Ветеран ВОВ, Клименко Виталий Иванович из сборника Артема Драбкина «Мы дрались на истребителях»:
«Почему я пошел в летчики? Время такое было. Чкалов, Леваневский, Ляпидевский, Каманин, Водопьянов, Громов — герои! Хотелось быть похожим на них. Кроме того, из моей слободы Замостье города Суджа Курской области, где я родился и жил, ребята постарше уходили в летные училища. Бывало, приедут в отпуск — в красивой форме, в таком, понимаешь, реглане… Завидно! Я и решил, что пойду только в авиацию, чтобы получить реглан, форму и освоить современный истребитель! Вот с этими мыслями по путевке комсомола в 1937 году я поступил в Роганьское летно-штурманское училище».
Заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии Г.К. Жуков, секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков и командующий ВВС РККА генерал-лейтенант А.А. Новиков, в докладной записке на имя И.В. Сталина (Сталинградский фронт, сентябрь 1943 года):
«Наши истребители даже в тех случаях, когда их в несколько раз больше, чем истребителей противника, в бой с последними не вступают. В тех случаях, когда наши истребители выполняют задачу прикрытия штурмовиков, они также в бой с истребителями противника не вступают и последние безнаказанно атакуют штурмовиков, сбивают их, а наши истребители летают в стороне, а часто и просто уходят на свои аэродромы… Такое позорное поведение истребителей наши войска наблюдают ежедневно».
Константин Симонов «Разные дни войны. Дневник писателя, 1942–1945 годы»:
«…Летчик (У-2. Авт.) несколько раз закладывал крутые виражи над самой землей, словно желая что-то увидеть, разворачивался и летел дальше. И только на третий или четвертый раз я уловил в его действиях некую последовательность, отнюдь меня не успокоившую. Оказывается, свои виражи с разглядыванием он делал как раз над перекрестками дорог, и я в конце концов понял, что он, потеряв ориентировку, по карте, а может, и вообще забыв взять ее с собой, ориентируется теперь по надписям на дорожных указателях!
Не хочу брать грех на душу, утверждая это, но все же вряд ли тут были повинны только те сто пятьдесят граммов, которые выпил летчик наравне со мной».
Нет, я не Сталин, я другой!
Не «сова» как он, увы… А совсем другой птиц — «жаворонок» и мне конкретно в лом работать по ночам.
У каждого свои недостатки, верно?
Девяти часов вечера ещё не было, как распрощавшись в своём кабинете с Начальником Главного управления Танковых войск — генерал-лейтенантом Федоренко, там же пообщался по делам с Поскрёбышевым, позвонил профессору Виноградову и отчитавшись ему об состоянии своего здоровья, я вызвал генерала Косынкина и поехал на Ближнюю дачу.
Тот, в соответствии с моими указаниями — почаще менять «схемы», проявлял просто чудеса тактической сообразительности: два бронированных «Понтиака» с охраной ехали впереди, а мы с ним пристроились за ними позади на обычной — «несколько» поддержанной на вид, «Эмке» (ГАЗ М-1).
Уже в машине, Начальник «Службы охраны первых лиц государства» достал чертёжики и предъявил мне:
— Посмотрите, Иосиф Виссарионович, что наши инженеры-конструкторы из «Главного управления охраны при СНК СССР» изобразили… Если одобрите — завтра уже будет в металле.
Уже догадавшись, всё же спросил:
— Что это, Петр Евдокимович?
Тот достаёт ещё какой-то документ и читает на первой странице:
— «Раскладной бронированный щит-портфель охранника»…
Затем, как бы намекая: «Мы здесь тоже весь Божий день — не хернёй всякой маялись», протягивает мне:
— А вот и авторское свидетельство на изобретение, за номером…
Дочитав, возмущаюсь — аж в жар кинуло:
— «Сталин»? А почему Сталин? Ведь договаривались же…
Косынкин пожав плечами — мол, «сам понимаешь»:
— Узнав что идея ваша, Иосиф Виссарионович, инженеры наотрез отказались её присвоить.
— Это то понятно… Но зачем Вы им сказали, что идея моя?
Тот, глядя мне в глаза:
— А что я им должен был сказать? Что это идея моя? Увольте меня от подобного, товарищ Сталин!
«Честность подчинённых тоже имеет свои минусы».
Отведя взгляд, ворчу:
— Придумали бы что-нибудь — какой-нибудь псевдоним, что ли… Ладно, проехали.
Тот, всполошившись прилип к задёрнутому инеем окну:
— Поворот проехали?
— Нет… Тему.
***
После произошедшего меж нами «инцидента», некоторое время ехали молча — дуясь друг на друга, как вдруг меня ни с того ни с чего — начало дрючить какое-то «дежавю»:
«Так, так, так… Что-то забыл сделать — склероз не иначе, мать его етти. Что именно, ну-ка давай вспоминай…?
Наконец, озарило:
«…Чёрт! У Светки же её девичьи проблемы!».
Внутренний голос проснувшись, сонно поинтересовался:
«Критические дни не совпадают с календарными, штоль?».
Психую:
«Заткнись, дуррррак! От неё ухажёры шарахаются».
«Аааа… Это действительно — проблема».
Сладко зевнув, внутренний голос вновь бессовестно заснул, оставив меня наедине с вопросом:
«Что делать? Ведь мы же в ответе за детей тех, в кого «вселяемся»…».
Как это часто со мной бывает, решение проблемы нашлось внезапно и, было оно изящно — как пируэт чемпионки фигурного катания на льду:
«Сенька! А как в таких случаях поступал вечно занятый государственными делами Реципиент? Да очень просто: перепоручал сей «геморр» охране, то бишь — генералу Власику. Николая Сидоровича с нами больше нет… Подмосковная… Эээ… Подкремлёвская земля ему пухом! Но дело его живёт в его преемнике, который в данный момент как раз сидит у меня под боком. Ура, какой я молодец!».
Поворачиваюсь к Начальнику лично охраны и, не удержавшись от мстительных ноток за «изобретение», гружу его:
— А Вам известно, Петр Евдокимович, что товарищ Власик — не только охранял товарищ Сталина от покушений всяких троцкистских недобитков, но и воспитывал его детей?
Тот, заметно дрогнувшим голосом:
— Иосиф Виссарионович! Я придумал — на кого можно переписать это авторское свидетельство…
Торжествующе пресекаю его неуклюжую попутку «спрыгнуть»:
— Поздно!
Пораскинув мозгами, «гружу» дальше:
— Ваша задача, Петр Евдокимович, облегчается тем, что из всех детей у товарища Сталина остался один — Светлана. Но затрудняется тем обстоятельством, что она находится в «опасном возрасте»: уже не девочка, но ещё не женщина…
Не дослушав, Косынкин в паническом тоне:
— Иосиф Виссарионович! Дорогой товарищ Сталин! Я не женат, я никогда не воспитывал не только дочерей, но и младших сестрёнок!
Тоном, типа «не сцыте, товарищ»:
— Сча научу, в принципе ничего сложного. Подросшей девочке перед сексуальными отношениями… Вы слушаете, Петр Евдокимович, или как католическая монашка в кому впали — услышав про «секс»?
— Слушаю, тов…
— Так вот, чтобы осознать себя настоящей женщиной, девушке перед сексуальными отношениями требуются романтические: чтоб кто-нибудь из представителей противоположного пола вздыхал по ней, дарил ей цветы, дрался за неё с другими «представителями» и лазил к ней на второй этаж в окно… Ээээ… Последнее, пожалуй лишнее, но сама суть понятна?
Тот, тяжело вздохнув:
— Раньше было проще: отдали девку замуж и забыли про неё.
В глубине души согласившись, вслух тем не менее:
— Вы ещё про те времена вспомните, когда «лишних» девок продавали на сторону, или вовсе — съедали в голодный год!
Как уже об давно решённом:
— В общем не отлынивайте, товарищ генерал-майор, а организуйте пару «воздыхателей» из числа прикреплённых.
Не догоняет:
— Зачем «пару»?
Строжаю голосом:
— Хорош уже тупить, Петр Евдокимович! Вам это не идёт. Чтоб всё выглядело естественно: девушка и двое молодых балбесов. Опять же «третий лишний» не позволит парочке уединиться, и… Ну, сами понимаете!
Кивнув:
— Понимаю… А если дело зайдёт слишком далеко? Из двух она выберет одного, и…
— Всерьёз втрескаются друг в друга и, решат жениться что ли…? Ну что — дело молодое, сыграем свадьбу и будем молча завидовать.
Косынкин, очень осторожно:
— А если ещё хуже?
— Имеете в виду, если «романтические отношения» между ними — перейдут в сексуальные, без вступления в законный брак?
— Угу…
«В реальной истории», у дочери Реципиента первый «роман» был с каким-то маньяком-педофилом старше её на двадцать с лишним лет. Вспомню кто такой — обязательно прикажу Славину устроить этой сволочи какой-нибудь «несчастный случай», несовместимый с жизнью. Или, ещё лучше — редкий способ самоубийства с самопосажением на осиновый кол…
После этого извращенца, она имела «близкие отношения» с ещё какими-то двумя пидорками из творческой богемы, после чего сочеталась законными браками с пятью мужами[1]…
Правда не со всеми разом — а по очереди, что её несколько оправдывает в морально-бытовом плане.
В результате, эта нимфоманка скончалась одинокой в какой-то американской богадельне.
Мда… И это дочь великого Сталина!
Конечно, я не смогу сделать Светлану счастливой в любви и тем более в браке — это от её личностных качеств зависит и, ни от чего больше.
Однако в моих силах «подсунуть» ей в «первые» мужчины — нормального, здорового во всех отношениях парня. А там глядишь и, с последующими наладится…
Тьфу, тьфу, тьфу!
Отвечаю с видом «чему быть — того не миновать»:
— Нежелательно, конечно… Но тоже — ничего страшного. Когда-нибудь, да «это» обязательно произойдёт. Так лучше держать на контроле этот «процесс», чем пустить его на самотёк.
Помолчав, тот:
— Неужели в будущем все такие циничные?
— Нет, я был такой один-единственный. Так что за будущее можете больше не беспокоиться: меня там больше нет.
Посмотрели друг на друга и…
Расхохотались!
***
Так «за разговорами» и приехал мы на Ближнюю дачу.
Обняв меня двумя руками за шею и поцеловав в губы, Валентина Васильевна участливо спрашивает:
— Ну и как первый день отработал? Устал, поди?
Рукавом шинели вытерев лоб:
— И не говори, мать… Устал, как собака!
Разоблачаясь от шинели, сапог и надевая домашние шлёпки, тоном отпахавшей сезон лошади, жалуюсь:
— Наркомы — такие жоппорукие, а генералы… Ох и тупые, мама не горюй! Каждого надо пнуть — иначе не пошевелится, как слепого кротёнка мордой ткнуть — иначе не догадается… Ну, буквально всё на мне!
Целует ещё раз:
— Всё то ты в трудах да заботах, Иосиф Виссарионович… Может, на завтра отгул возьмёшь, отдохнёшь?
Недоумеваю:
«Что-то она подозрительно ластится, как набедокурившая кошка…».
Вздыхаю тяжко:
— Да какой там «отгул», какой «отдых», ты в своём уме? В государстве — чёрт те знает, что творится! Только отвернёшься, как тут же…
Слышу голоса из Малой столовой и вопрошаю тишком:
— У нас гости?
Отведя гладя в сторону, та:
— Василий в гости приехал….
«Василий? Васька — сын Реципиента, что ли? Так ведь я его…».
Изумлённо:
— Как это «в гости приехал»? Ведь я ж его на «губу» «на пятнашку» законопатил? А прошло всего… Раз, два, три…
Моя «вторая половинка» ещё раз крепко обняв и жарко поцеловав, вдруг вываливает новость дня:
— А я позвонила его начальнику и попросила отпустить.
Чуть на оппу, прямо в прихожке, не сев:
— ТЫ???
Та, с гордым видом:
— Да, я! Светлана соскучилась по братику и позвонив командиру Василия, узнала что ты его — ни за что не про что велел арестовать. Пожаловалась мне на тебя, а я позвонила и от твоего имени велела отпустить.
«Спелись две гадюки!».
Но больше меня возмутило другое обстоятельство:
— Ты «попросила» и он тебя послушался?
Задрав нос:
— Как видишь!
«Мда… За авиацию надо браться всерьёз, засучив рукава и надев ежовые рукавицы. Зря, кстати, Николая Ивановича сгоряча расстреляли: в данном случае он весьма бы пригодился».
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила, Валентина Васильевна?
Та уперев руки в бока, с вызывающим видом:
— И что же?
— Теперь про меня в народе будут говорить, что я как Николашка Второй — под каблуком у собственной бабы!
«Или, как Горби Меченный — под каблуком Раисы Максимовны, гореть обоим парочкам в Аду!».
В ответ, та:
— Сравнил, тоже… Николашка, тот знамо дело — говно был. Ты же у меня…
Вновь обняв и поцеловав, она с любовью глядя в глаза:
— …Вон — какой орёл!
И украдкой посмотрев в зеркало на свой — безусловно орлиный, но — досадно рябой профиль, я оттаял душой, не без резонна подумав:
«В конце-концов, «говорунов» — не суд присяжных судить будет, как при Николашке Недержанце… А наш — народно-пролетарский советский суд. Самый гуманный суд в мире и всё такое прочее. Так что поговорят и… Больше так делать не будут. Никогда!».
Конечно, в том что я деспот и тиран — есть свои минусы, не отрицаю…
Но и немалые плюсы!
Так что я успокоился, а успокоившись — проголодался.
Слыша как урчит в животе, спрашиваю:
— В этом доме есть что пожрать?
Направляясь в Малую столовую, Валентина Васильевна:
— Всё готово, тебя одного ждём.
***
Закончив весной 1938-го года элитное «Качинское высшее военное авиационное ордена Ленина Краснознамённое училище лётчиков имени Мясникова», Василий Сталин в звании лейтенанта авиации проходил службу в одном из истребительных полков Московского военного округа. Прошлой осенью, он чему-то там учился в Академии имени Жуковского, этой зимой — уже на Авиационных курсах усовершенствования командиров эскадрилий в Липецке, которые должен закончить в мае 1941-го года.
Сначала разговор у нас с Василием не клеился, хотя при встрече «на публику» поприветствовали друг друга довольно сердечно — как будто лет сто не виделись. Однако, натянутость была видна невооружённым взглядом: хотя наверняка его предупредили об моём «микроинсульте» — Сталин-младший отчуждённо-напряжённо-настороженно на меня посматривал, как бы не узнавая.
Чужого нутром чует, в общем.
Я же сделав вид, что это ничего не замечаю, что всецело поглощён едой — размышлял о дальнейших судьбах советской боевой авиации.
То что в мире есть три совершенно бесполезные вещи: египетские пирамиды, великая китайская стена и ВВС РККА образца 1941-го года — я понял уже давно, ещё «там».
«Доказательства»?!
Да сколько угодно!
Советская и, в первую очередь — истребительная авиация, не только практически всю войну не могла уберечь свои наземные войска от ударов Люфтваффе — но и казалось бы, что проще?
Прервать снабжение окружённых группировок Вермахта по воздуху.
Холм, Демянск, Сталинград…
В последнем случае, по воздушному мосту между «котлом» и авиабазами на оккупированной территории, ежедневно как по расписанию летала армада из самых разных германских самолетов. Все они практически беспрепятственно садились на аэродроме Питомник — располагавшемся всего в 20(!) километрах западнее Сталинграда и без особых проблем взлетали с него.
«Аэродром» — три раза «Хахаха»!
Прямо посреди степи находились стоянки транспортных самолетов, бомбардировщиков и истребителей, ремонтные мастерские, склады с продовольствием и горючим, бараки и землянки для раненых, автомобильная развязка и так далее и тому подобное. На этом аэродроме постоянно базировалась всего одна сводная эскадрилья из I. и II./JG3, получившая название аэродромная эскадрилья «Питомник» («Platzschutzstaffel Pitomnik»)…
И этого вполне хватало!
Хотя на этот импровизированный аэродром совершались постоянные налёты, наши «красны соколы» ничего с ним не могли поделать всё время существования Сталинградского котла.
Ну, ладно…
Положим, Питомник был надёжно прикрыт сильной зенитной артиллерией противника…
(Опять же возникает вопрос: откуда в «котле» снаряды, Зин? Которые весьма прожорливые зенитки расходуют как перепуганные? «Оттуда»!).
…Но в воздухе то, по всему пути следования перегруженных «Тётушек Ю», зенитные орудия не расставишь!
Тем более речь идёт о территории занятой именно советскими войсками, над которой «сталинские соколы» не могли гарантированно перехватывать тихоходные транспортники — что звучит наиболее удручающе…
В результате, с 24 ноября 1942-го года по 2 февраля 1943-го — когда остатки 6-й армии сдались, транспортные и прочие самолёты (использовалось всё летающее, вплоть до бомбардировщиков и планеров) Люфтваффе доставили в котел в общей сложности 8250 тонн продовольствия, топлива и боеприпасов. В среднем — 114 тонн в день, таким образом.
Мало?
Конечно, мало и причём — критически мало!
Но заслуга в этом что «мало», не советских лётчиков-истребителей вовсе — а нехватка транспортных самолётов у Третьего Рейха, ведущего войну на истощение практически со всем цивилизованным миром. Ведь, в тоже время работал «воздушный мост» и в Северную Африку, где у «Лиса пустыни» — германского генерала Роммеля и, его «Африканского корпуса» — тоже имелись вполне определённые трудности со снабжением.
Кроме того, по воздуху из Сталинграда было эвакуировано 24 760 раненых, а также 5150 человек ненужных в «котле» технических специалистов — например, танкистов. Всего тридцать тысяч человек, то есть около десяти процентов от общего числа количества окруженных.
И прервать снабжение окружённой группировки Паулюса, Красная Армия смогла — лишь захватив аэродромы противника, откуда взлетали гружённые транспортные самолёты. Возможно, именно тогда и появилась горькая, но жизненно правдивая поговорка сухопутчиков:
«Лучшая ПВО — свои танки на аэродромах противника».
И, как бы это горько не было, надо честно признать: Сталинград — это далеко не последнее и отнюдь не самое глубокое «днище». Кубанский плацдарм, Крым, Корсунь, Каменец-Подольский, Будапешт, Кёнигсберг, Бреслау и многие другие многочисленные «котлы» и города-крепости — не без проблем конечно, но всё же относительно сносно — снабжались с помощью пресловутых «воздушных мостов» вплоть до последних дней своего существования[2].
Почему так?
Вроде бы в отличии от сорок первого, с его фанерными «ишачками», к 1943-му году и, самолёты у Красной Армии стали более-менее современными и причём — как отечественного производства, так и от лучших мировых производителей… И лётчики вместе с их командирами — какого-никакого, но боевого опыта понабрались… А один хрен, чуть ли не строем летает прямо под головами этот трёхмоторный антиквариат и ничего с ним наши «трижды герои» сделать не могут.
Ответ прост до шокирующего изумления: авиация — гражданская, или боевая не важно — это не самолёты и даже не лётчики…
Это — система!
Система, состоящая из службы контроля за воздушным пространством, службы связи, службы наведения и так далее. И вот как раз этой то «системы», в ВВС РККА — практически до самого конца войны, не было. Отчего и эффективность советской боевой авиации была околонулевой. Чтоб это понять, надо прочитать воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны…
Нет, не лётчиков — те себя не обидят.
Пехотинцев, артиллеристов, танкистов. Конечно, там имеются упоминания об «красных соколах»… Но довольно-таки редкие и, в достаточно однообразной форме:
«Своих истребителей мы не видели».
Чаще, несравнимо чаще, чудом выжившие под бомбардировками бойцы, вспоминают об «стервятниках Люфтваффе». Как например Константин Павленков, инструктор политотдела 91-й танковой бригады, воевавший в 1942-м году под Воронежем:
«Взвод залег, поднять невозможно. Другой взвод убежал, всех, кого сумел собрать, повел в лес. Настроение паническое, все кричат — надо бежать… Доходило до того, что бредущее стадо лошадей или коров принимали за немцев.
А потом появились эти „Мессершмитты-110”, которые я запомнил на всю жизнь. Они подходили группами, а потом поодиночке выискивали свои цели, пикируя и обстреливая нас из пушек и пулеметов. Это была страшная вещь, и чисто психологически несущийся на тебя на малой высоте двухмоторный самолет, надсадно ревущий моторами, вызывал панику и ужас. Когда эта штуковина разворачивалась в твою сторону и начинала снижаться, даже я, взрослый человек, буквально клал в штаны, а бойцы вообще визжали, как бабы!».
***
Однако в отличии от других бесполезных «чудес света», которые веками и тысячелетиями — стоят себе молча на одном месте и, «кушать» не просят — ВВС РККА пожирают ресурсы и ресурсы не малые. Первым делом это, конечно же люди: в авиацию добровольно и по призыву(!) брали лучших молодых людей — как минимум со средним или средне-техническим образованием.
Едва научившись летать, они погибали в своих первых же боевых вылетах — делая фантастические счета «бубновым экспертам»…
А на военных заводах у станков стояли вырванные войной из школьных классов дети, или увидевшие первый раз в жизни напильник домохозяйки — которые делали брак, на котором в свою очередь лучшая молодёжь страны — гробилась ещё задолго до своего первого боевого вылета.
А в «царице полей» — пехоте, ротами или даже батальонами и полками — командовали люди с четырьмя классами образования в лучшем случае.
А советский «Бог войны» — артиллерия, не могла в должной мере освоить сложные виды артиллерийской подготовки — требующие от наводчиков орудий более глубоких познаний в математике, чем просто четыре арифметические действия.
Как-то не рационально, не правда ли?
И кого-то ещё удивляют высокие потери Красной Армии?
Что касаемо «заклёпок»…
С момента принятия на вооружения в 1938-м году и до конца Великой Отечественной войны, было выпущено девять тысяч крупнокалиберных пулемётов ДШК, использующихся главным образом как зенитные.
Девять тысяч, это много?
Много, но смотря по сравнению с чем.
По сравнению с пресловутым «1913-м годом» — это просто дох…уя, конечно.
А по сравнению с тем же временным промежутком?
Авиационный пулемёт Березина (УБ) того же калибра — 12,7 миллиметров и под тот же патрон — «12,7×108», был принят на вооружение 22 апреля 1941-го года и до его конца, успели сдать 6300 штук. Дальше, производство «Берёзы» шло по нарастающей: 1942 год — 25000, в 1943 — 43690, в 1944 — 38340, в 1945 — 42952…
Включаем калькулятор…
Ох, ну ни х… Чего себе!
156252 (сто пятьдесят шесть тысяч, двести пятьдесят два) пулемёта!
Не… Я хорошо понимаю, что все изделия оружейника Дегтярёва — крайне низкотехнологичны и, «ДШК» — ничем не лучше семейства «ДП» или «ДС-39» и, обязаны принятию на вооружение — главным образом «правильному» происхождению конструктора, но… Такой разрыв в производстве между зенитными и авиационными пулемётами, это просто…
Фантастика!
25-мм автоматическая зенитная пушка (72-К) была принята на вооружении ПВО РККА ещё в 1940-м году. Однако этот «ремейк» от шведского «Бофорса» оказался слишком технологически сложным для советской оборонки и до начала войны, в рядах Красной Армии не было ни одного его экземпляра. Потом вроде расчухались и организовав производство аж на целых четырёх заводах, осчастливили наших доблестных защитников неба аж 4888 штуками, в том числе и в спаренном варианте. Однако всё равно этот девайс был настолько редок, что даже среди трофеев Вермахта не встречается
Схожая по калибру авиационная пушка «ВЯ-23» (Волков-Ярцев, 23 миллиметра), принятая на вооружение в том же — в 1941-м году, за тот же период была произведена в количестве 64 655 штук.
Действительно: 4888 и 64 655 — земля и небо!
Единственное в чём наши зенитчики побивают наших же авиаторов, так это автоматические пушки среднего калибра: 37-миллиметровых автоматов «61-К» образца 1939-го года было выпущено 19689 штук, авиапушек Нудельмана-Суранова «НС-37» и «НС-45» — всего 6833 и 200 соответственно. Но виной тому вовсе не человеческий фактор — типа у деятелей советского авиапрома совесть наконец-то проснулась, а законы физики: несмотря ни на какие ухищрения — не выдерживали самолёты тех лет сильной отдачи от орудий «противотанкового» калибра… Иначе бы и, 76-ми миллиметровых дивизионнок «ЗиС-3» и 85-ти миллиметровых зениток «52-К» — было выпущено бы меньше, чем каких-нибудь чудо-юдо-вундерваффлей того же калибра от Шпитального и его гоп-компании.
И девятнадцать тысяч зенитных скорострелок за всю войну — это очень и очень мало!
Заводы Британской империи, к примеру, совокупно производили примерно столько же зенитных автоматов «QF 40 mm Mark I» в год(!), по лицензии от шведского «Бофорса».
Вот я сижу, жую и за процессом поглощения пищи размышляю:
«А может ну её нах — эту авиапромышленность, так и эдак её, вместе с — так и перетак мать ихнюю, военно-воздушными силами?».
В том виде, в котором та и те существуют, конечно.
Освободившиеся ресурсы кинуть на что-нибудь полезное — на ту же зенитную артиллерию в первую очередь. В ВВС РККА оставить только лучших пилотов и только добровольцев, остальных недоучек — в другие рода войск или вообще вернуть в промышленность. Уже накопленных самолётов — двадцать семь тысяч(!) на этот год хватит, а там и Ленд-Лиз подоспеет.
***
Валентина Васильевна и Светлана закончили трапезничать рано и, о чём-то о своём — об женско-девичьим болтая, вышли из-за стола и уселись на диван.
Василий весь ужин мялся, не решаясь о чём-то спросить… Наконец-то встав и, одёрнув свою гимнастёрку индивидуального пошива, решительно:
— Отец! После ареста маршала Тимашенко, лётный состав надеется на отмену «Приказа № 0362».
В конце декабря 1940 года, по престижу элиты Вооружённых Сил — авиации, был нанесён мощнейших удар. В соответствии с приказом «Об изменении порядка прохождения службы младшим и средним начальствующим составом в ВВС Красной Армии», выпускникам лётных училищ присваивалось звание «сержант», вместо «младший лейтенант» — приравняв их таким образом к военнослужащим срочной службы с казарменным проживанием, а сам срок увеличив до четырёх лет.
Не вижу, кстати, ничего особо страшного.
Например, финский истребитель-ас Илмари Ютилайнен — претендующий, на сбитие 94 советских самолета, дважды награжденный за это высшей наградой Финляндии — Крестом Маннергейма, закончил войну в звании «Lentдjдmestari» — то есть «мастер-летчик». Весьма специфическое звание, которое считается старшим из сержантских — нечто вроде мастер-сержанта, но все-таки не дотягивающим до английских «уоррент-офицеров», примерного эквивалента сегодняшнего прапорщика.
Жутчее другое!
«В реале», Тимашенко накануне войны вдруг взял и сократил технический состав эскадрилий. До него и, после него — и ныне и во веки веков надеюсь, лётчик являлся лишь верхушкой такого «айсберга», как авиация. На каждый самолёт полагался техник в звании техник-лейтенант, механик, моторист и оружейник. Кроме них, на звено в три самолёта механик по приборам, механик по специальному оборудованию и ещё один механик по вооружению на звено.
Нарком обороны же решил, что это слишком жирно: что если каждый красноармеец с четырьмя классами — без всяких механиков и оружейников сам обслуживает свою винтовку, то почему бы и лётчику — с его то средним образованием и оконченным лётным училищем, не обслуживать самостоятельно свой самолёт?
Самое смешное, что в обоих случаях он был прав!
Хотя и отчасти, но прав.
Наши «красные соколы» не успев опериться и, получить синие штаны и кубари в петлицы — как тут же по деревенскому обычаю женились и обзаводились потомством, отчего военные городки при аэродромах стали напоминать цыганские таборы. А ведь каждому семейному командиру, военное ведомство обязано — кровь из носа, предоставить соответствующее жильё.
А где его взять во всё возрастающем количестве, если в стране уже лет тридцать как, кроме заводов, фабрик и плотин ГЭС — практически ничего не строилось?
Короче, испортивший москвичей «квартирный вопрос» — грозил испортить и Вооружённые Силы и, маршал Тимашенко решился на превентивные меры
Неимоверно разросшиеся технические войска — требовали всё больше и больше обслуживающего персонала: техников, мотористов, оружейников и прочих. Ведь кроме двадцати с лишним тысяч самолётов, технический персонал требовался для обслуживания не меньшего количества танков…
А где его было взять?
Призвать из промышленности?
Тогда упадёт производство оружия и техники — тех же самых самолётов и танков, запчастей к ним и обсуживать «призывникам» будет нечего.
Да и какой нарком отдаст своих специалистов без мобилизации?
Если конечно, он к «стенке» добровольно не захотел за срыв выполнения плана и «повышенных обязательств» к нему.
В общем — проблема!
Вот только взялся Тимошенко за эту проблему — не с того места, с которого следовало бы.
Кстати, вот вспомнилось…
Хотя сын Реципиента происхождением вовсе не из деревни — как большинство его коллег по профессии, но «традиции» не избежал. 30 декабря прошлого года, в возрасте девятнадцать лет он расписался с некой Бурдонской Галиной — своей сверстнице. Перед законным бракосочетанием надо обязательно упомянуть, он получил вот такое «благословление» от родного папаши:
«Ты спрашиваешь у меня разрешения, женился — черт с тобой. Жалею ее, что она вышла за такого дурака».
Нажив двоих детей они разбежались… Ээээ… Кажется в сорок третьем году.
Как тут не вспомнить Высоцкого?
«Пусть Жираф был неправ,
Но виновен не Жираф,
А тот, кто крикнул из ветвей:
— Жираф большой — ему видней!».
***
Тщательно и не торопясь дожевав, спустя довольно продолжительное время отвечаю:
— Такие вопросы с кондачка не решаются, Василий! Мне надо подумать, посоветоваться с товарищами… В общем, подходи через недельку.
После паузы, в свою очередь спрашиваю:
— Всё хотел тебя спросить, да как-то руки не доходили… Почему ты решил стать лётчиком, Василий?
Увидев заминку, понимающе усмехаюсь и сам за него отвечаю:
— Потому что среди советской молодёжи это модно — быть лётчиком, да? Потому что в кино показывают, какие они — лётчики, молодцы? Военная форма, «курица» на рукаве и фильдеперсовые синие командирские галифе… Девчонки от одного их вида — дружными штабелями в койку падают… Так, что ли?
То, уклончиво:
— Ээээ… Мне нравится летать, ээээ… Отец.
Иронически хмыкаю:
— А мне вот нравится рыбу ловить, так что прикажешь? Стать рыбаком?
Киваю на портрет на стене:
— Сталин, он потому и стал Сталиным — потому что делает не то, что ему нравится… А то — что надо! Народу надо, Советскому государству… Партии, наконец, надо!
Тяжело вздохнув:
— А вот ты, Василий, фамилии «Сталин» не соответствуешь… Увы!
За этим явственно слышалось:
«А не сменить ли тебе фамилию, сынок? Чтоб её не позорить».
И он этот намёк отчётливо понял.
Если судить по «послезнанию», отец для Василия Сталина — был высшим авторитетом. Других он не признавал и, до конца жизни боролся за то, чтобы носить фамилию «Сталин».
Внимательно, оценивающе рассматриваю — под вполне определённым ракурсом и прикидываю хрен к носу:
«Мда… В характере не откажешь, какой-никакой ум — но имеется, жизненный опыт — он приходит с годами. Но главный отцовский талант — политический, у него отсутствовал напрочь — на том, как говорится и погорел. А ведь мог бы стать преемником Вождя — возможности имелись и причём — не малые. К лучшему или худшему это привело бы, чем было «в реале» — когда власть досталась Лысому ублюдку и его кодле? Как знать, как знать… Хотя…
Хуже не было бы — это однозначно!
Куда уж хуже?
А вот лучше — вполне возможно. Общества с династическим управлением довольно устойчивы — взять хотя бы Северную Корею или Российскую империю — худо-бедно, но просуществовавшую триста лет с небольшим. Недостатки конечно иметься — как без них… А где их нет?».
Василий, не отрывая взгляда от портрета — как будто спрашивая у того совета, не у меня:
— И что мне делать, чтобы это было надо народу, государству и партии? Чтоб соответствовать фамилии?
Внезапно — как обычно, меня озаряет:
«Чтобы иметь шанс стать преемником Вождя, ему требуется стать самостоятельной политической фигурой. А для этого сперва необходимо обрести своё-собственное имя. А чтоб в свою очередь заполучить «имя» — надо выступить с инициативой».
Приняв решение, предлагаю «дело»:
— Ты мог бы поставить вопрос ребром: а нужда ли вообще такая авиация советскому народу, правительству СССР и коммунистической партии…
У того челюсть отвисла — кишки видны, а я продолжаю, разведя руками:
— …Сам бы такой вопрос поставил, да я ж не лётчик! И мне любой из вашей братии — если вслух не скажет, так подумает: «Что ты лезешь туда, в чём ничего не соображаешь!».
Вновь показывая на портрет, молвлю озабоченно:
— Это подорвёт авторитет товарища Сталина — как главы государства: ведь лётчики — любимчики советского народа. А я этого допустить не могу!
Придя в себя, Василий от возмущения заикаясь:
— Как это: вопрос «нужна авиация», или не нужна? Любой школьник тебе скажет, отец: Красный военно-воздушный флот — гордость Страны Советов! И он нужен!
Презрительно усмехаюсь:
— «Любой школьник»! Ты лучше скажи: какой у тебя налёт, «красный сокол»?
Тот, гордо:
— Почти тысяча часов на машинах пяти типов!
Сделав глаза по полтиннику:
— «Почти тысяча»? «На машинах пяти типов»? Здорово!
Притворно восклицаю, затем склонив голову набок, с деланным подозрением:
— Сдаётся мне, что ты «несколько» злоупотребляешь нашей общей фамилией, Василий…
Тот покраснев как красна девица и отведя глаза, смущённо:
— Скажем так: мне не отказывают, если я хочу полетать.
Хмыкаю понимающе и интересуюсь следом:
— Всем лётчикам «не отказывают» или тебе одному? У всех наших лётчиков с общим налётом так, или только у тебя одного? Сколько часов в среднем налётывает на истребителях — хотя бы на «Чайке», выпускник лётного училища — которому отказывают, если он хочет полетать?
***
В марте 1940-го года лётные школы ВВС были переведены на ускоренную подготовку с сокращёнными сроками обучения. А чтобы снизить общий уровень аварийности, не придумали ничего лучшего, как прекратить обучать высшему пилотажу.
Потемнев лицом, Василий:
— Мало…
Я же:
— «Мало»? Так скоро налёт будет ещё меньше!
Удивляется:
— «Меньше»? Как «меньше»? Для чего, зачем «меньше»? И куда уже «меньше», отец!
Развожу руками:
— Запланировано уже в этом году иметь сто пятьдесят тысяч лётчиков… А с увеличением количества — уменьшается качество. Это — диалектика, доказанная всей историей человечества, Василий! И «человеческий фактор»: наклепать «летающих гробов» — гораздо проще, чем научить летать «начинку» для них.
В «реале», в конце последней предвоенной зимы было пробито очередное «днище».
25 февраля 1941-го года было утверждено постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О реорганизации авиационных сил Красной Армии», согласно которому предусматривалось создание школ первоначального обучения с курсом 4 месяца в мирное и 3 месяца — в военное время с общим налетом на курсанта 30 часов, а также школ военных пилотов с курсом 9 месяцев в мирное и 6 месяцев — в военное время с общим налетом бомбардировщиков 20 часов и истребителей 24 часа.
На деле же и, это не выполнялось… Так как для этих «школ первоначального обучения» не хватало — ни учебных самолётов, ни авиабензина, ни преподавателей-инструкторов…
Но эта система действовала всю войну!
И некоторые советско-российские историки по ней — прямо-таки кипятком писцаются. Вот мы мол, какие молодцы: завалили супостата «мясом» — не только на земле, но и в воздухе.
И поворачивается же язык такое сказать…
Какая же «муха» укусила Советское руководство (Сталина, Политбюро ЦК ВКП(б)), что они так бездумно форсировали численный рост советской авиации?
Эту «муху» звали Яков Смушкевич, ныне он — генерал-лейтенант авиации на должности помощника Начальника генерального штаба РККА по авиации и, до него у меня пока(!) не дошли руки. Во время боёв на Халхин-Голе, не сумев нивелировать превосходство японцев в воздухе более-менее эффективным руководством, он задавил их численным превосходством, а апосля заявил, что так мол и надо воевать — завоёвывая «превосходство в воздухе».
Однако в Монголии были локальные бои на сравнительно небольшом участке. Задавить массой противника на советско-германском фронте — протянувшемся от Мурманска до Кишинёва, при удручающе низкой мобильности наземных служб ВВС РККА — оказалось невозможным.
«Теоретика» конечно расстреляли, но оказалось слишком поздно.
Свою лепту, конечно, внесли и «рамзаи со штирлицами» — через ГРУ Генштаба РККА подсовывающие завышающие на порядок сводки об численности авиации и потенциале авиационной промышленности Третьего Рейха…
Адмирал Канарис и его «Абвер» — своё дело знали туго!
***
Продолжаю:
— В отличии от нашего, после лётной школы германский летчик-истребитель имеет не менее четырёхсот часов общего налета, в том числе порядка восьмидесяти — на боевой машине. После чего, он направляется не в боевую часть, а в запасную авиагруппу на фронте, где добавляет ещё двести часов на истребителе.
Оценив произведённое впечатление, спрашиваю:
— Спрашиваю тебя, Василий, как специалиста: сможешь ли ты и твои коллеги противостоять германским? Учитывая ещё и боевой опыт последних — приобретённый в боях против польских, французских, голландских и британских лётчиков?
Тот и, глазом не моргнув, режет как по-писанному:
— Сможем, отец! Если враг нападёт, советские лётчики-истребители — жизней своих не щадя, дадут ему решительный отпор и перенесут войну на его же территорию!
«Ой, дурак! Насчёт «преемника», я конечно же — изрядно погорячился…».
Тяжёлым взглядом смотря на него:
— «Жизней своих не щадя…». Запомни: героизм имеет место там, где отсутствует профессионализм! Ты рассуждаешь не как командир, а как — школьник насмотревшийся «Первых ударов»…
«Кстати, этого графомана-фэнтазёра Шпанова — надо обязательно законопатить куда-нибудь подольше, куда не доходил пастух Макар с подопечными ему телятами».
— …И мало того — как вредитель. Да, да: именно как вредитель!
Тот ошарашен, если не сказать больше… Убит, повержен, свергнут с небес — как сын Зевса Фаэтон, решивший сдуру без спроса прокатиться на крутой родительской «тачиле»…
Прижав руки к груди:
— Я не понимаю, отец…
— А что тут понимать? Ты, кто?
— Кто? Я?!
Молчит, в я тыкая в него указательным пальцем:
— Ты не просто Васька, сын Сталина и лейтенант авиации… Ты — представитель первого, по-настоящему советского поколения. Ты и твои сверстники, родились в двадцатые годы. В отличии от ваших предшественников, вы не знаете ужасов Гражданской войны и не помните пошлости эпохи НЭПа… Вы воспитывались во времена величайшего энтузиазма начала тридцатых годов и учились в советских школах — вернувшихся к нормальному, классическому образованию — после смело-безрассудных педагогических экспериментов двадцатых…
Это поколение было выбито войной процентов на девяносто, что по моему мнению — послужило одной из важнейших причин краха всей коммунистической идеи.
— …Я ни капли не сомневаюсь, что вы — жизней своих не пожалеете и, если надо — все как один ляжете в землю за наше социалистическое Отечество.
В свою очередь, прижав ладонь к сердцу, горячо говорю, прожигая его насквозь негодующим взглядом:
— А с кем останемся мы? Ты об этом подумал? Те, чьё детство пришлось на Гражданскую войну, нас — большевиков просто ненавидят за голод и лишения доставшиеся им. Те, чьё детство придётся на будущую войну — также навряд будут испытывать к Советской Власти какие-то особо тёплые чувства… С кем новое общество строить мы будем, я спрашиваю? Кто подхватит красное знамя из наших слабеющих от старости рук? КТО?!
Сталин-младший, лишь смог прошептать:
— Ты никогда со мной так не разговаривал, отец!
Подойдя ближе, положил ему руку на плечо и глядя прямо в глаза:
— Ты стал взрослым Василий и я считаю, что ты готов и должен совершать взрослые поступки.
***
После довольно продолжительно молчания, во время которого подавальщицы успели убрать посуду и принести самовар и то, что к нему полагается, Василий спросил:
— Ты предлагаешь мне помочь тебе сократить лётный персонал ВВС?
— Совершенно верно! И в первую очередь предоставив достойную альтернативу, отсеем тех — кто лётчик «добровольно-принудительно», а не по призванию. Все остальные твои коллеги будут поделены на три категории или класса: те — кто летает хорошо, те — кто летает так себе и, те — кто летает кое-как. Первые останутся в строю, в боевых частях… Вторые — отправятся в училища доучиваться… Ну, а третьи — переведены в наземный персонал или вообще — в другие рода войск, где тоже нужны грамотные и преданные Советской власти молодые люди. Естественно, до разумного предела будет сокращён и выпуск самолётов, а сильно морально устаревшие машины — переведены в разряд учебных, транспортных или вовсе списаны.
Заостряя на нужном месте вопрос, поднимаю вверх указательный палец:
— Однако, видишь в чём заковыка, Василий: Наркомат авиапромышленности и ВВС РККА — очень влиятельная сила! Возможно сопротивление, хотя и не открытое — но в виде саботажа. Поэтому желателен «толчок» так сказать «снизу». Ты согласен мне помочь?
Тот, ни секунды не раздумывая:
— Конечно! А как это сделать?
Переходя на деловитый тон:
— Завтра-послезавтра я набросаю тебе записочку с которой ты пойдёшь к товарищу Мехлису… Знаешь такого?
— Льва Захаровича? Конечно, знаю!
— Ныне он — Заведующий «Информбюро при СНК СССР» и, в его ведении находятся все газеты, журналы, широковещательные радиостанции и киностудии Советского Союза.
У того в восхищении блестят глаза:
— Ух, ты… Все, все, все? Здорово!
«Какой же ещё мальчишка!».
— Он предоставит тебе журналиста, который по моей записке поможет написать статью об проблемах в ВВС РККА, которая в свою очередь будет опубликована в ведущих газетах страны и в первую очередь — в «Красной звезде».
Василий озадаченно:
— «Об проблемах в ВВС»? А это не будет разглашением военной тайны, отец?
Смеюсь:
— «Разглашением»? Перед кем? Враги про все наши проблемы — по Финляндии знают. Свои же — узнают после начала большой войны с Германией.
Широко открыв глаза:
— «С Германией»? А как же договор о ненападении?
Морщусь, как от недозрелого лимона:
— Не задавай глупых вопросов! И заруби себе на носу: в политике, договора заключаются для того — чтобы их в удобный момент нарушать.
Понятливо кивает:
— Хорошо, «зарубил».
— Так вот: пусть враги знают, что мы знаем о своих проблемах и готовы их устранять. А свои, советские люди — пускай заранее узнают, чтоб потом не говорили что их «комиссары» обманывали.
Если заранее будет известно, что война с Германией будет тяжёлой — меньшим будет шок у красноармейцев с её началом. А следовательно — меньше успехов у геббельсовской пропаганды и, как следствие — меньше сдавшихся в плен, решив что «всё пропало».
Предупреждён — вооружён!
***
Посидели, помолчали… Затем Василий:
— Отец! С теми лётчикам — которые «по призыву», понятно. Но среди тех кто летает «кое-как» — очень много мечтающих о небе. Зачем наказывать тех, чья вина лишь в том, что они на год-два родились позже «счастливчиков»?
Сперва безапелляционно, я ответил встречным вопросом:
— А куда их прикажешь девать…?
Вспомнилось, что например, в прикрывающий военно-морскую базу в Лиепае и вооружённый бипланами «И-153» и «И-15бис» 148-й истребительный авиаполк, накануне войны прибыло из авиашколы два десятка лётчиков (в кавычках), имеющих по восемь-двенадцать(!) часов налёта на…
На «У-2»!
А ведь полку предстояло переучиваться на новейшие «МиГ-3» — на которых не за понюшку табака, гробились и имеющие по несколько тысяч общего налёта ветераны Испании, Китая, Халхин-Гола и Финляндии.
Так нахахуа, спрашивается?
Вдруг осенило:
— …Хотя, постой! Кажется я нашёл способ, по которому: «и хлопцы пьяны и волки сыты». Из юных энтузиастов (которых — хоть убей, но дай им полетать) можно создать специальные легкобомбардировочные полки на «У-2». На этих самолётах и выпускники аэроклубов — воевать смогут и, причём — воевать довольно эффективно.
Василий делает большие глаза:
— На У-2 «воевать»? Как?! Отец! Я тебя конечно уважаю… Н о в данном случае — ты глубоко заблуждаешься.
Насмешливо на него глядя:
— Эх, молодёжь… Всё бы вам «выше, дальше, быстрее»! Внешние эффекты для вас важнее, чем конечный результат…
Наклонившись к нему через стол:
— …А конечный результат для любого самолёта-бомбардировщика, какой? Донести до цели бомбу и сбросить её как можно точнее. А это можно сделать по принципу «ниже, тише, незаметно». А для этого, У-2 подходит как никакой другой.
Действительно из всей советской авиации, достойны упоминания лишь этот деревянно-фанерно-полотняный самолётик, который собирался прямо на фронте — в полевых авиамастерских, из доставляемых с мебельных заводов наборов «а-ля сделай сам». У среднего российского обывателя при упоминании об этом «небесном тихоходе», в уме одни «ночные ведьмы» во главе с Мариной Расковой. Но ведь женский ночной легкобомбардировочный полк был один-единственный… А мужских — многие десятки, по некоторым данным — скинувших за годы войну около семидесяти процентов всех авиабомб.
В отличии от «Ил-2», про которого в мемуарах недобитых гитлеровцев — очень редко что-либо встретишь, да и то — лишь у их «экспертов», которые сбивали «цементбомбёры» пачками… Эта «швейная машинка» до того задолбала «сумрачный германский гений», что тот из дефицитного разведчика «FW-189» — запилил против «русс-фанер» специализированный(!) ночной истребитель — с локатором и «джазом[3]».
Тщетно!
Ночной бомбардировщик «По-2» и его экипаж были самыми живучими в ВВС РККА: порядка 750 боевых вылетов на потерю. Даже сам увешанный до пупа «крестами» всех видов Эрик Хартман — «великий и ужасный», мог похвастаться всего лишь одним сбитым «У-двасом». Да и, то скорее всего — спиз…дел по своему обыкновению.
Для сравнения: пилот истребителя ВВС РККА делал в среднем 64 боевых вылета — до того как погибнуть, бомбардировщика — 48, штурмовика — 11, торпедоносца…
…Всего 3,8 (три целых, восемь десятых!) боевых вылета.
Самурайские камикадзе стоят за поребриком и нервно курят бамбук от лютой зависти!
Нередко, лётчики на «кукурузниках» делали по тысяче с лишним боевых вылетов за войну, оставаясь при этом без малейшей царапины. В этом они даже далеко превосходили своих британских коллег на «Москито» с их «Мерлинами».
Почему?
Потому что по целому ряду причин, их правильно использовали, а не бросали как дрова в ненасытную топку войны.
Сам же самолёт успешно применялся даже ещё во время войны в Корее, где он получил от наших бывших союзников уважительное прозвище «Ночной Чарли».
Конечно, «У-2» при всём моём к нему уважении — это только на первом этапе становления легкобомбардировочной авиации. Далее, надо будет запилить что-нибудь другое — более продвинутое, при сохранении общей концепции.
***
Рассказав про эту затею и все доводы-выводы, спрашиваю Василия:
— Как тебе выступить с инициативой и сперва создать учебную эскадрилью, затем отработав тактику — полк и, наконец — возглавить Управление легкобомбардировочной ночной авиации ВВС РККА? Если ты согласен, капитана могу дать прямо сейчас — для поднятия авторитета. Генерала — сам заслужишь.
Скажем честно: моё предложение стать предводителем «ночных ведьмаков», не шибко-то воодушевило Василия. И даже внеочередное звание его не прельстило. Он долго нудился, затем вывалил:
— Отец! Я считаю, что будучи истребителем — я принесу больше пользы социалистическому Отечеству.
Снисходительно-насмешливо на него глядя:
— С чего ты это вдруг решил?
— Потому что истребители — самый главный род авиации.
Так считал не только он, а и всё руководство Советского Союза: как военное и политическое в целом — так и авиационное в частности. По этой причине, производство истребителей до и во время войны велось опережающими темпами. Ради выпуска истребителей, например, был фактически похерен с помпой лучший советский бомбардировщик — «Ту-2».
Каверзным тоном вкрадчиво спрашиваю:
— Так уж прямо и «самый главный род авиации»? Обоснуй, Василий, почему ты так считаешь?
Тот, чуя подвох, с опаской:
— Потому что, они обеспечивают воздушное превосходство.
Включив «тупого», чешу в затылке:
— «Воздушное превосходство», говоришь? И как они — истребители, его «обеспечивают»? Я не лётчик, я не понимаю что за «воздушное превосходство» такое и, как и для чего его завоёвывают… Расскажи мне хотя бы вкратце.
Пью чай, а Василий, делая руками какие-то странные пасы над столом:
— Воздушное превосходство, отец, обеспечивается патрулированием истребителей в воздухе над важными объектами.
Допив чай и отложив в сторону стакан:
— Хорошо… Давай с тобой поиграем в командно-штабные учения: я за «синих», ты — за «красных»…
— Хорошо, давай!
Беря с него пример, также делаю руками «пасы» над столом с расставленными над ним предметами:
— Положим, это район — который требуется прикрыть с воздуха. Моя сторона стола — линия фронта, самовар — штаб фронта, вазочка на столе — склад фронта, чашки — штабы и склады армий, корпусов и дивизий…
Беру чайную ложечку и, сперва и проверив — чистая ли она, опасливо покосившись на Валентину Васильевну, провожу условные линии на скатерти:
— …Ну и наконец, это линии коммуникаций — которые тоже требуется прикрывать с воздуха: автомобильные шоссе и железнодорожные дороги, мосты на тех и других. По диспозиции всё понятно?
Улыбается:
— Всё!
На полном серьёзе:
— Теперь про «дислокацию»… Расклад сил такой: не считая бомбардировщиков, у меня всего двадцать пять самолётов, из которых двадцать истребителей, а у тебя — целая истребительная авиадивизия… Сколько это самолётов?
Поднимает глаза в потолку и как-то неопределённо:
— Смотря сколько в ней полков — всего три или пять.
«Мда…, - думаю, — с организацией авиационных частей тоже — несусветный бардак».
Вслух:
— Положим, в твоей истребительной авиадивизии — пять полков.
— Тогда у меня триста машин — не меньше.
Недоверчиво:
— Точно «триста»? Сколько тогда истребителей в полку?
— От шестидесяти трёх до семидесяти семи. Опять же в зависимости — сколько в нём эскадрилий: четыре или пять.
«Это — жоппа!».
Лишь покачав головой, махнул рукой, типа: «Триста — так триста», продолжаю, указывая на «карту»:
— Ну а теперь рассказывай, как ты всё это будешь «прикрывать». Давай — приказывай своим «орлам», куда им лететь и когда именно.
Тот, сперва довольно самоуверенно:
— Прикажу патрулировать линию фронта.
Изобразив правой рукой «самолёт», захожу с фланга на изображающий штаб фронта самовар:
— А если я зайду со стороны соседнего фронта? Трындец командованию, связи с корпусами и дивизиями нет, управление утрачено, противник без труда прорывает фронт и идёт прямиком на Москву. И виноват в этом кто? Василий Сталин! Вот мне «радости» будет на старость лет…
Возмущённо:
— У соседнего фронта должна быть своя авиадивизия!
Невозмутимо:
— Она там есть, но её командир вынужден по приказу командующего фронтом охранять его штаб. Ведь он же — не Сталин как ты и, вынужден подчиняться по инстанции, иначе… Ну ты сам должен понимать — не маленький.
А так чаше всего «в реале» и было: начальству спокойней работается — когда над ним гордо реют краснозвездные ястребки. А то, что кого-то там бомбят…
Так это ж из штабных окон не видно!
Такая же херня была и с сопровождением бомбардировщиков: главное — штаб прикрыть, а такая ерунда — проблема самих авиаторов.
Василий, озадаченно посматривая на самовар:
— Выделю один полк для охраны штаба фронта.
Делаю тот же «манёвр» справа, но уже нацеливаясь на вазочку со вкусностями:
— Складу фронта — трындец конкретный: «красные» остались с командованием — но без боеприпасов, топлива и продовольствия. Войска «синих» прорывают фронт и по пути разгромив штаб — идут прямиком на столицу первого в мире государства рабочих и крестьян. Верховный главнокомандующий делает оргвыводы и отправляет незадачливого командира авиадивизии руководить сельским аэроклубом куда-нибудь в Туруханск — где когда-то и сам пребывал во времена своей бурной молодости.
Василий не сдаётся:
— Ещё один полк из пяти выделю для прикрытия фронтового склада!
Насмешливо на него глядучи:
— А штабы армий и армейские тыловые склады? А коммуникации, их узлы и мосты? А кто будет прикрывать свои бомбардировщики, наконец?
Дав ему время подумать, делаю вывод:
— Да будь у тебя хоть десять истребительных полков, прикрыть всё ты не сможешь. Не штабы будут уничтожены, так склады, не склады — так коммуникации или позиции войск на линии фронта.
Не догоняет:
— Почему?
— Да потому что ты не знаешь главного, Василий: времени налёта… Если конечно, у тебя нет своего «человека» с рацией в штабе у противника — предупреждающего об времени и готовящегося авианалёта и месте куда он будет совершён. Есть у тебя такой?
— Нет.
— Тогда тебе предстоит пережить полный разгром! Ведь твои истребители не могут весь день висеть над прикрываемыми объектами: час-полтора патрулирования и они должны возвращаться на аэродром. Самолёты надо заправлять и обслуживать, лётчикам требуется отдохнуть и покушать.
И здесь сын Реципиента ляпнул глупость — которая объясняет все потери советских ВВС в годы той войны, при всей их очень иллюзорной эффективности:
— Я разобью светлое время суток для патрулирования по эскадрильям и по звеньям.
Не удержавшись, похлопал в ладоши:
— Браво! Ты предоставил мне возможность уничтожить твою авиадивизию по частям. Ведь мои двадцать истребителей — навалившись на твоё звено из четырёх, или даже на эскадрилью из десяти самолётов — гарантированно их уничтожат. А следом прилетевшие бомбардировщики — смешают охраняемый объект с землёй.
***
Кроме отсутствия адекватной системы наблюдения за воздушной обстановкой, оповещения и связи, причиной низкой эффективности советских ВВС являлась их тактика — которую кроме как вредительской, иначе никак не назовёшь. Вместо «свободной охоты» и истребления самолётов противника на выбранных участках, после чего собственные ударные самолёты — делали с наземными войсками что хотели, советские авиационные теоретики-генералы считали, что господство в воздухе обеспечивает постоянное патрулирование истребителей.
В результате что?
Несмотря на всё увеличивающийся выпуск самолётов и пилотов, несмотря на достаточно щедрые поставки по Ленд-Лизу — советские ВВС были размазаны тонким слоем на всём громадном протяжении Восточного фронта и, немногочисленные — но собранные в кулак Люфтваффе, могли бить их на отдельном — выбранном по их же инициативе участке…
И это с успехом делали практически до самого последнего дня боевых действий.
Вот откуда при общем численном превосходстве в машинах с самого начла войны, все эти однотипные воспоминания советских лётчиков:
«Нас было пять, а их — двадцать пять!».
Такие доклады «на вверх», объясняющие высокие потери — приводили к тому, что военно-политическое руководство требовало всё большего и большего производства истребителей, даже в ущерб выпуска ударных самолётов и качества подготовки пилотов для них, отчего страдали наземные войска — вынужденные наступать и обороняться без нормальной авиационной поддержке.
Командование же Вермахта, свято соблюдало главный принцип стратегии, гласящий:
«Везде быть сильным нельзя»!
Поэтому ударные кулаки Люфтваффе появлялись лишь в решающих местах и в решающее время. На второстепенных же участках, Вермахт вполне себе обходился зенитной артиллерией, которая так же принадлежала ведомству Германа Геринга. Вот например, как это происходило во время неудачного советского наступления под Оршей, 19 мая 1944-го года:
«Шестерками, одни за другими, пролетали наши штурмовики Ил-2. Но с ними творилось что-то странное: когда они долетали до третьей линии немецкой обороны, выполняли задание и пытались развернуться, ничего из этого не получалось, и один за другим они взрывались и падали.
Назад возвращался один из шести. Еще во время артподготовки мы вышли из своей подземной машины (окопанного грузовика с радиостанцией в кузове. Авт.), стояли во весь рост на высоте и в недоумении наблюдали за этими катастрофическими воздушными атаками[4]».
Заметим, что все эти Ил-2 были двуместными — с крупнокалиберным «УБ» в задней кабине и стрелком. В отличии от тех что имелись в сорок первом — готовыми дать отпор «мессерам» да «фокам», заходящем в хвост.
Уши же все прожужжали про такой апгрейд «летающих танков», все поголовно авторы альтернативок про попаданцев!
Как бы это не звучало кощунственно, но всё же не удержавшись, спрошу:
Ну и как?
Помогло?
Командование советских ВВС же — желая прикрыть все, в результате не могло прикрыть ничего. Поэтому мнение, что на каком-то этапе войны СССР завоевал господство в воздухе — является полностью высосанным из пальца.
Спустя какое- то время, возмущается:
— Это не честно, отец! У тебя тоже не было шпиона в «моём штабе», а ты знал где и когда охраняли мои истребители!
Невозмутимо отвечаю:
— У меня не было шпиона, но у меня была разведывательная авиация. Помнишь мои слова: «У меня двадцать пять самолётов. Из них двадцать — истребители». Оставшиеся пять — разведчики! Извини, конечно, что забыл предупредить.
— А у меня?
Всё также, сделав морду топором:
— А у тебя не было разведывательной авиации, так как в отличии от меня, ты считаешь что главные самолёты — истребители. Так что не обижайся!
И таким макаром, я его добил.
***
После моих слов, лейтенант Сталин впал в полный душевный раздрай, или как у нас — в двадцать первом веке говорят: «когтеевидный дисбалланс». Хотя возможно, я что-то путаю.
С растерянно бегающими глазами, он спросил куда-то в пустоту:
— Так это что получается, отец? Превосходства в воздухе завоевать невозможно?
Утверждающе кивнув:
— Конечно, нет. Особенно с такой подготовкой лётчиков, тактикой и организацией, как в ВВС РККА.
— Неужели наши авиационные генералы об этом не догадываются?
Внутренне усмехаюсь:
«Ха! Да они за четыре года войны, ни об чём «таком» не догадывались — хотя их регулярно пиз…дили! Хотя в народе говорят: «за двух небитых одного битого дают», это видимо — не про нашего генерала».
И дело тут даже не в радиофикации самолётов: у японцев в конце-концов — примерно такая же шняга с ней… Но ни одному американцу не придёт в голову заявить, что война против морской авиации «джапов» над Тихим океаном — была лёгкой прогулочкой со стрельбой по уточкам.
Всё дело в том, что несмотря на громкие заверения, типа: «Бить врага только на его территории» — советская доктрина была оборонительно-пассивной. Пассивными (в «плохом» смысле этого слова) были сухопутные генералы — с их «рубежами»… Пассивными были адмиралы с их «минными позициями» — даже против такой великой морской державы, как Румыния… И авиационные генералы тоже — были пассивными, с их «патрулированием» и «превосходством в воздухе»…
А куда им деваться, если общая тенденция такая?
На вопрос Василия, я только и смог, что развести руками:
— Видимо не догадываются! Вот ты и подскажи им это, в своей статье в «Красной звезде».
Затем вопреки известной поговорке, от «наших баранов» — возвращаюсь к началу разговора:
— Впрочем, сегодня я не про них, а про тебя. Благодаря некоторым деятелям от культуры и в частности — кинематографа…
«Пересажаю, нах!».
— …Были неправильно расставлены приоритеты среди родов авиации. Я намерен в ближайшее же время всё это исправить: ведь в конце-концов, истребители нужны не сами по себе — а лишь для обеспечения свободы действий самолётов-разведчиков и бомбардировщиков. Последние же, существуют — не красоты ради, а в интересах сухопутных войск.
— Поэтому повышенные оклады, звания и награды, впредь будут получать лётчики разведывательной авиации. Ведь вовремя добытые ими разведсведения, могут быть решающими при проведении собственной наземной операции, или сорвать таковую же у противника.
В настоящее же время, разведывательной авиации уделяется остаточное внимание…
И это ещё слабо сказано!
— На втором месте — бомбардировочная (особенно ночная дальнебомбардировочная) и бомбардировочно-штурмовая. И только на третьем месте — вы, лётчики-истребители.
Конечно, я изрядно всё упростил и нагнал излишней жути, но всё это только пользы ради.
Затем я рассказал про свои первые решения в области военно-воздушных сил: про Отдельный учебный полк ночных бомбардировщиков Голованова, Разведывательную авиагруппу Генерального штаба РККА и Особую истребительную эскадрилью Рычагова «Агрессор», после чего:
— Конечно, ты можешь вновь «злоупотребить фамилией» и устроиться в любую из этих элитных подразделений. Тебе не откажут! Там будешь быстро продвигаться по службе и в званиях, в первую очередь получать награды. Но всегда, ты будешь себя чувствовать прихлебаем, а не сделавшим себя сам…
Посмотрев на портрет на стене:
— …Как твой отец.
Уперев ему палец в грудь, заглядываю в глаза:
— Я же тебе предлагаю шанс! Выступишь с инициативой создания легкобомбардировочной авиации ВВС РККА. Создашь её «с нуля»: это будет твоё и только твоё детище! Благодаря ему ты получишь своё собственное имя. В народе будут говорить не «Василий Сталин — сын Великого Вождя», а «Василий Сталин — великий и ужасный предводитель «Ночных ведьмаков»»! Враги будут вздрагивать по ночам и просыпаться в липком поте, лишь услышав стрёкот твоих «У-двасов»!
У того глаза горят, как у фары тепловоза:
— Почему «Ночных ведьмаков»?
Пожав плечами:
— Так… Первое название, что на ум взбрело. Не нравится — придумай что-нибудь своё.
Задумчиво:
— Да почему же… Очень нравится. Спасибо, отец!
Ну, вроде дело сделано. Чисто для проформы спрашиваю:
— Так ты согласен?
— Конечно!
— Тогда завра вечером получишь от меня записочку с планом статьи, а послезавтра с утра — товарищ Мехлис ждёт тебя у себя.
В голову пришла ещё одна идея, как ускорить события:
— Как, кстати, дела на семейном фронте, Василий?
Тот, непроизвольно вжав голову в плечи:
— Спасибо, отец, всё хорошо…
Подбадривающим тонном:
— Передавай привет Галине от нас с Валентиной Васильевной и Светланы, не забудь.
«Рот до ушей — хоть завязочки пришей»:
— Спасибо, обязательно передам!
Показываю ещё один «пряник»:
— Как сформируешь первый полк «Ночных ведьмаков» — жду вас обоих в гости. Эээ… Скажем на восьмое марта — Международный женский день.
С дальним прицелом думаю:
«Как раз немного времени останется, чтоб обкатать тактику легкомоторной бомбардировочной авиации перед Советско-финской продолженной войной и испытать её в деле».
Василий, чуть не захлебнувшись воздухом от радости, пробормотал что-то маловразумительное, но я понял: полк будет готов точно в срок. Особенно если ему дать в помощники пару толковых штабных командиров и технических специалистов и, не забыть озадачить конструкторов специальной версией «У-2».
От сына Реципиента, по существу — требуется только его громкая фамилия…
Ну и нерастраченная энергия и энтузиазм молодости, конечно.
Поговорили ещё об том, об сём и вдруг без всякой задней мысли, спрашиваю:
— Василий! Ты же нынче на курсах командиров авиаэскадрилий должен быть. Почему же в Москве то и дело ошиваешься? «Оргвыводов» не последует — обещаю… Но всё же?
И тот, по-детски наивно-счастливо улыбаясь, вываливает мне «арбуз»:
— С начала зимы учебные полёты отменили в связи с морозами и сильными снегопадами. На самолётах старых типов летать невозможно — из-за открытых кабин, на нового типах — из-за того, что они в отличии от старых — не снабжены лыжами… Что с тобой, отец?
***
И тут вдруг у меня потемнело в глазах. Я вспомнил: в этот год «генерал Мороз» — работал на Гитлера …
Когда недобитые «белокурые бестии», ностальгируют об своих яйцах — утраченных в результате обморожения под Москвой, то они понятия не имеют — насколько им повезло, что Бесноватому — не пришло в голову начать свой «Драх нах Остен» на год раньше. Ведь самая холодная зима за столетие, была в 1940–1941 году…
То есть прямо в данный момент.
«Ноябрь и декабрь 1940-года в европейской части страны были аномально холодными, а в январе — столбик термометра не поднимался выше минус тридцати, в отдельные дни опускаясь ниже сорока мороза. Мало того, лютый январский холод сопровождался сильным ветром. В больницы поступало множество пациентов с обморожениями. Сильнейшие морозы ударили по промышленности и коммунальному хозяйству. Предприятия вставали, трубы лопались, перестал ходить транспорт. Работать на улице стало невозможно, остановилось строительство и ремонтные работы. Помимо людей, от аномальных морозов пострадала природа, когда менее устойчивые к холодам породы деревьев вымерзли на корню. Так из Московской области почти полностью исчезли дубы и клены. В садах погибло множество плодовых деревьев, даже тех сортов, которые прежде считались морозостойкими…».
За аномальными холодами пришли обильные снегопады:
«К началу первой декады февраля в Москве наступило резкое потепление. 10 февраля утром было около —8 °C, а 11 февраля, к вечеру, температура поднялась до 1 °C тепла. Повышение температуры сопровождалось обильным снегопадом, который начался ещё 9 февраля, но особой силы достиг в ночь с 10 на 11 февраля. Снег не прекращался весь день 11 февраля. В окрестностях Москвы снежный покров к вечеру 11 февраля достиг 60 см. Прирост снежного покрова за одни сутки составил 7 см».
Затем аномальная зима плавно сменилась аномально холодной, затяжной весной:
«Весна выдалась холодной, поздней и затяжной. Причиной тому послужило преобладание меридиональной циркуляции над зональной (эта особенность циркуляции прослеживалась ещё с осени 1940 года). В апреле среднесуточная температура была ниже средней многолетней на 1,8 °C. Устойчивый снежный покров наблюдался до конца первой декады апреля».
Отрицательные отклонения температуры от нормы были отмечены в течение всех первых 5 месяцев 1941-го года — впервые за 120 лет наблюдений. До этого обычно после четырех холодных месяцев пятый был теплым. Но в 1941-м году холодным выдался и май месяц и, даже июнь:
«В начале июня наблюдалось очередное вторжение арктического воздуха. В ночь с 2 на 3 июня в Москве температура воздуха составила 0,4 °C, что было близко к суточному рекорду 1916 г. Также 3 июня был отмечен слабый ливневый снег(!). Среднесуточная температура 3 июня составила всего 2,6 °C, что на 11,5 °C ниже средней многолетней. А в ночные часы 4 июня столбики термометров понижались до 0,3 °C, что является абсолютным суточным минимумом температуры для суток 4 июня и по сей день».
Хорошая погода пришла лишь к двадцатым числам июня — прямо как по заказу Гитлера:
«До конца июня большого тепла так и не было, за исключением периода с 12 по 20 июня, когда в дневные часы температура воздуха повышалась до 20…25 °C. Например, 20 июня, когда прошли выпускные вечера, в столице стояла довольно жаркая (25,2 °C) погода. И лишь во второй половине дня Москву пересекал холодный атмосферный фронт, принесший ливневый дождь и понижение температуры»[5].
Эти выкрутасы природы очень сильно ударили по боевой подготовке РККА и особенно по её самому слабому звену — Военно-Воздушным Силам (ВВС РККА).
Когда три месяца морозы, летать в открытых кабинах самолётов старых типов — довольно рискованно, учитывая и без того критически-высокую аварийность в этом роде войск. Когда потеплело, из-за снегопадов летать было нельзя уже на самолётах новых типов и без того слабо освоенных лётчиками…
Ведь до начала 40-х, все советские самолёты оснащались в зимний период лыжами. Но потом наши чиновники от авиации съездили в Европу и, в промежуткам между шопингом обнаружили, что там зимой на лыжах не летают…
А значит и нам не след!
Вышел указ Наркомата авиационной промышлености и приказ наркома Тимошенко чистить зимой аэродромы он снега — как это делают где-нибудь в Италии…
А чем?
На аэродромах даже автоцистерн и автостартёров критически не хватает, а про снегоуборочные машины и слыхом не слыхивали…
Короче, подкузьмил нам изрядно генерал Мороз…
Сволочь!
***
Когда пришёл в себя чувствую на себе обеспокоенные взгляды домашних, уставившись на телефон, шиплю сквозь зубы:
— Всем выйти!
Валентина Васильевна, обеспокоенно:
— Иосиф Виссарионович, ты здоров? Может, профессору Виноградову позвонить?
Выхожу из себя, весь как в ознобе дрожа и топнув ногой:
— Я сказал: всем выйти! Быстро! Всем вон!!!
Когда остался один, с колотившимся как отбойный молоток сердцем, беру трубку и набрав по «ВЧ» номер штаба ВВС РККА и представившись, весь кипя от злости, едва сдерживаясь чтоб не перейти на многоэтажный русский мат, спрашиваю:
— Кто в вашей «конторе» отвечает за боевую подготовку лётчиков? Как это: «ещё не назначили» — вы что там? Оху…ели?! А кто прежде отвечал? …Что?! Генерал-лейтенант Пумпур? Как это «Пумпур»?! Вы что там — совсем оху…ели?! Ему же уже давно «лоб зелёнкой намазали»! Ты что, судак белоглазый? В «мёртвые души» со мной решил поиграть?! На лоскуты порву, Чичиков гребаненный!!!
Что-то моё «послезнание» виснуть стало: помню — шлёпнули этого авиастратега, а когда именно — не помню, хоть самого расстреливай.
Однако мой «собеседник» в Штабе авиации настаивает, поэтому пришлось переобуться на скаку:
— Тогда срочно меня с ним соедините — пока его ещё не расстреляли и, побыстрей — пока за Вас не принялся.
Минут пять-десять — бегаю туда-сюда по столовой как лев в клетке и, наконец-то услышав звонок, хватаю трубку и услышав незнакомый встревоженный голос, уже не сдерживаясь рычу:
— Спите, товарищ генерал, да? А я вот, сцука, из-за Вас не сплю! …Молчать! Расскажите мне как идёт боевая подготовка лётчиков Московского военного округа…
— …Чё «погода»? Чё за гнилой базар, олень? На всей «одной шестой земной поверхности» — снегопады и морозы за тридцать? Чё за тупые отмазки, чепушило чертоганское? …Чё?! Ты мне ещё там покипишуй, бычара — в асфальт закатаю!
Наконец, вообще срываюсь с резьбы:
— Да вы там совсем мышей не ловите! Мать, мать, мать…!!! Вы, что там? Совсем меня и Советскую Власть бояться перестали?! Мать, мать, мать…!!! Да я вас там всех вые…бу и высушу — так передай всей своей кодле! Мать, мать, мать…!!!
«Трёхэтажно и выше» выматерив генерала, как отстирав, приказываю:
— …Слушай сюда, сволочь! Ты вновь назначаешься Начальником Управления боевой подготовки ВВС РККА. Догоняешь? …Не «кого» — а «что», терпила!
— Слушай боевой приказ! Не знаю как: воздухом, по железной дороге или по льду впадающей в Каспийское море Волги — но ты перебрасываешь в Туркмению самолёты выпуска до тридцать девятого года, лётный и технический персонал воинских частей, лётные училища. Вдоль всей Закаспийской железной дороги — организовываешь зимние лагеря по подготовке лётного персонала. Если бы знал географию хотя бы в объёме школьного глобуса, тупой недоумок, то понимал бы: там тепло, нет снега и ровная как стол каменистая пустыня… Сплошной аэродром, в общем: разбиться невозможно — даже если сильно захотеть.
Вроде бы американцы во время Второй мировой войны, тоже тренировали свой крылатый молодняк в пустыне Невада — где есть все условия для безаварийной посадки в любом месте… До начала ядерных испытаний там, по крайней мере.
Стучу кулаком по столу:
— И летать, летать и ещё раз летать — Баку совсем под боком, бензина — море! Нормальная лётная подготовка — с фигурами высшего пилотажа, бомбометанием и стрельбой. Отработка групповой слётанности в составе хотя бы до полка в тридцать самолётов, наведение с земли по радио — в первую очередь.
— И насрать на аварийность! Знаешь, как Николай Первый про подготовку рекрутов говорил? Сука, пропускают занятия по истории, а потом тупят! «Двух запори — одного выучи»!
Кстати, довоенная подготовка лётчиков японской авианосной авиации — менее чем через год наделавшей столько шухера в Перл-Харборе, практически ничем не отличалась от этого принципа.
— Две недели сроку тебе, утырок и, я приятно удивляюсь! И не вздумай мне фуфло толкать — до Лубянки не доживёшь, гнида!
Немного успокоившись, звоню Мехлису:
— Не спится, Лев Захарович? Вот и мне тоже…
Кратко рассказав суть дела, то да сё:
— Послезавтра с утра к тебе подойдёт Василий — выдели ему своего самого бойкого «пса тоталитаризма» и пусть они на пару, как следует пропесочит наших «летунов-петушков» в генеральских штанах.
Звоню Кобулову — начальнику «Главного промышленно-экономический отдела при Совнаркоме СССР» (ГПЭО СНК СССР) и, в двух словах рассказав ему про затею с созданием Центра подготовки лётного персонала в Туркменской ССР, приказываю:
— Проследите чтоб этот Пумпур выполнил моё задание точно и в срок и, если надо помогите ему. А если ничего не помогает — заройте его там в песок по шею и, найдите замену.
Вспомнив кое-что:
— Кстати, товарищ Кобулов… А почему среди ваших шести главков до сих пор нет авиационного?
Впрочем, ответ и так ясен: Наркомат авиационной промышленности, который одно время «крышевал» один из четырёх братьев Кагановичей — был как жена Цезаря, неприкасаем даже для сверхмогущественного НКВД. Ежели кого-то из авиаконструкторов, авиачиновников или авиагенералов и сажали, то это как правило — результат внутренних разборок: подросший и оперившийся молодняк требовал «места под Солнцем».
Услышав примерно то же самое — что и вышеописанное, требовательно:
— Так пора его создать! Пусть авиационный главк будет в вашем Отделе «седьмым» — число счастливое.
Позвонил ещё по паре адресов и пообщавшись на разные темы, глянул на часы — почти час ночи:
«Так и в «сову» недолго превратиться»!
Дверь осторожно приоткрывается в узкую щель одновременно робко заглядывают три мордашки.
Развожу руками:
— Ну а я что говорил? Без подсказки товарища Сталина и штаны — самостоятельно не догадаются снять, прежде чем «по большому» сходить.
***
Почему то после того нервного срыва, я страшно… Хм, гкхм… Возбудился в половом отношении и у нас был просто феерический секс с законной супругой: оба так и «летали» уже не знаю куда пристроиться — на потолке разве что только не пробовали.
Потом она со счастливой улыбкой уснула, а мне не спалось от слова «вообще».
Долго лежал с открытыми глазами, слушая ритмичное дыхание Валентины Васильевны — периодически переходящее в лёгкий храп и, люто завидовал. Затем встал и захватив с собой одежду, выйдя в прихожую стал одеваться. Заглянув в гостевую возле выхода из здания и спросив бдящего там прикреплённого:
— Что, не спится? Мне тоже…
Тяжело вздохнув, предложил:
— Пойдём погуляем, товарищ сержант, свежим воздухом подышим?
Тот, пытался отговорить от этой затеи:
— Мороз же, товарищ Сталин!
Улыбаясь успокаиваю:
— Оно и к лучшему — враги в засаде не усидят.
Затем, как бы не час бродил вдоль речки, периодически оттирая руками уши и размышлял:
«Эх, если бы в одной авиации было дело… И если бы всё можно было поправить одним телефонным звонком с русским матом — безжалостным и беспощадным…».
[1] Предположительные любовники Светланы Сталиной в порядковом перечне: пейсатель Лазарь Яковлевич Каплер, поэт-диссидент Андрей Синявский и поэт Давид Самойлов. Мужья: правовед Григорий Морозов, сын «того самого» Жданова — Юрий, африканист (специалист по негроафриканцам) Вано Сванидзе, гражданин Индии Браджеш Сингх и наконец американский архитектор Уильям Питерс.
[2] Кому интересно: Дегтев Дм. «Воздушные извозчики вермахта. Транспортная авиация люфтваффе. 1939–1945 гг».
[3] «Джаз» (Schräge Musik) — немецкое название способа установки пушечного вооружения на ночных истребителях во время Второй мировой войны.
[4] Рабичев Л.Н. "Война все спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941–1945».
[5] Выделенное прописным шрифтом взято из открытых источников и легко может быть проверено при желании.