненый не мог идти, мы по очереди тащили его, чем сбивали шаг колонны. Конвою это надоело, и они забили его прикладами. Стало ясно — долго мы так не протянем, а когда увидели гнилые бараки и наших, бродивших за колючкой в чем мать родила, реальность скорой смерти сделалась очевидной».

Но это ещё не ад, это только его преддверие. Настоящий ад начинается за колючей проволокой.

Из заявления вернувшего из плена красноармейца Мицкевича А. П. 5 марта 1920 года:

«По прибытии в лагерь нас поместили в холодный барак вместе с другими военнопленными. В бараке нас окружила толпа голых, оборванных и совершенно изголодавшихся людей, похожих на скелеты, с просьбой — нет ли у кого из нас, прибывших, хлеба. Немного позже выяснилось, что пища в лагерях выдаётся такая, что ни один самый здоровый человек не сумеет просуществовать более или менее продолжительное время. Состоит она из небольшой порции чёрного хлеба, весом около 1/2 фунта, одного черепка в день супа. Похожего скорее на помои, чем на суп, и кипятку. В большинстве случаев эти помои, имеющие название супа, выдаются несолёные. На почве голода и холода заболевания доходят до невероятных размеров. Медицинской помощи никакой… Десятки людей помирают ежедневно…».

Из заявления бежавшего из плена Фридкина М., взятого в плен 5 марта 1919-го года (ещё задолго до неудачливого наступления Тухачевского на Варшаву):

«Как только нас привели туда, комендант обратился к нам с такой речью: „Вы, большевики, хотели отобрать наши земли у нас, — хорошо, я вам дам землю. Убивать вас я не имею права, но я буду так кормить, что вы сами подохнете“. И действительно, несмотря на то, что мы до этого двое суток хлеба не получали, мы и в тот же день такого не получили, мы питались только картофельной шелухой, продавали последние рубахи за кусок хлеба, легионеры нас за это преследовали и, видя, как собирают или варят ту шелуху, разгоняли нагайками, а те, которые из-за слабости не убегали вовремя, бывали избиваемы до полусмерти.

13 дней мы хлеба не получали, на 14-й день, это было в конце августа, мы получили около 4 фунтов хлеба, но очень гнилого, заплесненного; все на него, конечно, с жадностью набросились, и заболевания, бывшие и до этого времени, но не в большом количестве, усилились (с 7000 пленных невозможно было найти санитаров), больных не лечили, и они умирали десятками. В сентябре 1919 г. умирало до 180 человек в день, никакой медицинской помощи нам не оказывали… В последнее время (около ноября) приезжала комиссия, но это тоже оказало мало помощи…».

Злодеяния «братьев-славян» зафиксированы вполне официально. Из доклада Е. Аболтина — председателя Российско-Украинской делегации Смешанной советско-польской комиссии по делам военнопленных, беженцев и заложников подготовленного в феврале 1923-го года:

«Может быть, ввиду исторической ненависти поляков к русским или по другим экономическим и политическим причинам военнопленные в Польше не рассматривались как безоружные солдаты противника, а как бесправные рабы… Пища выдавалась негодная для потребления и ниже всякого прожиточного минимума. При попадании в плен с военнопленного снимали все годное к носке обмундирование, и военнопленные оставались очень часто в одном нижнем белье, в каком и жили за лагерной проволокой… поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиения военнопленных практиковались на каждом шагу[5]».

Сколько людей всего погибло в польских лагеря смерти, точно неизвестно. По некоторым данным, из взятых в плен с 13 февраля 1919-го года по 18 октября 1920-го, порядком 207 тысяч человек — домой вернулись около 76 тысяч военнопленных.

Процент сгинувших в польском плену советских граждан, вполне совпадает с таковым же — уничтоженных спустя двадцать лет в концлагерях Третьего Рейха. И вот теперь скажите мне: какая разница между фашистом в рогатой каске и с поляком в конфедератке?

Да, никакой!

Официальные советско-российские историки про это стараются не вспоминать. Европейские правозащитники — в упор не видят…

Но я то помню!

И как написано в библии:

«Мне отмщение и Аз воздам!».

***

Рассказав всё это Мехлису, Пономаренко и Влодзимирскому — сами они имели довольно смутные познания — слава интернациональной политике нашей партии, продолжаю:

— Через Верховный Совет СССР, в сжатые сроки скоро будут введены поправки в Уголовный кодекс, принят закон «об «военных преступлениях» или ещё лучше — «преступлениях против человечности». Это — я беру на себя, как Председатель Президиума Верховного Совета.

— С вас же, товарищи чекисты требуется немедленно создать комиссию и тотчас приступить к расследованию фактов геноцида советских граждан в польском плену. Поднять документы в архивах, найти и опросить оставшихся в живых свидетелей…

Пошурудив в «послезнании», обрадованно вскрикнул:

— Одного такого и искать не надо! Первый заместитель начальника Главного артиллерийского управления по боевой подготовке — генерал-полковник Николай Воронов. Он с удовольствием расскажет, как попав в плен в результате контузии, переболел тифом, воспалением лёгких и каким-то лишаём и, чуть не подох с голода в польском концлагере смерти.

Ещё вот появившаяся так кстати идейка:

— Пока мы с Гитлером «друзья», надо через Департамент иностранных дел решительно потребовать доступа к польским архивам, помощи Гестапо в расследовании фактов геноцида на территории Генерал-губернаторства и выдачи лиц причастным к преступлениям против человечности.

Вспомнил кое-что:

— Если мне не изменяет память, на данный момент имеется советско-германское соглашение, согласно которому их «археологи» ищут на территории СССР могилы своих вояк времён Первой мировой войны и оккупации в 1918-м году Украины, Белоруссии и российского Крыма…

Улыбаясь, как будто опытный учитель разоблачил бесхитростные проделки школьного шалуна:

— …Дело, конечно, не в «могилах» — это их разведчики занимаются топографической съёмкой местности. Прямо запретить без веской на то причины мы не в силах — чтоб не испортить отношения с единственный на этот момент страной, из которой получаем новейшие технологии и промышленное оборудование… Но мы можем потребовать, чтоб точно такие же группы «гробокопателей», под предлогом поисков могил замученных поляками красноармейцев, работали в оккупированной Германией территорией Польши. А вот если те не разрешат — то эта самая «веская причина» появится!

Мехлису:

— После расследования обнародовать факты, раздуть на весь мир пропагандистскую шумиху и, после вполне себе законного военного трибунала (ведь формально мы в состоянии войны с Польшей!), перестрелять всю эту сволочь.

Влодзимирский решил уточнить:

— И рядовых солдат тоже?

Спохватившись:

— Эээ… А чем они там под Смоленском занимаются?

— Дорожным строительством.

Машу рукой:

— Дорожными работами в тех краях заниматься не надо! Как бы не наоборот — надо заняться их порчей. Но на это можно поставить и обычных пятнадцатисуточников: хулиганов, тунеядцев и алкоголиков. А «простых» поляков отправить в Караганду — добывать из-под земли «солнечный камень». И крайне желательно там же — под землёй, их и навечно оставить — рядом с костями динозавров-рэксов.

Видимо подивившись моей кровожадности, чекисты в ахуе переглянулись и, затем Пономаренко, «моим же салом — и мне же по мусалам»:

— Такое теперь относится к Департаменту исполнения наказаний, товарищ Сталин.

Мда… У моего разделения досель единого НКВД, имелись и свои «минусы», согласен.

Сделав рожу кирпичом, объясняю:

— Знаю, товарищ Народный комиссар госбезопасности, очень хорошо знаю. Но вы с товарищем Влодзимирским — тоже должны быть в курсе. Ибо не на Марсе живёте, а в одном Советском Союзе вместе с товарищами из Департамента исполнения наказаний.

Завершая «польскую тему», обращаюсь ко всей троице:

— Наверное, товарищи, вы думаете — я мщу полякам? Мщу, конечно — правильно думаете! Но главная «фишка» вовсе не в этом… В войне с таким сильным противником как как гитлеровский Рейх, со стороны Красной Армии будет немало военнопленных…

Вижу вытягивающиеся лица и, несколько повысив голос, безапелляционно:

— …Да, да! Вы не ослышались: именно «немало военнопленных бойцов и командиров» — без пленных войны не бывает.

Затем, говоря чуть ли не по слогам:

— И я хочу сделать так — чтобы каждая европейская сволочь хорошо знала и зарубила на своём арийском носу: мы про своих мёртвых знаем, мы всегда о них помним и даже через двадцать лет — мы придём к виновному в их смерти и строго спросим! За каждого из них спросим! Со всей присущей нам азиатской жестокостью спросим! И не уйти от ответственности даже в могиле — спросим с детей, внуков и правнуков!

Уперев указательный палец в Заведующего «Информбюро при СНК СССР»:

— «Слухами земля полнится» и Вы, товарищ Мехлис, должны этому процессу всемерно способствовать. Чтоб каждая арийская сволочь в Германии и за её пределами знала, как мы — русские, умеем мстить за своих мёртвых!

Тот, понятливо:

— Найти подход к доктору Геббельсу?

«Вот, молодец!».

Развожу руками:

— А почему бы и нет? Тот с радостью протрубит на весь Рейх и мир, с целью вбить клин между нами и потенциальными союзниками. Но те стиснут зубы и будут терпеть все наши выходки — ибо мы им жизненно нужны в качестве «пушечного мяса». А вот многие солдаты и офицеры Вермахта и Войск СС — воспримут эту «информацию к размышлению» правильно и, глядишь — остерегутся особенно усердствовать.

Про себя:

«Особенно, если с первых же километро-часов своего «Drang nach Osten», получат очень хороший щелчок по носу — способствующий трезвомыслению о ближайших, не очень блестящих перспективах.

***

После довольно продолжительной паузы, во время которой мы оприходовали по стакану чая и естественно — кое о чём подумали, оглядевшись по сторонам, я начал таинственным полушёпотом:

— Открою вам важную государственную тайну, товарищи…

С улыбкой:

— …Надеюсь, «расписку» брать не надо — среди нас случайных людей нет.

После того, как каждый из троих — так или иначе подтвердил этот факт, продолжил:

— Перед большой войной с Германией этим летом, этой весной случится маленькая и надеюсь — победоносная войнушка с Финляндией.

Пономаренко, с озарённо-понимающим видом вопросил полушёпотом:

— Как я Вас понял, товарищ Сталин, это Вы эту «маленькую войнушку» с Финляндией — имели в виду, когда говорили что в конце марта-начале апреля — произойдёт одно «событие» с очередной частичной мобилизацией?

Согласно кивнув:

— Совершенно верно: ещё одна «частичная мобилизация» перед большой войной — не помешает. Финляндия же стремиться к реваншу за Зимнюю войну — поэтому так или иначе, рано или поздно — окажется в союзниках у Гитлера.

Конечно, имеются и ещё — более веские причины, чтоб закончить то, что не сумел или не захотел закончить Реципиент…

Но об них как-нибудь потом.

Поочередно посмотрев на Мехлиса и чекистов и остановив взгляд на Пономаренко:

— Так вот, перед объявлением войны, всему миру, финскому и в первую очередь — советскому народу, должно быть объяснены её причины. И вот тут-то (к счастью, или несчастью — смотря как) будущие «потерпевшие» нам её сами дали… Чуть ли не преподнесли на блюдечке.

***

После провозглашения Финляндией независимости, в ней произошла своя — небольшая, но очень жестокая и кровопролитная Гражданская война, закончившаяся победой так называемых «белофиннов» под предводительством небезызвестного Маннергейма — которому не так давно… Эээ… Которому в далёком будущем, какая-то мразь додумается установить в Петербурге мемориальную доску.

Заключительным аккордом этой финской Гражданской войны, стала случившаяся весной 1918-го года резня русскоязычного населения в Выборге — многонациональном городе, расположенном на так называемом Карельском перешейке. И если поляки надо отдать им должное, убивали в своих лагерях смерти всё-таки взрослых мужчин — когда-то державших, но затем сложившим оружие и, убивали по политическим мотивам…

В принципе понять такое можно — простить нельзя.

То финны-егеря из «Охранного корпуса» и партизаны устроили самый настоящий геноцид по этническому принципу — убивая всех подряд — военнопленных и гражданских, пролетариев и предпринимателей, большевиков и белогвардейцев, взрослых и детей, мужчин и женщин…

Рисунок 55. Апрель, 1918-й год, Выборг. Как и солдаты Вермахта двадцатью годами позже, финские егеря не стеснялись делать «селфи» рядом с телами убитых их руками русских…

Убивали не обязательно русских — в числе жертв обнаруживаются совершенно «фантастические» в тех холодных краях национальности, вроде двух итальянцев.

Убивали всех, кто не понимал по-фински.

От показаний уцелевших очевидцев преступления, берёт оторопь даже меня — видавшего виды:

«…«Белые» бросились в город с криками «стреляй русских». Они вламывались в квартиры, хватали и убивали, отводили людей на валы и расстреливали… Расправлялись в основном с мужчинами, но были и дети».

«…Неподалёку от дома Пименовых были убиты два реалиста, выбежавшие в мундирчиках приветствовать «белых»; в городе убито 3 кадета; сдавшихся в плен красных «белые» оцепляли и гнали в крепостной ров; при этом захватывали и часть толпы, бывшей на улицах, и без разбора и разговоров приканчивали во рву и в других местах.… Перед расстрелом срывали с людей часы, кольца, отбирали кошельки, стаскивали сапоги, одежду и т. д.… Особенно охотились за русскими офицерами… родственники потом отыскивали их в кучах тел во рву: с них оказывалось снятым даже бельё».

«Пленных расставили во рву так, чтобы они образовали прямой угол. Охранявшим приказали выстроиться в цепочку перед пленными и стрелять. Первыми начали стрелять солдаты, находившиеся в начале процессии, затем все остальные, в том числе и рассказчик (…). Почти сразу, как только начали стрелять, большая часть заключенных упала на землю. Несмотря на это, стрельба продолжалась еще примерно пять минут. На валах были военные, егеря (…). Через некоторое время человек в немецкой егерской униформе приказал поднять винтовки, и огонь прекратился, после чего мужчины подошли ближе к убитым. Затем сначала двое, один из которых был в немецкой егерской форме, начали из револьвера стрелять в головы раненых, но еще живых людей. Постепенно к ним присоединились и другие».

«…Зрелище было неописуемо ужасно. Тела расстрелянных лежали, как попало, кто в какой позе. Стены валов были с одной стороны окрашены запекшейся кровью. Между валами было невозможно двигаться, земля превратилась в кровавое месиво. О поиске не могло быть и речи. Никто не смог бы осмотреть такие груды тел».

Ни дать, ни взять Нанкинская резня[6] в Европе — только закопанных живьём да пирамид из отрубленных голов, не хватает!

Казни русскоязычных жителей продолжались весь май и половину июня, хотя основное количество жертв пришлось на первые три дня. Последняя официально задокументированная расправа по этническому признаку, произошла во второй половине июня. Точное число жертв устроенного финнами в Выборге геноцида неизвестно, но по мнению некоторых исследователей — оно может составлять от трёх до пяти тысяч человек[7].

А вообще-то было дело — попалась мне как-то «там», такая инфа.

На момент провозглашения независимости, в «Великом княжестве Финляндском» проживало постоянно порядком 200 тысяч русских. После «эпохи перемен» местного разлива, из страны выехало или как-то сумело адаптироваться где-то около ста тысяч.

Остальные сгинули неведомо как и неизвестно куда…

***

Если про польские лагеря смерти — мои собеседники хотя бы слышали краем уха, то про резню в Выборге — ни сном, не духом. До меня советская пропаганда, в основном рассказывала советскому народу, про то — как за океаном негроафриканцам в одних трамваях с белыми человеками ездить не разрешают и смотреть на их леди. А про того, как буквально в двух шагах от «Города трех революций», городе носящего имя Вождя пролетарской революции, втором по величине городе Первого в мире государства рабочих и крестьян — убивают за национальную принадлежность — так про то молчок…

Вкратце рассказал присутствующим про историю Выборгской резни 1918-го года, вызвав неподдельное возмущение, затем обращаясь к Пономаренко и Влодзимирскиому:

— Точно также как и с польскими преступлениями против человечности, товарищи чекисты, от вас требуется провести расследование и против финских. Благо эта территория уже под нашим контролем и можно никого не уговаривая, произвести эксгумацию… Ээээ… Скелетов, или что там ещё осталось от тех бедолаг.

Переведя взгляд на Мехлиса:

— От «Информбюро при СНК СССР» же требуется обнародовать результаты расследования и поднять вселенский шум до небес. После чего Советское правительство потребует от Финского выдачи военных преступников и в первую очередь главного из них — Карла Маннергейма. Естественно, правительство Финляндии откажется: финн — птица гордая и, вот тогда то…

С победоносным видом всех оглядывая:

— И вот тогда-то, с полным на то моральным основанием, мы объявим Финляндии войну! И самое главное, товарищи: в отличии от прошлой Советско-финской войны, каждый — даже самый последний красноармеец, будет знать зачем он пришёл в эту страну…

Указательный палец вверх:

— …Чтобы спросить за своих мёртвых!

Помолчали пару минут, швыркая чай, затем Лев Влодзимирский:

— Разрешите дать совет, товарищ Сталин?

Кивнув:

— Не только разрешаю, но и требую — иначе зачем бы я вас сюда позвал?

Тот, с весьма двусмысленным выражением и интонацией:

— Если от этих расследований требуется международный резонанс, то вести их должны не органы госбезопасности…

Понимаю его: у «гэбни» — весьма скверная репутация за пределами Социалистического Отечества.

— Так, так, так… Продолжайте!

— Будет лучше, если этим займётся Следственный отдел Прокуратуры СССР, который возглавляет товарищ Шейнин.

«Это который «Шейнин»? Не тот случайно, который — Лев?».

Не сдержавшись восклицаю:

— Это тот, который написал «Записка следователя»?

Влодзимирский, слегка усмехнувшись:

— Он много чего написал[8], согласен! но главное — очень дотошный оперативник и опытный специалист.

Задумываюсь:

«После 1937-38-го годов, у Прокуратуры СССР — репутация тоже весьма подмочена. А что если…?».

— Пожалуй, лучше создать совершенно новый орган для расследования особо важных дел — подобно этим двум: «Следственный комитет (СК) при Президиуме Верховного Совета СССР», включив в него представителей от общественности… Например — профессора Виноградова.

— Вам видней, товарищ Сталин.

— Мне видней и посему — Следственному комитету быть!

Посмотрев на часы, допиваю чай и встаю из-за стола:

— На сегодня всё, товарищи чекисты. Приступайте к работе и удачи вам. Нам же с Львом Захаровичем, пора на встречу с товарищами военными…

[1] Фрайкор — свободный корпус, добровольческий корпус — наименование целого ряда немецких и австрийских полувоенных патриотических формирований, действовавших в период 1918–1920 гг.

[2] В августе 1940-го года Илья Григорьевич Старинов был назначен на должность начальника отдела минирования и заграждений Главного военно-инженерного управления Красной Армии, находясь на которой, в Нахабино готовил специалистов по заграждению и разминированию.

[3] «Три танкиста и собака» — известный в эпоху застоя польский телевизионный сериал.

[4] Боевая организация 14 февраля 1942 г., реорганизованная в «армию Крайову».

[5] Всё вышеописанное из разных источников и найти их проще простого, стоит только набрать в поисковике: «Польские лагере смерти».

[6] Нанкинская резня — эпизод Второй японо-китайской войны, в ходе которого в Нанкине, столице Китайской республики, японские военнослужащие совершили массовые убийства.

[7] Кто интересуется, читайте: Ларс Вестерлунд «Мы ждали вас как освободителей, а вы принесли нам смерть…». Интересно, а когда российские историки — так рьяно обличающие Сталина, Берию и репрессии — хотя бы слово скажут по данному историческому факту?

[8] Перу Льва Романовича Шейнина принадлежит несколько десятков произведение: рассказов, повестей, пьес и сценариев фильмов.